Патриция ГЭФНИ

ЛЕДИ УДАЧА

1.

– Прими, о Всемогущий, душу недостойного раба твоего, Патрика Флинна Мерлина. В бесконечном милосердии Твоем прости ему его тяжкие прегрешения и даруй ему вечный покой и отдохновение в царствии небесном. Аминь.

– Аминь.

Преподобный Ювеналий Ормзби захлопнул требник, пробубнил еще несколько лицемерных общих фраз и отчалил с церковного двора в своей вздувшейся парусом черной сутане. Шестеро нанятых нести гроб могильщиков проворно последовали за ним. Пришедшие отдать последний долг покойному (их было очень немного) торопливо и смущенно выразили членам семьи свои соболезнования и разошлись.

Глядя, как уходит последний из них, Кассандра Мерлин еще острее ощутила всю тяжесть своего горя. Она сдернула с густых черных кос вуаль, которую по настоянию тетушки нацепила себе на голову перед выходом из дома, и подставила разгоряченное лицо прохладному вечернему ветерку. Слез у нее больше не осталось, в груди поселилось давящее ощущение пустоты и одиночества.

«Мне бы следовало радоваться, – с горечью подумала она, отрывая взгляд от грубо сколоченного гроба и поднимая его к облакам, то и дело заслонявшим луну. – Могло быть и хуже». Спору нет, отпевание было проведено с неприличной поспешностью, так называемые друзья ее отца в большинстве своем не сочли для себя возможным почтить его похороны своим присутствием, гроб опустили в неосвященную землю по северную сторону от церкви, но ничего иного Кассандра и не ожидала. Более того, она и на такое не смела рассчитывать.

Государственных преступников по традиции вообще не полагалось хоронить на кладбищах: их закапывали в землю на перекрестках дорог или в чистом поле, без креста или надгробного камня. За взятку в десять фунтов (по нынешним временам сумма немалая для ее тетушки; передавая деньги племяннице, она ясно дала это понять) преподобный Ормзби милостиво согласился выделить для бренных останков Патрика Мерлина эту узкую глинистую канавку неподалеку от моста Блэкфрайарз, под которым скользили черные маслянистые воды Темзы.

– Тут так сыро, Кассандра, это вредно для здоровья. Мы с Фредди вернемся в карету. К тому же он оставил там свою табакерку. Будь добра, не задерживайся. Факельщиков я отослала: луна светит достаточно ярко, а после девяти они требуют еще по шесть пенсов на брата.

– Да, тетя.

– Мне кажется, все прошло даже лучше, чем можно было ожидать при наших обстоятельствах. Слава Богу, все уже позади! Не знаю, удастся ли мне когда-нибудь отчистить подол от этой грязи. И не забудь, Касс, мы наняли карету только до десяти, да и делать тут больше нечего, не правда ли?

Вдовствующая леди Синклер скосила глаза на незасыпанную могилу у своих ног и тотчас же отвернулась. Уголки ее губ опустились в гримасе недовольства, словно говорившей: как это неосмотрительно, как бестактно со стороны ее брата довести дело до столь неприятной развязки! Она протянула руку с тщательно ухоженными ногтями и крепко сжала локоть племянницы.

– Как только вернемся домой, Кассандра, нам придется кое-что обсудить.

С этими словами леди Синклер подобрала шуршащие юбки и направилась к карете.

– Это она? – тихо спросил Филипп Риордан, вглядываясь сквозь ветви платана в удаляющуюся фигуру. До нее было ярдов тридцать.

Ярд примерно равен одному метру.

– Нет, это ее тетка.

Риордан перевел взгляд темно-синих глаз на женщину, стоявшую на краю могилы у подножия бугристого, усеянного могильными камнями холма. С такого расстояния он мог убедиться лишь в том, что она высока ростом и стройна. Ее черные волосы были уложены тяжелым узлом на затылке. Он смахнул опавшие листья с плоской вершины ближайшего надгробного камня и неловко уселся на нем, балансируя в неустойчивом положении, стараясь вытянуть как можно дальше свои длинные ноги.

– Не нравится мне все это, Оливер. У нее даже волосы точь-в-точь как у него!

