- Я уже говорил тебе, он, конечно, никакой не Глан, - медленно и неторопливо произнес отец Игнасио. - Насколько я помню, так звали героя модного романа: его бросила возлюбленная, он разочаровался в людях и удалился от мира…
- Ну и что? - пылко сказала Мэри. - Какая разница!
- Когда человек называет себя другим именем, это должно что-то означать. В данном случае это означает, что он отрекся от своей прежней жизни и теперь посвятил себя страданию, так?
- Ну да… - она прижала руки к груди.
- Нет. Он просто больше не способен любить женщину. Дагор убивает мужское начало. Остальное - ложь. В той или иной степени.
- А что же правда?
- Не знаю, - отец Игнасио покачал головой, - возможно, он просто хочет, чтобы его оставили в покое. Страсти внешнего мира не доходят до него.
- Тогда, - Мэри отчаянно вцепилась в его рукав, - я не верю, что не может быть способа… должен быть…
- Ну так молись, чтобы Господь указал его, - сурово сказал отец Игнасио, - и не забивай себе голову дурными страстями.
Сестра виновато потупилась.
- Это все дождь, - сказала она наконец, - от него трудно дышать…
- Да, - согласился он, - это все дождь.
- Он уже может ходить, белый господин.
Старик черным пальцем указал на молодого Глана, который деловито забивал в липкую землю покосившиеся колья ограды.
- Я пытался расспросить его, зачем он шел сюда, - задумчиво проговорил отец Игнасио, - но он не говорит.
- Возможно, дагор не хочет… Они теперь - одно. Он больше не человек, этот белый. Дай ему уйти.
«Мэри», - подумал отец Игнасио. И черный тут же сказал:
- И для девушки так будет лучше. Ты чужой тут. Ты не знаешь эти места. Там дальше - болота. Знаешь, кто там живет?
- Крокодилы, - пожал плечами отец Игнасио. - Что с того… Я видел крокодилов.
- Иногда, - очень тихо сказал старик, - оттуда, с болот, дует желтый ветер. И тогда люди в деревнях начинают болеть лихорадкой…
- Ну да… - согласился он.
- И однажды желтый ветер касается их разума. Мягко, нежно… Тогда они встают со своих циновок и уходят. Они идут и бросаются в болото. Тонут там. Но потом, несколько дней спустя, они восстают из воды. С тех пор они уже не люди.
- Никогда про такое не слышал.
- У них белые глаза, - веско припечатал старик. «Магия смерти, - подумал он. - Магия падали».
- Их можно вызвать. Наши нгомбо это умеют.
- Ваши нгомбо - язычники. И поклоняются демонам.
- Да, - легко согласился старик, - и очень страшным демонам. Очень могущественным. Только…
- Да?
- Никто из них никогда не будет поклоняться дагору. Если человек с дагором приходит в деревню, наши нгомбо его не изгоняют. Они велят людям покинуть деревню. И уходят сами.
- А что потом бывает с теми, кто носит дагора?
- Рано или поздно, - сказал старик, - они тоже уходят. Дагор уводит их. Он знает одно такое место.
- Какое?
- Никто не знает. Только дагор. Этот ваш белый тоже шел туда. Запретное место.
- Их гнездо? - спросил отец Игнасио. - Их дом?
- Никто не знает. Только дагор.
- Откуда они вообще берутся? Как человек принимает в себя дагора?
- А ты не знаешь, белый человек?
- Нет, - покачал головой отец Игнасио.
- И я не знаю. Только тот, кто готов. Тот знает.
Мэри бежала к ним, подобрав полы монашеского одеяния, бледная рука указывала куда-то за хижины…
- Отец Игнасио, - задыхаясь, пролепетала она, - там…
- Наша трапеза скудна, - сказал отец Ингасио, - но мы рады разделить ее с вами.
- Мы можем прибавить к ней кое-что, святой отец, - предложил новоприбывший. - Томпсон - великолепный охотник.
У него были холодные серые глаза и седые виски. Великолепный экземпляр белой расы; платье и душа застегнуты на все пуговицы, что бы ни случилось.
