Сукин сын! Теперь я почти не сомневался, что, прежде чем прийти ко мне, он перелопатил всю мою подноготную. Нынче это просто: ткнул в нужную кнопочку на компьютере – и на экране монитора появляется досье практически на любого человека. Век электроники… чтоб ей…

– Скорее, к богачам, – ответил я дерзко. – Я богат своим внутренним содержанием. Можно сказать, гигант мысли.

– Понятно… – Мент скупо улыбнулся и одним глотком допил свой кофе. – Благодарю, – сказал он с несколько наигранной вежливостью; и добавил извиняющимся тоном: – Я сегодня с шести утра на ногах. То одно, то другое… Так вот, Хамович – это ваш сосед с третьего этажа.

Хам Хамыч! Вот это новость… С ума сойти. Впрочем, по здравому размышлению, ничего в этом происшествии необычного нет.

Давно закончились перестроечные времена, когда бандитов и крутых бизнесменов отстреливали пачками, на дворе двадцать первый век, но все равно то там, то там еще постреливают. Но теперь уже на мелюзгу не размениваются, мочат фигуры крупные. А Хам Ха… пардон, Геннадий Михайлович был не из последнего десятка. Его банк считался в городе одним из самых крупных и процветающих, если судить по местной прессе.

– Я так понимаю, вы пришли, чтобы узнать от меня какие-нибудь подробности из его жизни, – сказал я с уверенностью.

– Это верно.

– Так вот, заявляю вам официально: ни хрена о Хамовиче я не знаю. Мы никогда не общались, даже не были знакомы, а в круг его приятелей меня не подпустили бы и на пушечный выстрел. Он был крутым – и этим все сказано. А я простой обыватель, к тому же безработный.

– А почему вы не спрашиваете, где его убили и как?

– Насчет «как» у меня вопросов нет. Скорее всего, снайпер поработал. Или машину взорвали. Но это, как по нынешним временам, проза. А что касается вопроса, где это случилось, то мне он малоинтересен. Наверное, где-нибудь возле банка.

– Вы ошиблись дважды. Во-первых, он погиб не от пули и не от взрывного устройства – его зарезали, а во-вторых, эта трагедия случилась ночью, где-то в районе полуночи, и в его собственной квартире.

– В собств… – Меня вдруг переклинило.

– Да, это так. И судя по тому, что мы увидели в апартаментах Хамовича, там шло настоящее сражение. Вы не могли этого не слышать.

– Сражение… – Я начал постепенно приходить в себя. – В общем, да… кое-что слышал… кажись, в полночь.

– А если слышали, то почему не поинтересовались, что там происходит? Или, все-таки, интересовались? Дверь квартиры Хамовича была не заперта. Вот ваша уборщица, например, оказалась более любопытной. Это она нам рано утром позвонила.

Опять этот ментовский взгляд – острый и беспощадный… Уж не меня ли он подозревает в убийстве? А что, версия вполне подходящая. Повздорил с соседом и разобрался с ним по полной программе. Такие вещи случаются.

– Чужая жизнь – потемки, – буркнул я хмуро. – Это женщины любят совать свой нос во все щели. Лично мне претят такие вещи. А если более конкретно, то к тарараму в его квартире я уже привык. Он часто устраивал там «концерты» с битьем посуды, крушением мебели и мордобоем – то с женой, то со своими девками. Да и вообще сейчас не принято соваться, как раньше, к соседям, чтобы помочь в выяснении супружеских отношений. Люди замкнулись в своем маленьком мирке и не желают вывешивать грязное белье всем напоказ. Это в советские времена для таких случаев были и общественные суды, и профком, и партком.

– Были… – Майор нахмурился; наверное, вспомнилось что-то свое из этой серии.

– Вот и я об этом. Так что помочь ничем не могу.

– А криков о помощи вы не слышали?

– Криков не слышал. Хамович не впадал в истерику. Он всегда крушил молча. Наверное, наслаждался своей властью над бездушными предметами. Есть такой тип людей. Это те, которые переворачивают мусорные баки, ломают скамейки в скверах, пишут всякие гадости в подъездах и мочатся в лифтах. Вандалы. Для таких индивидов ушлые япошки устанавливают в отдельных комнатах резиновые изображения начальников в одежде и оставляют там кучу палок, чтобы подчиненные с психикой варваров отводили душу, мочаля статую дубинками.

