Иногда она вдруг резко худела, но затем так же быстро поправлялась. К тому времени, когда мне исполнилось девять лет, кости на ее лице стали выдаваться вперед, и она уже больше не набирала своего прежнего веса. Это вода покидала ее из-за болезни, но я не догадывалась об этом. Так же как сочные морские водоросли, высыхая, становятся ломкими, мама все больше и больше теряла главную составляющую своей сущности.

Однажды вечером, когда я сидела на полу в нашей темной прихожей и напевала песенку пойманному утром сверчку, из-за двери раздался голос:

— Эй! Откройте, это доктор Миура!

Доктор Миура приезжал в нашу рыбацкую деревню раз в неделю, и с тех пор как мама заболела, он обязательно заходил к нам. В тот день на море разыгрался шторм, и отец остался дома. Он сидел на своем обычном месте, на полу, запустив в сеть свои паукообразные руки. Отец посмотрел на меня и поднял один палец. Это означало, что я должна открыть дверь.

Доктора Миура в нашей деревне считали важной персоной. Он учился в Токио, знал больше, чем кто-либо, китайских иероглифов и был слишком горд, чтобы заметить такое создание, как я. Когда я открыла ему дверь, он выскользнул из туфель и направился в дом, не обратив на меня внимания.

— Как бы я хотел, — сказал он отцу, — жить, как ты, рыбачить целыми днями в море. Славно! А в непогоду отдыхать... Я вижу, твоя жена еще спит, — продолжал он. — Жаль. Было бы неплохо ее осмотреть.

— Вы думаете? — спросил отец.

— Дело в том, что всю следующую неделю меня не будет. Может, ты все-таки разбудишь ее?

Какое-то время отцу понадобилось на то, чтобы выпутать руки из сети, но в конце концов он встал.

— Чио-сан, — сказал он мне, — принеси доктору чашечку чаю.

Тогда меня звали Чио, и только спустя годы я стала известна как гейша Саюри.

Отец с доктором пошли в комнату, где спала мама. Мои попытки подслушать под дверью их разговор ни к чему не привели. Я слышала лишь мамины стоны и ничего из того, о чем они говорили. Я занялась приготовлением чая. Вскоре доктор и отец вышли из маминой комнаты и сели за стол.

— Пришло время сказать тебе кое-что, Сакамото-сан, — начал доктор Миура. — Тебе нужно поговорить с одной женщиной в деревне. По-моему, ее зовут Суджи. Закажи ей новое красивое платье для своей жены.

— У меня нет денег, доктор, — сказал отец.

— Мы все в последнее время стали беднее. Я понимаю тебя, но ты должен это сделать ради своей жены. Она не должна умереть в том поношенном платье, в котором сейчас лежит.

— Она скоро умрет?

— Возможно, еще через несколько недель. У нее ужасные боли, и смерть избавит ее от страданий.

Услышав это, я перестала воспринимать их голоса. В ушах стоял шум, как от крыльев мечущейся в панике птицы. Возможно, это билось мое сердце, я не знаю. Но если вам доводилось видеть птицу, залетевшую в храм и пытающуюся найти выход, то вы можете себе представить овладевшие мною чувства. Конечно, я и раньше часто задумывалась над тем, что может случиться, если мама умрет. Но думала об этом так же, как о землетрясении, способном поглотить наш домик. Сложно представить себе жизнь после подобных событий.

— Я думал, что умру первым, — сказал отец.

— Ты уже не молод, Сакамото-сан, но у тебя крепкий организм. Ты легко сможешь прожить еще лет пять. Я оставлю тебе таблетки для жены. Можно давать по две сразу.

Они еще немного поговорили о таблетках, и доктор Миура ушел. Отец продолжал сидеть спиной ко мне и еще какое-то время молчал. На нем не было рубахи, кожа на его теле была собрана в складки. Чем больше я смотрела на отца, тем больше он напоминал мне любопытную коллекцию форм и фактур. Его позвоночник был похож на холмистую дорогу. Его голова, покрытая обесцвеченными пятнами, походила на битый фрукт. Руки выглядели как палки, обтянутые старой кожей. Если мама умрет, как я смогу продолжать жить в одном доме вместе с ним. Я не хотела уезжать, но независимо от того, будет в нем жить отец или нет, дом станет пустым, после того как мама покинет его. Наконец отец прошептал мое имя. Я подошла сзади и наклонилась к нему.