- Сейчас пост, - сухо заметил отец Игнасио, - впрочем, для странствующих возможны и послабления. А вы ведь странствуете…
- Да, - улыбнулась женщина, - и довольно долго. «Прекрасная женщина, прекрасная пара этому лорду Аттертону,
спутница знаменитого путешественника, с виду хрупкая, на деле крепкая и сильная. - Отец Игнасио покосился на сестру Мэри. - Эта, напротив, выцвела, сжалась и побледнела, точно моллюск в раковине монашеских одежд. Я и забыл, до чего же бедняжка нехороша собой, ведь мне не с кем было ее сравнивать».
Словно отвечая его мыслям, сестра Мэри торопливо поднялась:
- Я отнесу еду туда, в госпиталь?
Он рассеянно кивнул. С тех пор как пришли новые люди, молодой Глан так и не вышел из-за больничных стен. Что ж, его можно понять.
Шея женщины была как стебель цветка над распахнутым воротом рубахи. Отец Игнасио отвел глаза.
«Я уже стар», - торопливо подумал он, словно мысль о старости могла принести успокоение.
- Мы с Мэри довольствуемся лепешками, - сказал он, - и плодами.
- Здешние фрукты годятся только для черных, - авторитетно сказал Томпсон. - Желудок белого человека их не выносит.
Он энергично орудовал ножом и вилкой. У Томпсона были загорелое лицо и ярко-голубые маленькие глаза. «Он, должно быть, промышлял слоновой костью, прежде чем податься в проводники, - ни с того, ни с сего подумал отец Игнасио. - Такие всегда блюдут свою выгоду. Должно быть, этот лорд ему очень хорошо заплатил».
А вслух сказал:
- Это всего лишь дело привычки.
- Лечить этих дикарей, - дружелюбно проговорил лорд Аттертон, - благородное дело.
- Это белый. Он забрел сюда, истощенный…
- Но поправляется?
- Да, - сухо сказал отец Игнасио, - поправляется.
- Наша экспедиция с радостью примет его. У нас каждая пара рук на счету.
- Полагаю, для этого он еще недостаточно окреп…
Отец Игнасио вздохнул. «Это было бы лучшим выходом, но подсунуть этим беднягам человека с дагором… И, кстати, что за экспедиция? Возможно, они ищут гигантских обезьян? По словам черных, эти обезьяны в джунглях так и кишат, но ни одному белому не удалось увидеть их еще ни разу, вот странно…»
- Сначала они целыми днями идут, не ведая усталости, - лорд Ат-тертон покачал головой, - и распевают свои песни, а потом ни с того ни с сего пугаются каких-то следов… Мне едва удалось их успокоить, но идти дальше они отказались наотрез. Просто бросили пожитки на землю и стали как вкопанные.
- Все потому, что вы обращались с ними слишком мягко, сударь, - заметил Томпсон.
- В результате пришлось почти все бросить… Осталось только то, что мы могли унести на себе, только самое необходимое.
Отец Игнасио поглядел в окно. На противомоскитной сетке набухали дождевые капли. Двери в госпиталь были распахнуты…
- Наверное, с моей стороны это будет проявлением излишнего любопытства, - сказал он, - если я спрошу, что привело вас сюда?
Лорд Аттертон какое-то время колебался, с вилкой, занесенной над очередным куском, потом сказал:
- Мы ищем затерянный город. Вы ничего не слышали о затерянном городе, святой отец?
- Они тут даже слова такого не знают, - покачал головой отец Игнасио.
- Быть может, вы просто не спрашивали. А среди туземцев ходят рассказы о том, что за болотами, в самом сердце леса, лежат какие-то развалины…
- Туземцы, - сказал отец Игнасио, - расскажут о чем угодно. Особенно, если вы пообещаете им вознаграждение.
- Туземцы всегда врут, - заметил Томпсон.
- Нет, - отец Игнасио покачал головой, - тут сложнее… Они - как дети. Они и сами верят в то, о чем говорят.
- Невероятные вещи рассказывают об этих лесах, это верно, - сказал лорд Аттертон, - и среди них наверняка много выдумки. Но ведь что-то может оказаться правдой?
- Что-то - да. К сожалению. - Он вздохнул.
- Город в сердце леса, - говорил тем временем лорд Аттертон, - руины былого великолепия. Чудесный город…
«Этот человек идет ради славы, - подумал отец Игнасио. - Его жена - ради любви, а вот Томпсон - ради денег. Такие всегда идут ради денег. И, конечно, они ничего не боятся. Они твердо знают, что может быть, а чего не может быть никогда».