– Музыкальные инструменты из ста далеких земель!

– Свистки по пенни! Гудки по два пенни! Церковные хоралы по три!

– Все к нам! Испытайте удачу! Отгадайте простую загадку – и получите свеженький анемон!

– Неувядающая лаванда! Колокольчиковое полотно!

– Сны в розлив, по шиллингу флакон!

– Ночные плащи! Сумеречные плащи! Плащи из полумрака!

– Мечи судьбы! Жезлы власти! Кольца вечности! Карты фортуны! Заворачивайте к нам, не пожалеете!

– Бальзамы и мази, зелья и панацеи!

Дунстан замер у прилавка, уставленного крохотными хрустальными вещицами. Он рассматривал прозрачных зверьков, размышляя, не приобрести ли одного для Дейзи Хемпсток. Юноша осторожно взял в руки хрустального котенка, в длину не больше пальца. Вдруг фигурка моргнула обоими глазами, и Дунстан от неожиданности уронил ее; но зверек перевернулся в воздухе и, как настоящий котенок, приземлился на четыре лапы. После чего отбежал на край прилавка и принялся вылизываться.

Дунстан зашагал дальше по переполненному рынку.

Народу на лугу было невпроворот. Здесь собрались все чужеземцы, понаехавшие в Застенье за последние недели, а также многие из жителей деревни. Мистер Бромиос под отдельным навесом торговал вином и пирожками, а покупали их в основном местные, наученные дедушками и бабушками (некогда получившими это знание от своих старших родственников), что есть еду из Волшебной Страны, пить тамошние напитки и лакомиться тамошними фруктами очень и очень опасно. Несмотря на огромную привлекательность некоторых угощений, которыми торговал народ с Той Стороны Стены, деревенские жители стойко противостояли искушениям.

Ведь народ с Той Стороны раскидывал свои палатки на этом лугу каждые девять лет с незапамятных времен, и на день и ночь луг превращался в Волшебную Ярмарку. На целые сутки каждые девять лет между двумя мирами устанавливались торговые отношения.

Здесь торговали чудесами, волшебством и чародейством; на ярмарку привозили вещи, какие и во сне не приснятся, товары, которые и представить-то трудно (зачем бы, например, могут кому-нибудь понадобиться шторма, разлитые в яичные скорлупки?). Юноша перебирал в кармане монетки, завязанные в угол платка, и высматривал что-нибудь маленькое и не слишком дорогое, красивую безделушку, пригодную для подарка Дейзи.

Дунстан услышал в воздухе нежный перезвон колокольцев, едва различимый в ярмарочном шуме, – и пошел на этот звук.

Он миновал прилавок, где пятеро здоровенных мужиков отплясывали под заунывную музыку шарманки, ручку которой крутил грустный черный медведь; прошел мимо лотка, за которым лысоватый субъект в ярком кимоно, зазывая покупателей, бил фарфоровые тарелки и бросал осколки в кипящий котел, откуда валил разноцветный дым.

Мелодичный перезвон стал громче.

Наконец Дунстан добрался до палатки, откуда исходил привлекший его звук. Торговца видно не было. На широком прилавке красовалось множество цветов: колокольчики простые и круглолистные, наперстянки, желтые нарциссы, и лилии, и фиалки, и крохотные алые цветки шиповника, бледные подснежники, голубые незабудки – и множество прочих, которым Дунстан не знал названий. Каждый цветок был отлит или вырезан из стекла или, может, из хрусталя – юноша опять же не мог сказать; однако соцветия в точности напоминали настоящие. Это они издавали мелодичный звон, как маленькие стеклянные колокола.

– Кто-нибудь есть? – позвал Дунстан.

– Доброго вам утра в этот ярмарочный день, – отозвалась хозяйка прилавка, выпрыгивая из разукрашенного фургона, что стоял невдалеке. Она широко улыбнулась юноше, сверкнув белоснежными зубами. Она, несомненно, принадлежала к народу С Той Стороны, это Дунстан сразу понял по ее глазам – и по ушкам, видневшимся из-под густо вьющихся черных волос. Глаза девушки были темно-лилового цвета, а уши – как у кошечки, только более закругленные, поросшие нежной темной шерсткой. При этом девица оставалась весьма красивой.

Дунстан взял с прилавка стеклянный цветок.

