Судья задумалась.
Дело о наследстве рассыпалось на глазах.
Дарственные не оспоришь, человек имеет право дарить кому угодно и что угодно. Хоть бы и ездового верблюда.
Если бы были доказательства, что дарственная составлена под принуждением, но таковых - нет. А даритель мертв в результате... где тут ксерокопия карточки?
Болезни Паркинсона?
Судья знала, что это за кошмар.
Что остается тогда? Договор ренты?
То же самое. Если вызвать повесткой свидетелей, которых назовет девушка, а она назовет, нет сомнений... все рассыпается, как карточный домик.
С момента составления договора ренты, квартира уже не принадлежала Майе Алексеевне Домашкиной. О каком наследовании тут может идти речь? И о какой недееспособности?
Могут ли препараты, которые назначались больной, повлиять на ее разум?
Об этом лучше спросить медиков, но вряд ли.
Договор дарения составлен у одного нотариуса, ренты - у другого. Один человек еще может пойти на сговор, но когда их двое, все изрядно усложняется, к тому же одного нотариуса судья знала лично. Та еще зараза...
Что остается?
Алименты.
Статья 87 СК РФ, по которой, нравится, не нравится, дети обязаны содержать своих родителей, если те нетрудоспособны.
Но... есть лазейка.
- Вашу мать не лишили родительских прав?
- Нет, Ваша Честь.
- Но своих обязанностей по отношению к вам она не исполняла...
- Нет, Ваша Честь. Я могу представить свидетелей и доказательства сказанного мной.
Судья перевела взгляд на Прасковью Петровну. И принялась трясти уже вредную тетку.
Свидетели антисоциального поведения Матильды? Есть? Предоставите? Отлично!
Свидетельства того, что она не заботилась о бабушке?
Доказательства принуждения?
Прасковья Петровна искренне обещала все предоставить. Как - Матильда не знала, но мало ли?
Наконец судья успокоилась.
- Суд удаляется на совещание.
И вышла.
Секретарь выставила всех из кабинета, и Матильда прислонилась к стене.
Усталость была чисто психологической. Мария-Элена помогала, как могла, но герцогесса никогда не была в такой ситуации. А Матильда нервничала и переживала, что не улучшало состояния девушек.
Бетон приятно холодил спину под тонкой тканью. Хорошо...
Прасковья Петровна смотрела злыми глазами со скамейки.
- Думаешь, твоя взяла?
Девушка не отвечала. Она глубоко и размеренно дышала, насыщая кровь и мозг кислородом. Вдох - выдох, вдох - выдох...
Так-то лучше.
Главное - душевное спокойствие и уравновешенность.
***
Долго ждать не пришлось.
Пятнадцать минут судье хватило, чтобы 'посовещаться', и присутствующих опять пригласили в кабинет.
Смысл судейской речи был в том, что сейчас дело закрыть нельзя. Так что следующее заседание состоится через месяц. Дата, время, повестки придут на ваш адрес. Позаботьтесь о свидетелях.
Мария-Элена скрипнула зубами и решила в ближайшее время написать ходатайство. Даже несколько.
Пройти по соседям, поговорить с ними, зайти к врачам в поликлинику, ну и пообщаться со знакомыми юристами на предмет, как лучше разобраться с мамашей.
Алименты ей... ха! Три раза!
А повестки она и сама передаст, если вручить их 'Почте России', свидетели дойдут до суда как раз к следующему году. Если повезет.
***
Результатом суда были недовольны обе. Хоть Параша, хоть Матильда.
Матильде предстояла куча работы.
А Параша осознала, что халявы не будет. Вообще.
Мария Ивановна видела документы у участкового, но в законах она разбиралась весьма посредственно. Для ее что договор ренты, что дарственная, что завещание - разницы она не видела. Потому-то Прасковья Петровна и посчитала, что все можно будет переиграть.
Оформили доверенность, кое-как проконсультировались с юристом, подали заявление в суд, и решили, что все будет в порядке.
Оказалось - нет. Дело явно пойдет взатяг.
Но это и к лучшему?
Матильда живет все там же, можно будет на нее надавить, или как-то воздействовать...
