Затем Бёрнс вызвался отправиться с более амбициозной миссией — в Кабул и Бухару, чтобы завязать связи с амиром Афганистана Дост Мухаммадом и эмиром Бухары [8]'. В 1832 г. Дост Мухаммад хорошо принял Бёрнса, засыпал его вопросами о праве, сборе налогов, наборе армий в европейских странах, о намерениях британцев относительно Афганистана. Бёрнс пришёл к выводу, что в интересах Британии — поддерживать амира Кабула. Проследовав в Бухару, он был принят куш-беги — здешним первым министром.

После отчёта Бентинку Бёрнс отправился в Лондон, где познакомил с ситуацией в Центральной Азии кабинет и короля. Он стал героем, получил золотую медаль Королевского географического общества и издал трёхтомное «Путешествие в Бухару». Описание его поездки впервые познакомило читателя с романтикой и тайнами Центральной Азии, став бестселлером. Для начальства Бёрнс составил четыре тайных отчёта — военный, политический, топографический и торговый. В военном отчёте он утверждал, что Кабул в руках русских представлял бы такую же опасность, как Герат, поскольку перевалы Гиндукуша для современной армии не помеха. В ноябре 1836 г. Бёрнса вновь отправили в Кабул.

В это время на Северном Кавказе британские агенты начали орудовать среди племён, снабжая их оружием и воодушевляя на сопротивление «неверным». Двумя главными очагами сопротивления были Адыгея и Дагестан. Лидеры повстанцев использовали к своей выгоде ландшафт и неожиданно нашли союзника в лице Дэйвида Уркварта, который в 1827 г. уехал в Грецию помочь ей избавиться от турок, но проникся к последним симпатией. В 1830-е гг. он стал главным русофобом в Британии. Контакты с адыгами Уркварт установил в 1834 г., живя в Стамбуле. Он нанёс тайный визит в их горные твердыни, помогая повстанцам советами, даже написал для них декларацию независимости.

В 1836 г. Уркварт приехал в Стамбул в качестве первого секретаря британского посольства и по собственной инициативе устроил провокацию со шхуной «Vixen». Он убедил британскую судоходную компанию отправить судно из Стамбула с грузом соли в порт Суджук-Кале на черноморском побережье Кавказа. Уркварт считал, что не проиграет в любом случае: если русские перехватят шхуну, это взбудоражит британскую общественность и заставит правительство прислать в Чёрное море военный флот; если русские не перехватят шхуну, значит, можно успешно давить на них и начать поставлять адыгам оружие. Русский бриг арестовал «Vixen», но даже известный своими антироссийскими настроениями министр иностранных дел Пальмерстон не решился раздувать из этого скандал. К ярости русофобов он рассудил, что Суджук-Кале — российская территория, отозвал Уркварта в Лондон и уволил со службы. Тот развернул против министра кампанию в прессе, утверждая, что он отрабатывает русское золото, а вскоре Уркварту удалось-таки организовать адыгам контрабанду оружия. Он сделался членом парламента и немало сделал для разжигания русофобии в Британии. Благодаря Уркварту и его единомышленникам Кавказ стал одним из театров Большой Игры.

В правящих кругах Британии были и такие люди, как посол в Петербурге лорд Дарэм [9]', который был убеждён, что Николай не в силах предпринимать экспансионистские действия. Однако послы в Стамбуле и Тегеране лорд Понсонби и сэр Джон Макнилл разделяли опасения Уркварта. Макнилл до этого служил в Иране под началом Киннейра; в России его не без оснований подозревали в натравливании толпы на посольство Грибоедова в 1829 г. Макнилл тоже издал книгу — «Продвижение и настоящее положение России на Востоке» (1836 г.), в которой описал её территориальные приобретения со времени Петра Великого, приложив складную карту и таблицу. Они демонстрировали тревожные темпы русской экспансии за последние полтора века: со времени вступления на престол Петра численность царских подданных выросла с 15 млн. до 58 млн. человек; границы России приблизились к Стамбулу на 500 миль, а к Тегерану — на 1 000 [10]. Макнилл предостерёг, что следующими мишенями России будут Османская и Персидская империи, которые не в силах противостоять ей.

