ДЕБОРА: Тебе не кажется эта сумма несколько завышенной? Шестьдесят тысяч лир — за такую-то комнатенку! Что, твой любезный Альвизе, не мог подобрать нам что-нибудь получше?

МАРКО: Да. Действительно, домик, возможно, немного дороговат. Но ты знаешь, летом и в деревеньках на море цены вырастают как на дрожжах.

ДЕБОРА: Ты думаешь, Альвизе догадывается, что ты собираешься просить у него работу?

МАРКО: Не знаю. В нашей переписке я намекал ему о моем положении. Однако я всегда это делал в общих чертах. Но он знает, что у меня нет много денег.

ДЕБОРА: Знает, что у тебя нет денег, и снимает тебе это самое настоящее отхожее место, да еще за шестьдесят тысяч лир в месяц!

МАРКО: Прекращай, Дебора. Я ему написал, чтобы он подыскал мне небольшой, простой домик, на весь летний период. Возможно, он остановил свой выбор на первом попавшемся. По всей видимости, он не занимался долгими поисками. Он всегда очень занят. А, может, он поручил искать нам домик своей секретарше. Но, в конце концов, этот домик и не так уж плох. Не надо сгущать краски. Мне он нравится. Мне уже надоели порядком все эти пансионы. А, что, разве, нам было лучше у твоей сестры?

ДЕБОРА: И у тебя еще хватает смелости жаловаться на мою сестру!? Мы у нее прогостили целых три месяца. Она даже дала нам денег, чтобы мы добрались сюда.

МАРКО: Я вовсе не жалуюсь на твою сестру. Она была ангелом. Я только говорю, что я больше не переношу их компании. Эти нескончаемые вечера. Эти обеды. Эти их гости. Эти глупые разговоры.

ДЕБОРА: Надо же сказать такое! Это их дом. И они имеют полное право приглашать к себе всех, кто им заблагорассудится.

МАРКО: Кроме того, меня ужасно раздражал их противный слуга. Когда он подбирал мои носки по утрам с ковра, он корчил такую рожу, словно ему приходилось подбирать с пола дохлых мышей.

ДЕБОРА: Не говори мне только, что ты себя чувствовал гораздо лучше, когда ты бывал у своей мамочки.

МАРКО: Ты можешь мне не верить, но я, действительно, чувствовал себя там лучше.

ДЕБОРА: Я же — нет. Там всегда было жарко. И всегда было мало еды.

МАРКО: Моя бедная мама — ест мало. Она слишком старая. И не всегда понимает, что делает. Всегда боится потратить лишних денег.

ДЕБОРА: Интересно, где я его дела?

МАРКО: Что?

ДЕБОРА: Мое платье. Мое платье с голубыми цветочками. О, боже, неужели я его оставила там… Я его забыла в той гостинице, где мы спали сегодняшней ночью. В Анконе.

МАРКО: Ты у меня совсем безголовая. Все время что-нибудь забываешь в гостиницах. Напишем им, чтобы они нам его прислали сюда. Античная Япония. Наша гостиница называлась «Античная Япония».

ДЕБОРА: Марко, ты никак шутишь. Это было мое лучшее платье. Оно мне очень шло. В «Атичной Японии» постараются оприходовать его мигом. Что я одену, если нас пригласят на обед Алювизе и Бьянка? Не могу же я идти к ним в брюках!

МАРКО: Наденешь другое платье. Твое красное.

ДЕБОРА: Оно мне не идет. И слишком длинное.

МАРКО: А ты подшей его.

ДЕБОРА: Но я не могу подшивать платья.

МАРКО: О, боже! Так научись! Научись подшивать себе платья. А еще лучше — научись не забывать ничего в гостиницах.

ДЕБОРА: Может мне подошьет платье прислуга Бьянки, а?

МАРКО: Я не знаю, есть ли у них прислуга или нет. Я вообще ничего не знаю.

ДЕБОРА: Как нет прислуги!? У них полно денег, огромная вилла, и ты говоришь, что у них нет даже прислуги!?

МАРКО: Я не видел еще их виллы. И не знаю, она огромная у них или нет.

ДЕБОРА: Разве ты не сказал, что это та красная вилла, что находится там наверху, на холме?

ДЕБОРА: Просто, я подумал, что это она. Однако, не уверен.

ДЕБОРА: Никогда не поверю, что у них нет прислуги. Если она подошьет мне платье, я ей дам на чай тысячу лир.

МАРКО: Тысячу лир — это много. Достаточно будет пятисот лир.

ДЕБОРА: Ты — жадный. Как и твоя мать.

МАРКО: Моя мать не жадная. Она — бедная. И я тоже — бедный.

