Порыв отчаяния прошел быстро. Морав неожиданно вспомнил, что говорил по такому поводу Рогволд: «Утопающий хватается за соломинку. А уж волхву тем более не пристало терять самообладание в сложных ситуациях, ведь на него равняется племя. Из любого положения есть выход. Нужно лишь хорошо подумать».

Морав мигом успокоился и осмотрелся. Выкопать ножом ступеньки, чтобы выбраться из ямы, не представлялось возможным – она сужалась кверху. Тогда мальчик обратил внимания на древесные корни, которые свисали вниз бахромой. Ловушка была свежей, поэтому они не успели высохнуть, и, несмотря на то что были тонкими, вес Морава вполне могли выдержать. Но как к ним добраться?

Мальчик несколько раз подпрыгнул, однако достать до корневищ не смог. Тогда он обратил взор на толстый кол, вкопанный в дно ямы. Немного подумав, Морав с удовлетворением кивнул и, обхватив его руками, добрался до острой верхушки. Достав нож, он срезал острие, придерживаясь руками за стенки ямы, встал одной ногой на крохотную площадку при вершине кола, и, собрав все свои силы и мужество, прыгнул вверх.

Есть! Морав вцепился одной рукой за плеть самого длинного корневища; к большой его радости, оно лишь немного опустилось вниз, но не оборвалось. Перехватившись другой рукой, он забрался наверх и упал возле ямы, чувствуя, как сильно заколотилось в груди его сердечко. Но разлеживаться долго было недосуг, и мальчик побежал дальше. Он очень торопился, так как уже наступил рассвет.

Конечно же, Морав опоздал. Возле тверди уже шел бой. Спрятавшись в кустарнике, который рос на лесной опушке, он с отчаянием наблюдал, как многочисленные варяги, подняв на руках штурмовые лестницы, лезли на валы, притом в нескольких местах, чтобы осложнить русам оборону, ведь в таком случае они должны были распылять свои силы. Идти через ворота варяги не решились, так как их защищали лучники на двух башнях, к тому же они торопились захватить твердь с наскока, понадеявшись на неожиданность нападения, поэтому даже не стали сооружать таран.

Варяги, закрываясь от обстрела сплетенными из хвороста большими щитами, уже почти добрались до кольев изгороди, когда на них обрушились потоки воды. Осажденные поливали крутые глиняные склоны, которые мигом стали очень скользкими. Варягов словно ветром сдуло. Они беспорядочно катились вниз кубарем, бросая щиты, чем тут же воспользовались лучники русов. Туча стрел накрыла барахтающихся у подножия вала морских разбойников, и добрый десяток из них отправился в свою вожделенную Вальхаллу [13].

Рыча в бессильной ярости, как взбесившиеся волки, варяги отбежали от городища на безопасное расстояние и начали готовиться к штурму более серьезно. Срубив несколько нетолстых деревьев, они принялись строить клеть, которая могла защитить их от стрел противника. Внутри клети должны были находиться те, кто ее понесет, а также несколько дюжих воинов с тараном. Это весьма эффективное при штурме укреплений устройство очень не понравилось русам, поднаторевшим в битвах. Клеть еще была не окончена, когда со скрипом отворились ворота, которые выпустили наружу дружинников, закованных в броню.

Русы быстро построились в боевой порядок и неторопливой поступью начали надвигаться на варягов – с таким расчетом, чтобы далеко не отрываться от валов, где их должны были поддерживать лучники, если враги попытаются окружить отряд.

Варяги радостно загалдели (они не очень любили штурмовать укрепления, предпочитая бой на открытой местности) и с потрясающей слаженностью образовали строй в виде треугольника. На его вершине, направленной острием в сторону дружины русов, бесновалось трое морских разбойников, облаченных в медвежьи шкуры. Они и впрямь рычали, как затравленные звери, пенились от ярости и в нетерпении грызли края свои деревянных щитов. Но команда начинать бой еще не поступила, и им приходилось сдерживать свои порывы, хотя дисциплина давалась им с трудом.