В 1834 г. Ранджит Сингх отвоевал у афганского амира Дост Мухаммада богатую провинцию с центром в Пешаваре. Амир обратился за помощью к британцам, но, не найдя поддержки, обратился к русским. Николай I отправил в Кабул лейтенанта Яна Виткевича, задачей которого было выяснить, что может предложить Дост. В январе 1838 г. генерал-губернатор Ост-Индской Компании лорд Окленд лично написал Дост Мухаммаду, окончательно разрушив его надежды на британскую помощь в возвращении Пешавара и посоветовав помириться с сикхами. Кроме того Окленд предупредил Доста — не иметь никаких дел с русскими, иначе Британия не будет считать себя обязанной сдерживать экспансионизм Ранджит Сингха.

Письмо Окленда вызвало в Кабуле ярость. В апреле 1838 г. амир тепло принял Виткевича в столичной крепости Бала Хисар, а британскому агенту Бёрнсу пришлось покинуть Кабул, выразив амиру личное сожаление относительно политики своего правительства.

Между тем в 1837 г. войска иранского шаха осадили Герат, а за походом стоял русский посол граф Симонич. Шах лично руководил осадой, но город не сдавался. В Герате в это время оказался британский разведчик — лейтенант Элдред Поттинджер (племянник полковника Генри Поттинджера), который прибыл под видом мусульманского святого человека. Формально в Герате правил Камран-шах, в молодости он был великим воином, но со временем пристрастился к вину, и реальная власть перешла к его визирю Яр Мухаммаду. Угроза над Гератом нависла серьёзная: говорили, что на службе шаха — русский генерал и часть, укомплектованная из бежавших в Иран русских дезертиров. Поттинджер явился к Яр Мухаммаду, назвался и стал советовать, как лучше вести оборону.

«Встревоженное триумфом Виткевича в Кабуле и опасаясь такой же победы русских в Герате, британское правительство наконец решило действовать. Отправку подкрепления через Афганистан к осаждённому городу исключили как слишком опасную и медленную. Вместо этого решили отправить военные силы в Персидский залив. Заставить шаха ослабить хватку на Герате рассчитывали угрозой противоположному концу его владений в то время, когда его руки были полностью связаны на востоке. В то же время Пальмерстон оказал давление на русского министра иностранных дел Нессельроде, чтобы тот прекратил деятельность Симонича, никак не соответствующую его статусу. Оба шага принесли быстрые и удовлетворительные результаты» [11]. Британский десант высадился на острове Харг у иранского побережья, а Макнилл предупредил шаха о серьёзных последствиях в случае продолжения осады. Шах уступил и ушёл из-под города. Пальмерстон также потребовал отозвать Симонича и Виткевича. Николай предпочёл уступить. Симонича сделали козлом отпущения, обвинив в превышении полномочий. Виткевич весной 1839 г. тоже вернулся в Петербург, но что там произошло, остаётся загадкой. По версии русских источников, Нессельроде тепло принял его и поздравил с успехом. По версии британской разведки, министр, напротив, отказался принять его. Однако две версии сходятся в одном: вернувшись от министра в гостиницу, Виткевич сжёг свои бумаги и застрелился.

Одержав такую победу, британцам самое время было остановиться. Однако с того момента, как Дост Мухаммад отверг ультиматум Окленда, в Лондоне и Калькутте его считали союзником России. Вопреки мнению Бёрнса и Макнилла было решено согнать его с трона и заменить кем-то посговорчивее. Британию и Индию охватила антирусская истерия. Газета «The Times» в 1838 г. писала: «От границ Венгрии до сердца Бирмы и Непала… русский дьявол преследует весь людской род и причиняет ему горе, усердно осуществляя свои злобные планы… к досаде этой трудолюбивой и по сути мирной империи (Британской. — К.Ф.)» [12].