– Елки. Я бы от такого заказа сбежал на край Мира, – честно признался я.

– Да я бы тоже, – усмехнулся Малдо. – Если бы как ты умел ходить Темным путем. Чтобы завтра же быстро вернуться обратно, пока заказчик не передумал. При этом совершенно не представляю, что я буду делать. И как успею за несчастные три дюжины дней, пока халиф будет до нас добираться. Он, страшно подумать, уже в пути! И где возьму… нет, стоп, заврался, о стройматериалах мне, хвала Магистрам, на этот раз думать не нужно, Его Величество любезно взял эту заботу на себя, весь мусор Соединенного Королевства к моим услугам. Но все остальное – полный конец обеда. Пристрели меня, сэр Макс. Из бабума. Я точно знаю, что ты промажешь, поэтому и прошу.

– То есть ты счастлив? – резюмировал я.

– Естественно! Но все равно в панике. По уму, уже завтра надо приступать к работе, а я даже примерно не представляю, что мы будем строить. Поэтому и хотел с тобой посоветоваться.

Я открыл было рот, собираясь сказать, что я, конечно, великий герой, кто бы спорил, но просить у меня совета в этом деле лучше не надо – если ему хоть сколько-то дороги жизнь, рассудок и судьба современной архитектуры. Особенно она. Но тут Малдо добавил:

– Ты же путешествовал между Мирами. И чего только там не повидал. Может, вспомнишь для меня что-нибудь этакое?

Я призадумался. Потому что в его словах был некоторый смысл. Художникам положено черпать вдохновение в потусторонних видениях и мистических грезах. А я и есть что-то вроде грезы. Хороший, качественный горячечный бред.

– Или даже Магистры с ними, с другими Мирами, – продолжил Малдо. – Ты же своими глазами видел Черхавлу [2]! А для шиншийцев она – одна из самых главных легенд. Все с детства мечтают ее увидеть, это мало кому удается, но в каждом поколении есть кто-то, кому удалось. Ну или просто врет так удачно, что ему верят. Неважно! Главное, ты-то Черхавлу действительно видел. И сможешь набросать эскиз.

– Последнее, кстати, не факт. Я так давно не пробовал рисовать, что наверняка даже карандаш держать разучился.

– Год назад у тебя получалось, – напомнил он.

– На мой взгляд, не то чтобы… Ладно, Магистры с тобой, нет там ничего особенно сложного. Высокие, узкие, устремленные в небо дома, скорее даже дворцы, белые в темноте, а при дневном свете лиловые, полупрозрачные, как предрассветный туман – вот, собственно, и все. Но только учти, местные жители объяснили, что Черхавла стала такой, повинуясь каким-то моим неосознанным тайным желаниям. Каждый гость видит ее по-своему, вот в чем беда. А настоящая Черхавла выглядит как лоскутное одеяло, сотканное из бликов света всех мыслимых цветов.

– Ты это сам видел? Или тебе рассказали?

– Сам. После того, как Кофа отвесил мне оплеуху рукой, предварительно омытой в Источнике Боли; такие оплеухи лишают иллюзий – всех сразу, но, как показывает практика, не навсегда. Как мистический опыт это пестрое облако света было вполне ничего, но как архитектурное решение, по-моему, не очень.

– Да, – согласился Малдо. – В лоскутном одеяле из световых пятен вряд ли удобно жить. Я бы, пожалуй, остановился на белых и лиловых дворцах, устремленных в небо. На фоне наших невысоких домов это произведет очень сильный эффект, даже если никто, кроме тебя, не увидит в них сходства с Черхавлой. Хотя это было бы жаль.

– А не хочешь построить шиншийцам невидимый дворец? – спросил я. – У меня тут недавно гостил один… старый приятель. И случайно заколдовал Мохнатый дом: сделал его невидимым. Очень сильное впечатление, когда видишь перед собой пустоту, а наощупь – твердые стены, ступени, дверь, заходишь, а там все на месте.

– Могу представить, – кивнул Малдо. – Но, по-моему, это как-то немного чересчур радикально. Тем более, для шиншийцев. Они к нашей магии не привыкли, им и так все будет в диковинку. А тут еще и ночевать в невидимом доме. У кого хочешь нервы сдадут.

– Ну да, пожалуй, – неохотно согласился я.

