– Почему ты еще с ней? – спросил полтора года спустя Гарри из Корпоративных Финансов. – Она же просто Медуза Горгона.

Но Ричард только покачал головой.

– Да нет, она очень милая, если узнать ее поближе.

Гарри поставил на место пластмассового тролля, которого взял со стола Ричарда.

– Удивительно, как она еще позволяет тебе в них играть.

– Просто никогда разговор не заходил, – отозвался Ричард, беря в руки одного из троллей – у этого был клок оранжевых волос, а на физиономии несколько недоуменное выражение, будто он сам не знает, как сюда попал.

На самом деле разговор заходил. Но Джессика убедила себя, что Ричардова коллекция троллей просто признак привлекательной эксцентричности, сравнимой с коллекцией ангелов мистера Стоктона. Джессика как раз организовывала передвижную выставку этой коллекции и пришла к выводу, что великие люди всегда что-нибудь собирают. Но вообще-то Ричард троллей не собирал. Однажды он нашел одного на тротуаре у входа в офис и в тщетной попытке привнести в рабочее пространство толику индивидуальности аккуратно поставил на мониторе. В следующие несколько месяцев появились остальные: подарки коллег, заметивших, что Ричард питает слабость к этим безобразным созданьицам. Неизменно с благодарностью принимая подарки, Ричард расставлял их в стратегических местах по своему столу: вокруг телефонов и фотографии Джессики в рамке.

Сегодня на лоб любимой была наклеена желтая бумажка с напоминанием.

Была вторая половина пятницы.

Ричард давно заметил, что события – ужасные трусы: никогда не случаются по одному, всегда сбиваются в стаи и обваливаются все разом. Взять хотя бы эту конкретную пятницу. Джессика как минимум десять раз ему напомнила, что это самый важный день в его жизни. Но, разумеется, не в ее. Такой день настанет, когда – Ричард нисколько в этом не сомневался – ее назначат премьер-министром, королевой или Господом Богом. Но в его жизни сегодня, без сомнения, день самый важный. Поэтому было крайне прискорбно, что, несмотря на записку, которую Ричард повесил себе дома на дверцу холодильника, и вторую, которую налепил на фотографию Джессики на рабочем столе, он напрочь про это забыл.

А еще был доклад Уэндсворта, с которым он запаздывал и который занимал его мысли на девяносто девять процентов. Ричард сверил еще столбец цифр, потом заметил, что исчезла семнадцатая страница, и снова послал ее на распечатку, а потом обнаружилась еще одна пропущенная… Ну, словом, если бы только его оставили в покое и дали закончить… Если, чудо из чудес, не зазвонит телефон…

Зазвонил.

Ричард щелкнул клавишей ответа.

– Добрый день. Ричард? Исполнительный директор хочет знать, когда доклад будет у него.

Ричард глянул на часы.

– Через пять минут, Сильвия. Уже заканчиваю. Осталось только графики приложить.

– Спасибо, Дик. Я за ним спущусь. – Сильвия, любившая называть себя «ЛАИД», что в переводе на человеческий язык означало «личный ассистент исполнительного директора», обитала в атмосфере бодрой деловитости.

Стоило ему отпустить клавишу, как телефон зазвонил снова.

– Ричард, – сказал из динамика голос Джессики. – Это Джессика. Надеюсь, ты не забыл?

– Не забыл что? – переспросил он, отчаянно стараясь вспомнить, что же он мог забыть. В надежде на озарение поглядел на фотографию Джессики, и искомое озарение пришло к нему в облике записки, наклеенной на лоб любимой.

– Ричард? Возьми трубку.

Читая оставленную самому себе записку, он снял трубку.

– Извини, Джесс. Нет, не забыл. Семь вечера, в «Ма мэзон итальяно». Встречаемся там?

– Джессика, Ричард. Никакой Джесс. – Она секунду помолчала. – После того, что случилось в прошлый раз? Ну уж нет! Ты в собственном дворе сумеешь заблудиться, Ричард.

Ричард хотел было сказать, что кто угодно может перепутать Национальную галерею с Национальной портретной галереей и вообще это не она провела целый день под дождем (что, по его мнению, было почти так же весело, как гулять по любому из этих музеев, пока не заболят ноги), но воздержался.