ДЕБОРА: Если говорить по правде, то мы вовсе не бедные. У нас просто нет денег. Это совсем другое дело. Настоящие бедные так не выглядят.

МАРКО: У меня нет денег с самого моего рождения. Поэтому я — бедный.

ДЕБОРА: Это не так. Если ты и бедный, то не настоящий. Ты так и сыплешь словами, словно из рога изобилия. Все время говоришь, говоришь, без умолку. Бедные, настоящие бедные, не тратят время на длинные разговоры. Бедные стоят уверенно на своих ногах. Мы же с тобой, наоборот, все время витаем в облаках.

МАРКО: У тебя своеобразное представление о бедных. Бедные могут быть самыми разными. Кто все время витает в облаках — таких тоже хватает. Послушай, уже четыре часа. Если мы собираемся выйти, то надо выходить тотчас же. Купим шоколадок или печенья. Надо будет чем-то угощать Альвизе и Бьянку. Угостим чаем. Посмотри, как у нас там с чашками.

ДЕБОРА: Чашки у нас есть, но нет чайника.

МАРКО: В таком случае, надо будет купить чайник. Что же касается чашек, то они у нас предназначены для капуччино. Не для чая.

ДЕБОРА: Я не понимаю, почему мы им должны предлагать именно чай. Сейчас чай никто не пьет. Он вышел из моды.

МАРКО: Перед тем как нам идти куда-нибудь, давай приведем немного в порядок нашу комнату. Стряхни, пожалуйста, немного пыль с мебели.

ДЕБОРА: А, где мне взять тряпку?

МАРКО: О, бог ты мой. Не знаю. Найди, что-нибудь. Возьми, например, kleenex. Или, на худой конец, мои грязные трусы. Ты их можешь взять в моей сумке. Ты у меня всегда выглядишь такой беспомощной.

ДЕБОРА: Не могу представить, как может выглядеть эта Бьянка. Ты сказал, что она похожа на овечку? У нее лицо овечки? А. как Альвизе? Скажи мне, как выглядит Альвизе?

МАРКО: Я тебе могу сказать только, как он выглядел когда-то. Уже прошло почти девять лет, как мы не виделись друг с другом. Тогда нам обоим было всего лишь по двадцать лет. Как я его помню, он тогда был толстячком, с бледным лицом, слабохарактерным, в очках. Пряди волос у него все время ниспадали на лоб. Он носил всегда широченные пиджаки, которые висели на нем словно на чучеле.

ДЕБОРА: Короче, я поняла, он один из тех, у кого все валится из рук. Должно быть, он был страшно некрасивый.

МАРКО: За эти годы мы с ним обменялись письмами разов пять-шесть. Я был за рубежом, когда он написал мне, что влюбился по уши и собирается жениться. Что встретил красивую девушку. Богатую. Спортсменку. Чемпионку по горным лыжам. Тогда он еще не занимался спортом. Не любил гулять на свежем воздухе и страшно мерзнул. Проводил все время в четырех стенах, в тени, словно нетопырь, читая немецких философов. У него не было денег. Он закончил экономический факультет и знал массу вещей. Подрабатывал на жизнь переводами. Помогал писать диссертации нерадивым студентам. Девушка тоже была влюблена в него по уши. Звали ее Бьянка. Она была богатая. Очень красивая. С белокурыми локонами. Он мне прислал также ее фотографию. Самая настоящая красавица. С личиком, как у овечки.

ДЕБОРА: Не могу себе представить ее. Просто не могу себе вообразить чемпионку по плаванию с личиком овечки. И потому, как ты описал его, совершенно не понимаю, как он сумел дорасти до директора завода.

МАРКО: Потому что у тебя совершенно отсутствует какое-либо воображение. В прочем, это не имеет особого значения — все равно мы вскоре увидим их. Когда я вернулся из-за границы, он написал мне, не мог бы я навестить его здесь. Я его не навестил. Так как в тот момент у меня была ужасная депрессия. Мне приходила мысль, не попроситься ли мне к нему на работу. Однако, мне было неловко написать ему об этом. Так было упущено время. Наконец, месяц тому назад я написал ему, не мог ли он подыскать мне здесь домик на лето. Как будто мы из тех, кто каждое лето проводит отпуск на море. Это было моим первым шагом, затем я собирался узнать у него насчет работы. В наши студенческие годы мы были закадычными друзьями. У нас не было ни лиры за душой, и мы снимали на двоих ужасную комнатенку на улице Панисперна. После него, у меня уже не было больше друзей. Да, и, по правде говоря, я был все время занят. Если кого и встречал, то только глупцов.