– Но слушай! Это же гениально! – вдруг завопил Малдо.

От его пламенного взора можно было прикуривать. Но я упустил момент. Вместо того, чтобы воспользоваться уникальной возможностью прикурить от чужого взгляда, переспросил:

– Что именно гениально?

– Первый этаж! – выпалил Малдо. И повторил, специально для меня, бестолкового: – Первый этаж!

Беда с этими гениями: думают, будто мы, простые смертные, способны уследить за полетом их вдохновенной мысли. А мы – нет.

Впрочем, минуту спустя, он все-таки обрел чудесную способность внятно высказываться. И объяснил:

– Если сделать невидимым только первый этаж, а может быть, два или три – не знаю, потом пойму, как эффектней – это создаст впечатление, будто дворец повис в воздухе. И тогда уже, честно говоря, все равно, как он выглядит. Ну, почти все равно. Летающих дворцов у нас до сих пор не строили; интересно, почему? И как я сам до сих пор не додумался? Это же очень просто – сделать невидимыми нижние этажи.

– Просто? – недоверчиво переспросил я.

– Ну, если надо сделать невидимым уже существующий объект, то не очень, – признал Малдо. – Не факт, что я сам, без помощи смогу. Но если с самого начала его таким строить… слушай, вообще не вижу проблемы. По крайней мере, теоретически. Надо попробовать. Но я заранее уверен… Хотя проверить все-таки надо! Извини, ничего, если я прямо сейчас пойду? Это будет не слишком невежливо?

– Не слишком, – успокоил его я. – В самый раз. Убирайся из моего дома. Отвести тебя на Удивительную улицу Темным путем?

– Вот спасибо! – воскликнул Малдо, вскакивая с дивана. – Сэкономишь мне почти целый час! Заодно дам тебе карандаш и бумагу. Ты же нарисуешь Черхавлу? Можно совсем примитивный эскиз.

– Другого тебе в любом случае не обломится, – вздохнул я, предвкушая грядущий позор. – Ладно, куда деваться. Пошли.

* * *

– Двести тридцать семь шиншийских принцесс, – сказал сэр Кофа Йох. И повторил, словно бы сам себе не верил: – Двести тридцать семь!

После сеанса принудительного рисования мне требовалось забыться, а ужин в обществе сэра Кофы Йоха в этом смысле беспроигрышный вариант. Мы встретились буквально в паре кварталов от Удивительной улицы, в недавно открывшемся, но уже успевшем войти в моду трактире «Прекрасный булбан».

Булбаны – это крупные пауки, обитающие, если я ничего не путаю, на островах Холтари. Что прекрасного может быть в здоровенном пауке, кроме его неспособности покинуть родной остров вплавь, – отдельный вопрос. Однако названное в его честь заведение получилось вполне симпатичное: стены задрапированы веревками, условно убедительно имитирующими паутину, под потолком приветливо сверкают маленькие светильники, зеленые, как паучьи глаза. При этом в тарелки здесь пауков все-таки не подкладывают, даже декоративных. Приятно иметь дело с людьми, знающими меру. Особенно в пауках.

Невзирая на отсутствие пауков в наших тарелках, Кофа мрачнел на глазах.

– Двести тридцать семь – хорошее число, – заметил я. – Не круглое. Лично я круглые числа терпеть не могу.

– Когда речь идет о шиншийских принцессах, двести тридцать семь это очень плохое число, – заверил меня Кофа. – Хорошее число в данном случае может быть только одно – ноль! В идеале, такой специальный заколдованный ноль, к которому ничего нельзя прибавить. Ни на каких условиях. Никогда.

– Будете смеяться, но такой ноль существует, – сказал я. – Не уверен, что в практической жизни, но в математике он есть. Называется «мертвый ноль». Я, собственно, почему знаю: леди Тайяра так иногда ругается. И Базилио научила. Теперь обе бранятся: «Чтоб ему мертвым нулем на краю Мира валяться!» – про потерянный сапог, например… А что такого ужасного в шиншийских принцессах?

– Все! – твердо сказал сэр Кофа Йох, человек, который запросто приятельствует с бывшими убийцами, лесными разбойниками, пиратами, контрабандистами, портовыми нищими, торговцами ядами и даже некоторыми выходцами из старых аристократических семейств. То есть выйти за пределы того, что Кофа считает вполне допустимым, крайне непросто.