– Я за тобой заеду, – сказала Джессика. – И пойдем вместе.

– Ладно, Джесс. Извини, Джессика.

– Ты ведь подтвердил заказ стола, правда, Ричард?

– Да, – серьезным голосом солгал Ричард. Пронзительно зазвонил второй телефон у него на столе. – Послушай, Джессика, я…

– Хорошо, – ответила Джессика и повесила трубку. Никогда в жизни Ричард не тратил такой суммы, как полтора года назад на кольцо в честь помолвки с Джессикой. Он снял трубку второго телефона.

– Привет, Дик, – сказали из нее. – Это я, Гарри. – Гарри сидел через несколько столов от Ричарда и сейчас помахал ему от собственного блистающего чистотой рабочего места. – Помнишь, мы собирались пропустить по стаканчику? Ты говорил, мы могли бы вместе пройтись по отчету Марстхэма.

– Черт бы тебя побрал, Гарри! Положи трубку. Ну конечно, помню.

Ричард оборвал связь. Внизу записки имелся номер телефона. Эту записку Ричард написал сам себе несколько недель назад. И он, честное слово, сделал заказ – он почти был в этом уверен. Но не подтвердил его. Все собирался, да дел навалилось слишком много, к тому же он знал, что время еще есть. А ведь события сбиваются в стаи…

Теперь у его стола возникла Сильвия.

– Ричард? Как насчет доклада Уэндсворта?

– Почти готов, Сильвия. Слушай, подожди секундочку, а?

Закончив набирать цифры, он даже вздохнул от облегчения, когда услышал:

– «Ма мэзон». Могу я вам чем-то помочь?

– Ох, да! – сказал Ричард. – Столик на троих, на сегодняшний вечер. Кажется, я его заказал. Если да, то я подтверждаю заказ. А если нет, то не могли бы вы его принять. Пожалуйста.

Нет, у них нет заказа на сегодня на фамилию Мейхью. Ни на Стоктон. Ни на Бартрэм – фамилию Джессики. А что до заказа столика… Ричарда уязвил не столько сам ответ, сколько тон, каким была сообщена информация. Столик на сегодня (как подразумевал голос) следовало бы заказать много лет назад, вероятно, родителям Ричарда. Сегодня столик получить невозможно: даже если вечером приедет без подтвержденного заказа Папа Римский, премьер министр или президент Франции, их все равно выставят на улицу с…

– Но это для босса моей невесты. Знаю, мне следовало позвонить раньше. Но нас только трое. Очень вас прошу, не могли бы вы…

На том конце положили трубку.

– Ричард? – сказала Сильвия. – ИД ждет.

– Как по-твоему, – спросил Ричард, – мне сделают столик, если я перезвоню и предложу им денег?

Ей снилось, что они собрались в Большом Доме. Ее родители, ее брат, ее сестричка. Они стояли в бальной зале. И были такими бледными, такими серьезными. Погладив ее по щеке, ее мать Порталия сказала, что ей грозит опасность. Во сне д'Верь рассмеялась и сказала, что знает. Но мать только покачала головой: «Нет-нет… Опасность грозит сейчас. Сейчас!!!»

Девушка проснулась мгновенно. Дверь тихо-тихо открывалась, она затаила дыхание.

Шаги… Почти беззвучные на каменном полу. «Может, он меня не заметит? – подумала она. – Может, он уйдет?» А потом в голове у нее промелькнула отчаянная мысль: «Есть хочется!»

Шаги помедлили. Она знала, что надежно спрятана, что под грудой газет и тряпья ее не видно. И вполне возможно, чужак не желает ей ничего дурного. «Неужели он не слышит, как колотится у меня сердце?» А потом шаги приблизились, и она поняла, что ей предстоит сделать, и ей стало страшно.

Огромная лапища сдернула наслоения газет. На нее уставилось тупое безволосое лицо, которое при виде ее сморщилось в подленькую улыбочку. Извернувшись, она перекатилась на бок, и удар ножа, нацеленного ей в грудь, пришелся в предплечье.

До сего момента ей бы и в голову не пришло, что она на такое способна. Она ни за что бы не поверила, что ей хватит храбрости, или что ей будет слишком страшно, или что отчаяние будет слишком велико, чтобы попытаться. Но она уперлась ему ладошкой в грудь и открыла…