– Да при чем тут ее волосы? Она и виделась-то с ним самое большее раз или два в год. Они никогда не были близки.

– Ну и что? Она же его дочь! И вряд ли примет с распростертыми объятьями тех, кто отправил его на виселицу.

Оливер Куинн нахмурился, уставившись на темноволосую, с заметно пробивающейся сединой макушку своего товарища.

– Может, ты и прав, но других-то нет. Нам ничего не остается, как поговорить с ней.

– Мне это не нравится, – упрямо повторил Риордан.

– Просто ты ее еще не видел. Говорю тебе, Филипп, она идеально подходит! Смазливая, разбитная… Как раз то, что нужно Уэйду. Притом, к счастью для нас, у нее нет никаких предрассудков или так называемых моральных устоев, которые только усложняют дело. Она с легкостью согласится на роман с ним.

Риордан невесело усмехнулся.

– Да, мне такие женщины знакомы.

– Не сомневаюсь, – сухо откликнулся Куинн.

– Черт тебя побери, Оливер, откуда нам знать: может, она тоже участвовала в заговоре вместе с Мерлином?

– Чепуха.

– Ты уверен? – Риордан вновь стал вглядываться в неподвижную фигуру, застывшую вдали. – Мы же не можем рисковать.

Когда он поднял голову, в опаловом свете луны стали видны точеные патрицианские черты его лица. Вдруг оно озарилось улыбкой:

– Я кое-что придумал.

Кассандра проводила взглядом удаляющуюся спину тетушки и на мгновение закрыла глаза, прекрасно понимая, что именно им предстояло обсудить по возвращении домой. Потом она вновь повернулась к раскрытой могиле, молитвенно сложив руки под подбородком, но вскоре обнаружила, что лишь механически повторяет про себя банальности, произнесенные священником. Она не могла молиться, слова не шли из сердца. Да и что она могла сказать, чтобы помочь отцу в эту минуту? Он умер безбожником, преступление, за которое его повесили, было воистину чудовищным. Неужто Господь настолько милосерден, что сможет простить его?

– О, папа, как ты мог пойти на такое? – горестно прошептала Кассандра. – Как ты мог предать свою страну? Ее захлестнула волна гнева, стыда и горя. Она вспомнила плутовские черные глаза отца, его волосы цвета воронова крыла, бесшабашную улыбку. Невозможно было поверить, что он мертв, настолько безудержным было его жизнелюбие. Что же ей теперь делать, на что надеяться, когда жизнь потеряла смысл?

Внезапно ей пришло в голову непрошеное воспоминание. Она училась в закрытой школе в Париже, куда отец отослал ее после смерти матери, оставив там под присмотром тетки. Он должен был приехать навестить ее впервые за целый год разлуки. Им предстояло провести вместе целый день, и ее восьмилетнее сердечко едва не выпрыгивало из груди от волнения. Bee утро она простояла у школьных ворот, пока воспитательница не позвала ее обедать. Она ждала всю вторую половину дня, вглядываясь сквозь черные столбики ограды в каждого проезжающего мимо всадника или экипаж. Когда стемнело настолько, что ничего уже не было видно, пришла директриса и увела ее внутрь. В тот же вечер посыльный принес ей фарфоровую куклу с настоящими волосами, умеющую двигать руками и ногами. В приложенной записке было нацарапано, что срочные дела вынудили отца покинуть город и уехать в Лондон на день раньше, чем предполагалось. Он увидит ее во время своего следующего визита в Париж, который, несомненно, состоится очень-очень скоро. Он обожает свою принцессу и надеется, что она будет вести себя примерно, как подобает хорошей маленькой девочке.

«Сколь сильно изменил меня тот памятный день десять лет назад?» – спросила себя Кассандра. Она давно уже перестала вести себя, как подобает хорошей маленькой девочке, чтобы заслужить отцовскую любовь. По правде говоря, в последнее время она поступала прямо противоположным образом. И все же до самого конца так и не смогла расстаться с надеждой когда-нибудь завоевать его любовь. А теперь уже было слишком поздно.

У нее болело горло.

– Прощай, папа. Я люблю тебя! Господи, умоляю, прости его.