То были огромные абстрактные картины в оттенках красного, черного, белого и бирюзового. Они добавляли изюминку, заставляя думать, что в квартире обитает человек с изысканным вкусом, а не парень, который просто все выбрасывал на ветер, потому что у него были деньги и думал, что это выглядело круто.

Кольт направился к бару и налил два бокала, протянул один мне, его глаза никогда не покидали моих.

— Я не пью, — сказала я.

Он поднял брови.

— Ты не пьешь?

— Нет.

Жизнь в приемных семьях заставляет пойти одним из двух путей: либо пьёте, как и большинство приемных родителей, либо решаете добиться чего-то большего в жизни, чем они, и поэтому остаётесь вдали от алкоголя. Я принадлежала к последним.

— Ты хотела быть стриптизершей и не пьешь? — Он запрокинул голову и рассмеялся, словно это была самая смешная вещь в мире.

— Не мог бы ты показать, где я буду спать? — Спросила я. Мой тон ясно давал понять

— для него же лучше не думать, что мы будем спать в одной кровати.

— Конечно.

Он сделал большой глоток из своего стакана, затем повернулся и начал подниматься по винтовой лестнице на другой стороне комнаты. Я колебалась, не уверенная, должна ли следовать за ним. Мысль остаться наедине с ним наверху, послала озноб по моему позвоночнику. Мой желудок скрутило, но не из-за страха. Это было очень странно — хоть я и ничего не знала о Кольте, я чувствовала в глубине души, что он не причинит мне боль. В самом деле, его присутствие, пусть таинственное и темное, тоже как-то успокаивало.

Я последовала за ним вверх по лестнице к комнате в конце коридора.

Он открыл для меня дверь.

— Полотенца в шкафу, в ванной, — сказал он.

Я кивнула.

— Спасибо.

Он оглядел меня сверху вниз, его взгляд задержался на моих губах. Я снова подумала о том, как близко я была к поцелую с ним, и мое лицо побагровело.

— Ты должна поспать, — сказал Кольт. — Дай мне знать, если тебе что-нибудь нужно.

И потом он просто ушел.

Я оглядела комнату — просто и со вкусом. Кремового цвета кровать на платформе упиралась в дальнюю стену, покрытая нежно-голубым одеялом. Рядом с ней стояла небольшая тумбочка, на которой находились серебряные часы, растение с широкими зелеными листьями, которые кажутся, живыми, и стопка книг.

Я провела рукой по корешкам. Все книги о философии.

Я повернулась к соседней ванной.

Она была маленькой, но современной, с мозаичными душем и раковиной.

В шкафу я обнаружила пушистые халаты и полотенца. Я провела рукой по мягкой ткани. Не могу вспомнить последний раз, когда у меня был душ с пушистым полотенцем, или даже просто душ, где не было толпы людей, ожидавших, когда я закончу.

В душе был регулятор для цифровой настройки температуры холодной или же теплой воды, как захочется, и я установила его так высоко, как могла вытерпеть, затем вошла в душ и позволила воде скользить по моему телу. Я вымыла волосы кокосовым шампунем, который стоял на полке в ванной, затем завернулась в полотенце и вернулась в спальню.

На кровати стоял поднос, на нем — тарелка супа и бутерброд. BLT. (Прим. бутерброд с большим количеством вариаций, основный ингредиенты — бекон, салат, майонез, помидор, хлеб). Мой любимый. Здесь же была аккуратно сложенная серая футболка и пара тренировочных штанов.

Я ничего не ела весь день — этим утром в приюте подавали овсянку с изюмом, а я сторонилась овсянки, с тех пор как один раз, в прошлом месяце, одной из моих изюминок оказалась муха.

Я жадно съела сэндвич. Я раздумывала, сделал ли Кольт его сам. Сэндвич был на удивление хорош — бекон был соленым и теплым, салат хрустящим и свежим.

После еды я почистила зубы новой зубной щеткой, которую нашла под раковиной, затем высушила волосы феном, висящими на стене.

Я переоделась в одежду, которую он мне дал, и скользнула под простыни.

Они были шелковистыми и мягкими, странно ощущаясь на моей коже.

