– Уордл? – Робин даже вздрогнула.

– Самый доброжелательный коп из всех, кого мы знаем, – напомнил ей Страйк. – Жди, я приведу его сюда.

В прошлом году Страйк умудрился восстановить против себя всю полицию Большого Лондона, причем даже не по своей вине. Раздутые прессой, два самых громких его расследования уязвили офицеров, которых он обошел. При этом Уордл, помогавший распутать первое из тех двух дел, слегка погрелся в лучах его славы, и за счет этого у них сохранились более или менее сносные отношения. Робин знала Уордла только по газетным фотографиям. В зале суда она его не видела.

Внешне он оказался довольно привлекательным: густая каштановая шевелюра, шоколадно-карие глаза, одет в кожаную куртку и джинсы. Перехватив его быстрый, испытующий взгляд, обшаривший Робин – ее волосы, фигуру и особенно левую руку, на которой блестело наглядное свидетельство помолвки, колечко с бриллиантом и сапфиром, – Страйк не знал, смеяться или досадовать.

– Эрик Уордл, – представился инспектор вкрадчиво и, как подумал Страйк, с совершенно лишней обольстительной улыбочкой. – А это сержант уголовной полиции Эквензи.

С ним прибыла чернокожая коллега: тощая, с кичкой выпрямленных африканских волос на затылке. Она приветствовала Робин краткой улыбкой, и Робин почему-то успокоилась от присутствия другой женщины. Сержант уголовной полиции Эквензи окинула взглядом тесное жилище Страйка, на все лады расписанное газетчиками.

– А где же посылка? – спросила она.

– Внизу. – Страйк вытащил из кармана ключи от офиса. – Я вас провожу. Как поживает твоя жена, Уордл? – не удержался он, выходя из квартиры с сержантом Эквензи.

– А тебе-то что? – огрызнулся офицер, но, к немалому облегчению Робин, перестал изображать из себя психотерапевта, сел напротив и открыл блокнот.

– Он дожидался у подъезда, – начала Робин, когда Уордл спросил, как у нее оказалась коробка с отрезанной ногой. – Я подумала, это курьер. Затянут в черную кожу, весь в черном, и только на плечах куртки – синие полосы. Гладкий черный шлем, зеркальный щиток опущен. Рост – где-то под два метра. Если не учитывать шлем – сантиметров на тридцать выше меня.

– Телосложение? – спросил Уордл, строча в блокноте.

– Я бы сказала, довольно плотное, но у него, вероятно, куртка была на теплой подкладке. – Робин невольно покосилась на Страйка – тот как раз входил в дверь. – Ну то есть, конечно, не…

– Конечно, не такой жирный кабан, как босс? – подсказал Страйк, и Уордл, никогда не упускавший случая пнуть частного сыщика или поржать над чужой подколкой, негромко хохотнул.

– Он был в перчатках, – без улыбки добавила Робин. – В черных кожаных байкерских перчатках.

– Куда же без перчаток, – отозвался Уордл, делая очередную пометку. – Мотоцикл, вероятно, вы не разглядели?

– «Хонда», красная с черным, – сказала Робин. – Я логотип запомнила – изображение крыла. По моим прикидкам, рабочий объем семьсот пятьдесят кубиков. Здоровенный.

Уордл не поверил своим ушам.

– Робин у нас – гонщица. Рассекает, как Фернандо Алонсо, – вставил Страйк.

Робин стало раздражать его панибратство и ерничество. У них в конторе, этажом ниже, лежала отсеченная женская нога. А где искать саму жертву? Сдержать слезы было нелегко, особенно после бессонной ночи. Проклятущий диван… В последнее время она нередко стелила себе в гостиной…

– И он заставил вас расписаться в получении? – спросил Уордл.

– Не то чтобы заставил, – уточнила Робин. – Он протянул мне папку-планшет с зажимом, и я машинально черкнула свою подпись.

– А что было под зажимом?

– То ли накладная, то ли…

Пытаясь восстановить это в памяти, Робин закрыла глаза. Теперь ей вспомнилось: бланк действительно выглядел каким-то кустарным, будто сляпанным на компьютере. Так она и сказала.

– А вы, вообще-то, ожидали какую-нибудь посылку? – спросил Уордл.