– У него были какие-нибудь стычки с соседями?

– Не знаю. Я уже говорил, что в моем подъезде живет сплошная крутизна. Богатые люди. А откуда у большинства наших нуворишей богатство, надеюсь, вам рассказывать не нужно. Вполне возможно, что он с кем-то из них повздорил, а у этих толстолобиков разговор короткий – пуля в затылок, и все дела. И больше никаких проблем.

– Значит, ничего вы не слышали, ничего не знаете, знакомства с Хамовичем не водили и в его квартире никогда не были…

– Абсолютно точно.

– А что если мы случайно… – Тут взгляд опера потяжелел, налился свинцом. – Что если мы случайно найдем в его квартире ваши пальчики?

– Исключено.

– И все-таки?…

– Тогда я сам себе отрублю руку – чтобы не бегала самовольно там, где не нужно.

– Серьезная заявка… – Мент хмуро осклабился. – Что ж, тогда у меня есть предложение спуститься этажом ниже. Посмотрите, как живут ваши богатые соседи…

Что-то уж больно загадочно он выглядит, мелькнула в моей голове беспокойная мыслишка. Похоже, опер приготовил мне какой-то сюрприз. Но что именно? В квартиру к Хам Хамычу я точно не заходил. Разве что…

Тут я невольно похолодел. Был я в квартире, Хам Хамыча, был! Перед его заселением, где-то чуть больше года назад. Правда, тогда она стояла без мебели: строители как раз заканчивали капитальный ремонт – отделывали плиткой ванную и туалет.

Меня позвал их бугор, Васька Штык, с которым я знался еще со школы. Он был на год старше меня, но в свое время мы с ним немало провели времени в дружеских компаниях, когда на столах стояли не только бутылки с минералкой.

«Никита, ты, кажется, собираешь старинные монеты…», – сказал он, дохнув на меня вчерашним перегаром.

«Ну…», – ответил я осторожно.

«Надо бы упохмелиться… да вот беда – филок нету…» – продолжал Васька.

«Пойдем ко мне, налью тебе стопарь», – предложил я великодушно, пока не понимая, к чему он клонит.

«Не, мне одному не надо. У меня бригада…» – Он кивком головы указал на мужиков, которые усиленно делали вид, что не заинтересованы в нашем разговоре.

«Тогда что ты хочешь?»

«У меня есть для тебя товар, – ответил Штык. – Мы тут нашли несколько старинных монет… когда снимали старую напольную плитку в ванной. Там было что-то вроде тайника. Возьмешь? Отдам недорого, не сумлевайся. Ты ведь свой…».

«Покажь», – сказал я, чувствуя, как в душе взыграло ретивое – а вдруг? Что если эти мужики нечаянно откопали раритет? Такие вещи случаются.

Васька достал из кармана носовой платок, развернул его, и я увидел с десяток серебряных монет – в основном полтинники и рубли Николая II, притом неважной сохранности. Увидел – и не смог удержать вздох разочарования. Все это для меня проза. Такого добра, притом в свободной продаже, – завались.

Штык уловил мое настроение и скис. «Да сам знаю, что здесь дешевняк, – сказал он виноватым тоном. – Грамотный… Но куда я сейчас с ними пойду? Это тебе известно, где можно их толкнуть. Никита, я много не прошу… Нам надо полечиться…»

А я в это момент не мог вымолвить ни слова – смотрел на находку Васьки, как завороженный.

Так, наверное, бывает с золотоискателем, когда среди шлиха на дне промывочного лотка вдруг появляется большой красавец-самородок. У меня, например, при виде монеты, которую скрывали николаевские полтинники и рубли, даже дыхание перехватило от дикого восторга.

Она тоже была серебряная, но несколько крупнее царских полтинников и рублей. Почерневшая от грязи и патины, монета имела совсем непрезентабельный вид. Наверное, потому хитрый, но наивный Штык запрятал ее под низ кучки, а сверху положил рубль более-менее приличной сохранности.

Мне хватило одного взгляда, чтобы понять – передо мною настоящее нумизматическое сокровище. Но я все-таки сумел сдержать свои эмоции и, скорчив кислую мину, ответил:

«Лады… Заберу эту дешевую хрень. Но делаю это только по старой дружбе!»