— Должен сказать тебе что-то очень важное, — произнес он.

Его лицо словно окаменело. Глаза бегали, будто он потерял над ними контроль. Я думала, отец собирается с духом, чтобы сообщить мне о скорой маминой смерти, но он только попросил меня сходить в деревню и купить немного ладана для алтаря.

Семейный буддийский алтарь покоился на старом сундуке рядом с кухней и являлся единственной ценной вещью в нашем подвыпившем домике. Перед грубой деревянной скульптурой Амиды, Будды Западного рая, стояли крошечные погребальные дощечки, исписанные буддийскими именами наших умерших предков.

— Но, отец, разве там уже ничего нет?

Я надеялась, он ответит, но он лишь жестом показал мне на дверь.

Дорога от нашего Дома к деревне шла вдоль берега, мимо скал. Идти в такое ненастье казалось невероятно трудно, но я, помнится, была благодарна сильному ветру, как бы разгонявшему беспокоившие меня тяжелые мысли. Море неистовствовало. Волны, как камни, дробились на острые осколки. Мне казалось, весь мир вокруг чувствовал примерно то же самое, что и я. Жизнь, подобно шторму, постоянно смывает то, что было явью всего мгновение назад, и являет миру нечто опустошенное и неузнаваемое. И я впервые об этом задумалась. Пытаясь освободиться от одолевавших меня мыслей, я быстрее побежала по тропинке, пока впереди не показалась деревня.

Йоридо — маленький населенный пункт, расположенный на берегу небольшой морской бухты. Обычно она бывала усеяна рыбаками, но в тот день я заметила лишь несколько возвращавшихся лодочек, напоминавших мне жучков, ползущих по поверхности моря. Шторм постепенно нарастал, и уже слышался его рев. Фигуры рыбаков становились размытыми, а постепенно и вовсе потерялись за завесой дождя. Я могла наблюдать, как шторм двигался вслед за мной. Первые упавшие капли оказались размером с перепелиное яйцо, и буквально через несколько секунд я так вымокла, словно искупалась в море.

В Йоридо всего одна дорога, и ведет она прямо к двери Японской береговой компании морепродуктов. Вдоль нее стояли дома, часть помещений в них была приспособлена под магазинчики. Я переходила улицу напротив дома Окада, где собиралась купить ладан, но неожиданно оступилась, поскользнувшись на грязной дороге, и упала на бок перед повозкой, на какое-то время потеряв сознание. Помню, мне все время хотелось что-то выплюнуть. Затем я услышала голоса и почувствовала, как меня перевернули на спину, подняли и куда-то понесли. По распространявшемуся вокруг запаху рыбы стало понятно — меня принесли в Японскую береговую компанию морепродуктов. Послышался шлепок. Это с одного из столов сбросили на пол сеть с рыбой, а меня положили на его скользкую поверхность. Я была мокрой от дождя, в крови, босая и грязная, одетая в крестьянскую одежду. Я это знала. Но я не знала того, что этот эпизод изменит всю мою жизнь. Ведь именно при этих обстоятельствах я впервые посмотрела в лицо господину Танака Ичиро.

Я видела господина Танака в нашей деревне много раз. Он жил в большом поселке неподалеку, но каждый день приезжал в Йоридо, где его семья владела Японской береговой компанией морепродуктов. Одетый в мужское кимоно и брюки, в отличие от рыбаков, носивших крестьянскую одежду, он своим видом напоминал мне изображения самураев. Его кожа выглядела гладкой и упругой, как барабан, а скулы поблескивали, как хрустящая корочка на зажаренной рыбе. Мне он всегда казался необыкновенным, и когда раньше доводилось случайно встречать его на улице, я всегда останавливалась и смотрела на него.

Я лежала на скользком столе, а господин Танака тряс мою голову и осматривал лицо. В какой-то момент он поймал взгляд моих серых глаз, зачарованно смотревших на него. Он мог бы пренебрежительно усмехнуться, посчитав меня нахальной девчонкой, или просто отвести взгляд, но продолжал смотреть мне в глаза довольно долго, настолько долго, что по моему телу пробежал холодок, хотя в помещении стоял теплый спертый воздух.