Робин объяснила, что к собственной свадьбе заказала для гостей одноразовые фотоаппараты.

– И что он сделал, когда коробка оказалась у вас в руках?

– Сел на мотоцикл и умчался. В направлении Черинг-Кросс-роуд.

В дверь мансарды постучали; сержант Эквензи принесла в пакетике для вещдоков отпечатанную на принтере записку, которую Страйк в самом начале заметил под ногой.

– Прибыли судмедэксперты, – доложила она Уордлу. – Вот это лежало в посылке. Хотелось бы услышать мнение мисс Эллакотт.

Сквозь прозрачный полиэтилен Уордл пробежал глазами записку и нахмурился.

– Белиберда какая-то, – сказал он и начал читать вслух: – «A harvest of limbs, of arms and of legs…»

– «…of necks that turn like swans…» – подхватил Страйк, который стоял прислонившись к плите, откуда уж никак не мог разобрать написанное, – «…as if inclined to gasp or pray» [6].

Трое слушателей вытаращили глаза.

– Это текст песни, – сказал Страйк.

От Робин не укрылось выражение его лица. Она поняла, что эти слова наполнены для него особым, гнетущим смыслом. Страйк с видимым усилием объяснил:

– Из последнего куплета «Mistress of the Salmon Salt» [7]. Группы Blue Öyster Cult [8].

Сержант уголовной полиции Эквензи вздернула тонко подведенные бровки:

– Это кто такие?

– Культовые рокеры семидесятых.

– Ты, надо думать, хорошо знаешь их музыку? – предположил Уордл.

– Я хорошо знаю эту песню, – ответил Страйк.

– А отправителя ты, случайно, не знаешь?

Страйк медлил. Троица слушателей выжидала, а в голове у сыщика мелькали образы и воспоминания. Чей-то приглушенный голос: «Она звала смерть… Quicklime Girl» [9]. Тонкая ножка двенадцатилетней девочки, исполосованная серебристыми шрамами от порезов. Темные, как у хорька, мужские глаза, сузившиеся от ненависти. Наколка – желтая роза.

А потом, в конце прочих воспоминаний (у кого-нибудь другого эта мысль возникла бы в начале), ему в голову пришел протокол допроса, в котором упоминался отрезанный от трупа пенис, отправленный по почте полицейскому осведомителю.

– Ты знаешь отправителя? – повторил Уордл.

– Возможно. – Страйк покосился на Робин и сержанта Эквензи. – Нам с тобой лучше потолковать с глазу на глаз. Ты узнал у Робин все, что хотел?

– Нам понадобится ваше полное имя, домашний адрес и прочее, – сказал Уордл. – Запиши, Ванесса.

Сержант Эквензи вышла вперед с блокнотом. Железные ступеньки лязгом отозвались под шагами мужчин и затихли. Робин отнюдь не горела желанием еще раз увидеть содержимое посылки, но расстроилась, что ее не позвали в офис. Как-никак на коробке была наклейка с ее именем.

Зловещее почтовое отправление все еще лежало этажом ниже, на конторском столе. Сержант Эквензи впустила еще двоих подчиненных Уордла: один фотографировал, второй вел переговоры по мобильному, когда мимо прошел их начальник с частным детективом. Полицейские проводили Страйка любопытными взглядами: он добился относительной известности, но вместе с тем успел насолить многим коллегам Уордла.

Закрыв за собой дверь кабинета, Страйк с Уордлом сели за стол друг против друга. Уордл открыл чистую страницу блокнота:

– Итак, известен ли тебе любитель расчленять трупы и по кускам рассылать частным лицам?

– Теренс Мэлли, – после небольшой заминки ответил Страйк. – Для начала.

Уордл не стал ничего записывать и только воззрился на Страйка, занеся ручку:

– Теренс Мэлли по кличке Диггер?

Страйк кивнул.

– Из харрингейской банды?

– А ты знаешь других Теренсов Мэлли? – Страйк начал раздражаться. – И сколько среди них любителей отправлять по почте расчлененку?

– Черт возьми, неужели ты пересекался с Диггером? Какими судьбами?

– Во время совместных рейдов с полицией нравов, в две тысячи восьмом. Он наркоту толкал.

– После той облавы его и закрыли?