Морав даже тихо заскулил, как щенок, от страха при виде этой троицы. Из рассказов волхва он знал, что воины викингов, облаченные в медвежьи шкуры, называются берсерками [14] и что в бою они неудержимы и непобедимы, потому как не чувствуют боли от ран и бьются словно одержимые. Если это так, то варяги сокрушат дружину русов, ведь в тверди не было воинов, способных противостоять берсеркам.

Рогволд говорил, что в родственных племенах тоже есть берсерки. Их называли «хоробрыми» [15]. Покровителем хоробрых считался бог Велес [16], священным животным которого был медведь. Только они могли сражаться с берсерками-безумцами на равных.

Но вот прозвучала команда хёвдинга – вождя варягов, и берсерки с дикими воплями бросились на русов, увлекая за собой остальных разбойников. Морав сжался в комок и до крови прикусил нижнюю губу. Сейчас начнется разгром… Ему даже хотелось зажмуриться, но веки не повиновались мальчику, и он во все глаза смотрел на разворачивающееся перед ним действо.

Дружинники городища остановились, закрылись щитами и ощетинились рогатинами. Но как только берсерки пробежали половину расстояния, отделяющее их от русов, строй расступился, и варягов встретили лучшие охотники племени, вооруженные луками. Каждый из них выпустил по три стрелы, затем строй сомкнулся, и началась сеча.

Оружейные мастера русов клеили плечи луков из нескольких пород дерева и вдобавок усиливали их роговыми пластинами. Эти луки, предназначенные для охоты на крупного зверя, были очень мощными, и стрелы, выпущенные из них, могли остановить даже тура, не говоря уже о берсерках, которые рассчитывали напугать русов своим видом и не стали надевать доспехи. Собственно говоря, этого они никогда и не делали, а медвежья шкура весьма слабая защита против стрел, поэтому два берсерка были убиты сразу, и только один из них, самый высокорослый, утыканный стрелами, как еж иголками, добежал до боевых порядков русов.

Разметав своим огромным топором нацеленные на него рогатины, он врубился в первую шеренгу дружинников и мигом расчистил целую просеку, куда устремились остальные варяги. Кровь хлестала из его тела ручьями, но он совершенно не обращал внимания на свои раны и дрался, распевая какую-то варварскую песню. Неуязвимость берсерка посеяла некоторую панику среди русов, и тогда к нему бросился вождь племени Яролад, могучий воин.

Срубив по пути, как былинку, одного из варягов, несмотря на его доспех, он обрушил свой меч на голову берсерка. Но тот совершил невероятный прыжок и ушел от этого смертоносного удара. При виде вождя русов в его безумных глазах появилась некоторая осмысленность, он оскалил зубы в хищной улыбке, отшвырнул топор и неожиданно вцепился своими ручищами в горло вождя. Яролад бросил бесполезный меч и сделал то же самое.

Какое-то время они стояли неподвижно, лишь слегка раскачиваясь из стороны в сторону. Неискушенному наблюдателю могло показаться, что противники ведут дружескую беседу, обняв друг друга. Но по их покрасневшим от прилива крови лицам было понятно, что оба воина находятся в страшном напряжении. Но вот берсерк пошатнулся, сдал назад, и Яролад одним мощным движением свернул ему шею. Видимо, ранения истощили силы неистового варяга, и он не смог противостоять вождю племени русов, который не имел ни единой царапины.

Дружинники, подбодренные победой своего предводителя, отбросили все страхи и сомнения и с новыми силами набросились на варягов, которые несколько устрашились силы Яролада. Морав облегченно вздохнул: разбойники, сбившись тесной кучкой, начали понемногу пятиться назад. Это еще не было поражением, но, похоже, варяги уже перестали надеяться на успех и начали подумывать о бегстве к своим драккарам.

Неожиданно в их поведении что-то изменилось. Морские разбойники расступились, и вперед вышел одетый во все черное рослый варяг в волчьей шкуре, наброшенной на плечи. Волчище был таким большим, что голова варяга поместилась в его открытой пасти, усеянной острыми клыками. На его груди висела круглая пластина с изображением волчьей морды, а в руках он держал огромный топор, рукоять которого украшала витиеватая золотая насечка.