– Что за прелесть! – Лиловый цветок звенел и пел у него в руке: похожий звук можно извлечь, если водить влажным пальцем по кромке хрустального бокала. – Сколько он стоит?

Торговка очаровательно пожала плечиками.

– Цена не устанавливается изначально, – сказала девушка. – Иначе она может оказаться более, чем ты готов заплатить, и тогда ты уйдешь ни с чем, и это сделает беднее нас обоих. Давай лучше обсудим вопрос цены обычным образом.

Дунстан так и замер с открытым ртом, потому что сзади неожиданно подошел джентльмен в черном цилиндре.

– Ну вот, – шепнул он юноше, – теперь мы полностью в расчете.

Дунстан встряхнул головой, будто прогоняя навязчивый сон, и снова обернулся к юной леди.

– А откуда берутся такие цветы?

Та улыбнулась всеведущей улыбкой.

– Роща, где растут стеклянные цветы, находится на склоне горы Каламон. Опаснее пути туда только путь обратно.

– И какой же толк от этих цветов? – спросил Дунстан.

– По большей части их используют в декоративных и развлекательных целях. Они приносят радость, их можно подарить любимой в знак восхищения и обожания, а звук, который они издают, приятен для слуха. Кроме того, эти цветы особенным образом отражают свет. – Она подняла колокольчик так, что он заиграл в луче, и Дунстан не мог не отметить, что лиловое стекло всеми переливами повторяет цвет ее глаз.

– Понятно, – протянул он.

– Еще эти цветы используют для различных чар и заклинаний. Благородный сэр не занимается волшебством?

Дунстан помотал головой. В юной леди было что-то особенное, но он никак не мог понять – что именно.

– И все равно, – улыбаясь, продолжила девушка, – цветок является прекрасным подарком.

Наконец Дунстан понял, что особенного в его новой знакомой: ее кисть охватывала тонкая серебряная цепочка, которая сбегала вниз, к лодыжке, и змеилась в траве до самой крытой повозки. Дунстан вопросительно указал на нее глазами.

– Вы о цепи? Да, она приковывает меня к прилавку. Я – личная рабыня колдуньи, которой принадлежит фургон. Она захватила меня в рабство много лет назад, когда я играла у водопада в землях моего отца, высоко в горах. Колдунья заманила меня далеко от дома, приняв вид очень красивой лягушки и ускользая у меня из-под рук. А когда я, увлекшись погоней, вышла за границу отцовских владений, приняла свой истинный облик и набросила на меня мешок.

– И что же, вы теперь… навсегда у нее в рабстве?

– Ну, зачем же навсегда, – улыбнулась волшебная девушка. – Я снова обрету свободу в день, когда Луна потеряет свою дочь, если это случится на неделе, когда соединятся два понедельника. Такового дня я терпеливо жду. Пока я исправно исполняю свои обязанности, а в свободное время предаюсь мечтам. Так что же, молодой господин, не купите цветочек?

– Меня зовут Дунстан.

– Нечего сказать, скромное имя, – улыбаясь, поддразнила она. – И где же ваши клещи, мастер Дунстан? Сможете прищемить нос дьяволу [2]?

– А вас-то как зовут? – спросил Дунстан, густо покраснев.

– Сейчас никак. Я ведь рабыня и не имею права носить свое прежнее имя. Поэтому я откликаюсь на «эй, ты», или на «дрянная девчонка», или на «эта неряха и неумеха». И на многие подобные ругательства.

От внимания Дунстана не ускользнуло, как красиво шелк туники подчеркивает линии ее фигуры. А фигура у нее была превосходная, со всеми необходимыми выпуклостями. Встретив глаза в глаза ее лиловый взгляд, Дунстан сглотнул.

Он вытащил из кармана платок со сбережениями, только чтобы перестать глазеть на девушку. Развязал уголок, где хранились монеты, и высыпал их на прилавок.

– Возьмите сколько нужно за цветок, – сказал он, беря в руки белый подснежник.

Девушка подвинула монеты обратно к их владельцу.

– За этим прилавком не расплачиваются деньгами.

– Как? А чем же тогда? – Дунстан увлекся и не собирался уходить отсюда без цветка для… для Дейзи Хемпсток, конечно. Он желал непременно заполучить цветок – и уйти, потому что, по правде говоря, присутствие молодой леди действовало на него все более обескураживающе.