Я была уверена, что не смогу заснуть. Кровать была чужой, место странное, не говоря уже о том, что Кольт был внизу.

Но я закрыла глаза и секунду спустя провалилась в сон.

Я была в моей приемной семье, семье Дейли, где я встретила Лиама. Г-н Дейли, или Фрэнк, как он любил, чтобы его называли, заставил меня ставить свечи на день рождения в огромный торт из грязи и травы. Я начала ставить их по одной, но каждый раз, когда я втыкала новую свечу, другие свечи падали. Г-н Дейли стоял в углу с ремнем, его глаза смотрели печально, когда он покачал головой взад и вперед.

— Ты делаешь это неправильно, Оливия, — грустно сказал он. — Неправильно.

Потом вышел Деклан и начал направлять мою руку так, чтобы правильно поставить свечи. Я была счастлива. Но потом, из ниоткуда, на руку Деклана опустился ремень, вжимая ее в торт.

— Нет! — Закричала я.

Мои глаза распахнулись.

Мое сердце забилось быстрее, лицо горело. Я села на кровати, паникуя, не уверенная в своем местонахождении. Потом я вспомнила. Стрип-клуб. Кольт. Его квартира.

Я легла обратно на кровать и попыталась успокоиться. Но это не сработает. Я знаю, что не сработает.

Оставался только один выход.

Я встала и направилась в ванную, схватив свою сумку на ходу. Как только я оказалась в ванной, я вытащила свою косметичку, затем достала зеркало и вынула лезвие.

Оно мерцало на свету, и я приложила край к своей коже. Мне нравилось резать руки. Я знала, что это рискованно, что я должна попробовать делать это на бедре или выше на моей руке. Но ничего так не успокаивает меня, как раны на запястьях.

Первый разрез не был глубоким. Он был поверхностным, просто маленький намек, от которого едва ли выделилось немного крови. Это просто дразнилка перед началом, как закуска перед основным приемом пищи, чтобы можно было унять голод.

Я практически сделала второй, более глубокий порез, когда дверь в ванную стремительно распахнулась.

Кольт стоял там, одетый в белую футболку и темно-синие спортивные штаны. Его волосы были влажными и немного растрепанными, словно он только что вышел из душа. Он посмотрел на меня, его лицо было мрачным.

— Я слышал твой крик, — сказал он. — Мне нужно было убедиться, что ты в порядке.

— У меня был кошмар.

Он посмотрел вниз на бритву в моей руке, потом на порез на запястье. Его взгляд скользнул обратно к моему лицу, и между нами что-то произошло. Могу сказать, он точно знал, что я делаю. Он знал, что я раню себя, знает, что это только начало. Это заставляет меня заинтересоваться, откуда он узнал — он тоже режет себя? Но хватило одного взгляда на гладкую кожу его предплечья, и я поняла, что это, не так. Интересно, попросит ли он меня остановиться?

Я замерла, бритва по-прежнему прижата к моей руке. Это изысканная пытка, думать, что ты вот-вот получишь освобождение, а потом быть пойманным.

Кольт пересек комнату в два шага, протянул руку и осторожно взял бритву из моей ладони. Он положил ее на раковину, а затем повернул мою руку в своей руке.

Он изучал мой порез. Тонкая струйка темно-красной крови появилась на моей коже. Но вместо того, чтобы наказать или спросить меня, почему я делаю это с собой, он достал бинт и Неоспорин из аптечки. (Прим. Неоспорин (Neosporin) — известное американское средство от ожогов, порезов и ушибов. Мазь)

— Все нормально, — сказала я. — Я могу сама это сделать.

Он поднял брови, будто не мог доверить мне даже такую простейшую вещь. Затем он выдавил немного Неоспорина на бинт и наложил повязку на мой порез.

— Спасибо, — сказала я, убирая свою руку. Она горела там, где он ко мне прикасался.

Он не сказал "пожалуйста". Вместо этого он просто смотрел. Его глаза были глубокими и спокойными, и они предупреждали меня, что он настолько увлечен, что может делать со мной все, что угодно. Тишина затянулась между нами, и я подняла подбородок, разрешая ему сказать мне, убираться отсюда. Если бы он это сделал, мне было бы все равно. Я не боюсь вернуться в приют.