Матильда не собиралась этого дожидаться.
Она уверенно сбежала по лестнице, застучала каблучками... тетя Параша не смогла ее догнать. Возраст, вес, одышка...
- Сволочи! На алименты они подавать будут!
Матильда негодовала, и Мария-Элена ее отлично понимала.
Явилась тут... мамаша с кудыкиной горы! Шестнадцать лет ни слуху, ни духу, а теперь люби ее! И ладно бы - просто любить, так еще и выражать свою любовь в денежном эквиваленте!
Собственно, это было единственным проблемным пунктом искового заявления. Остальные было легко отмести.
Пройтись по нотариусам, врачам, соседям, вызвать в суд людей, чтобы те подтвердили чистую правду. Все было подарено добровольно, бабушка Майя была в здравом уме и твердой памяти, когда так поступала...
Это несложно.
А вот как быть с алиментами?
Мать не лишали родительских прав... эх, бабуля, как же ты так оплошала? А доказать, что она - плохой родитель...
Это сложно.
Очень сложно.
- Почему?
- А как доказать, что она не присылала нам денег, к примеру?
- Она тоже не докажет обратного, - Мария-Элена уже познакомилась с выражением 'презумпция невиновности', хотя и не пришла от него в восторг.
Как и от всей судебной системы в целом. Что это за суд, после которого убийц нельзя вешать, а ворье - пороть? Это неправильно!
- Допустим, я буду утверждать одно, Параша другое... ну да. Должны быть какие-то квитки с переводами. Хотя бы...
- Это как? - не поняла герцогесса.
Пришлось объяснять про банковскую систему.
- Хорошо. Значит, документов никаких нет.
- Но можно сказать, что передавали деньги из рук в руки, к примеру...
- Твоя бабушка мертва. Ты ничего подобного не помнишь, соседи тоже не в курсе...
Матильда вздохнула.
- У меня один ход. А у подлеца сорок восемь. Надо будет проконсультироваться с адвокатом.
- Нанимать будем?
- Не знаю... да, алименты... и как эта зараза инвалидность получила?
- Выглядит она плохо, - вспомнила герцогесса мать Матильды. - Может, поэтому?
- Черт ее знает. Но я все равно не сочувствую. Она меня бросила, уехала, а я должна ее любить? Не дождутся!
- И правильно. Твоя бабушка не хотела, чтобы ее дочь мешала тебе жить. Вот и не стесняйся. Себя надо уметь защищать...
- Марию-Элену Домбрийскую ли я слышу? - подколола Матильда.
В своем мире Мария-Элена все чаще предпочитала уступать руководство Матильде, а сама довольствовалась ролью наблюдателя.
В мире Матильды ей было проще.
- С кем поведешься, - не смутилась герцогесса.
- Так тебе и надо, - подвела итог Матильда. И девушки дружно рассмеялись, чувствуя, как отпускает внутреннее напряжение. Не так уж и страшно, когда суд?
***
Петюня в суд не пошел.
Ждал у входа, курил какую-то вонючую гадость, демонстрировал миру пузико в розовой рубашке. Мария-Элена обогнула его, как столб.
- Эй, ты чего?
Петюня успел перехватить девушку за локоть.
А в следующий миг...
- Руки. Убрал.
Мария-Элена не повысила голоса. Не стала ругаться, угрожать, сердиться.
Из серых глаз смотрела смерть. Скорая и мучительная.
Смерд! Посмел! Поднять руку! На герцогессу!
За такое вешали без суда и следствия, иногда за шею, а иногда и за ноги.
Толстые пальцы сами собой разжались.
- Ты... это...
Девушка развернулась - и удалилась с поля боя.
Убила бы! Но - нельзя.
Матильда пнула бы обнаглевшее быдло в коленку, или по-простому, ударила бы Петюню в челюсть, но этого и нельзя было делать. Суд рядом, Параша выйдет, увидит, что ее сыночка обидели, и пойдет такая вонь!!!
Тут и ходить далеко не надо, снять побои и подавать заявление.
Этого допустить нельзя. И слава богам, что Матильда пока не перехватывала управление телом, Мария-Элена могла и не успеть остановить сестру.