Наталья Горбачева

ОПТИНСКИЕ СТАРЦЫ

Оптинские старцы - i_004.png

НАЧАЛО ТРАДИЦИИ

Благословенная Оптина

Уж две недели я живу в монастыре

Среди молчания и тишины глубокой.

Наш монастырь построен на горе

И обнесен оградою высокой.

Из башни летом вид чудесный, говорят,

На дальние леса, озера и селенья;

Меж кельями разбросанными — сад,

Где множество цветов и редкие растенья

(Цветами монастырь наш славится давно).

Весной в нем рай земной, но ныне

Глубоким снегом все занесено,

Все кажется мне белою пустыней,

И только куполы церквей

Сверкают золотом над ней.

Покрыта парчевым блестящим одеяньем,

Стояла предо мной гигантская сосна;

Кругом глубокая такая тишина,

Что нарушать ее боялся я дыханьем.

Деревья стройные, как небеса светлы,

Вели, казалось, в глубь серебряного сада,

И хлопья снежные, пушисты, тяжелы,

Повисли на ветвях, как гроздья винограда.

Столь чуткое и проникновенное описание монастыря Оптинского принадлежит замечательному русскому поэту конца XIX века А. Н. Апухтину, который в детстве не раз посещал обитель, уже достигшую широкой известности.

Своими старцами — прозорливыми и мудрыми монахами прославилась Оптина, и все прошлое столетие была одним из духовных центров притяжения страждущих и жаждущих правды православных паломников.

Самое суровое и озлобленное сердце не могло не умилиться и не оттаять при виде живописных окрестностей монастыря, расположенного в центральной, обжитой России, в 60 километрах от древней Калуги. Наверно, о таких-то местах и говорят: «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет».

Не березки и рябинки перелесков, но могучий сосновый бор подступает к стенам и башенкам обители. Некогда бор этот был дремучим, обильным всякой дичью. Цапли оглашали окрестности странным своим криком, и питались они неисчислимой рыбешкой, водящейся в неширокой быстроводной речке Жиздре — притоке Оки. На левом берегу Жиздры — роскошный зеленый луг, а к правому подступают белые стены монастыря, похожего на кремль.

До советского разорения Оптиной через Жиздру существовала единственная переправа. Паром приставал прямо перед главными Святыми воротами монастыря. Монахи на послушании управляли паромом, и каждый по-своему настраивал странников на пребывание в святой обители — кто молитвенным молчанием, кто приветливым и ласковым словом, а кто и мудрым замечанием, чтобы не с любопытством, но со смирением шагали дальше к старцам.

Переправившись через Жиздру, богомольцы сразу попадали в совершенно иной мир: кругом тишина, покой, строгие лица монахов, которые молча кланяются при встрече. Несколько гостиниц с удобными комнатами были к услугам приезжающих: многие задерживались не на день и не на два — на недели и месяцы.

Четыре храма стояли на территории монастыря, но особо чтимых святынь не имели. Главным духовным богатством почитались оптинские старцы, жившие в скиту, в полукилометре от обители. Скит — это как бы монастырь в монастыре, более уединенный и строгий. На его территории — деревянная церковь во имя Иоанна Предтечи, первого пустынножителя. Скит потому и образовался в начале XIX века: некий монах построил себе отдельную от монастыря келью, чтобы пустынножительствовать — жить отшельнически, предаваясь молитве и духовному созерцанию. К нему впоследствии присоединились другие, способные к подобному монашескому подвигу. Но старцами — не по годам, но по духовному разуму — становились единицы. Имена их хорошо известны православному миру, и речь о них — впереди.

На территории скита был разбит фруктовый сад, построены братские корпуса и кельи, обсаженные чудесными цветами, среди которых поэт Апухтин видел, «кажется, и голубой георгин». Райский уголок, но находиться в нем могли только мужчины, женщин в скит не пускали. В кельи старцев входили они с внешней стороны, через особые двери.

Расцвет оптинского старчества пришелся на XIX век, особенно последнюю треть его. Но подлинная история монастыря Оптинского уходит своими корнями в глубь веков.

В давние времена постоянные опустошительные набеги крымских татар на южные границы Московского государства заставили русских правителей укрепить засеками всю страну от Оки до Дона и от Дона до Волги. Одна из таких засек проходила вблизи города Козельска, основанного в 1146 году. В трех километрах от этого древнего города и находится Оптина пустынь.

Сделавшись оборонительным рубежом от набегов диких кочевников, засека одновременно стала и притоном для разбойничьих шаек, наводивших ужас на мирное население.

В XIV веке в засеке, прилегающей к Козельску, укрывался грозный предводитель разбойников Опта. Много лет до того он в напарниках своих имел легендарного и жестокого Кудеяра, но потом пути их разошлись.

Случилось нечто невиданное: Опта раскаялся в своих злодеяниях, переменил образ жизни, постригся в монахи под именем Макария и основал две пустыни — два уединенных монастыря. В том, который теперь называется Оптина пустынь, он, вероятно, и окончил свои дни смиренным отшельником.

Надо полагать, что инок Макарий вел строгую, подвижническую жизнь и стал для окружающих наставником и духовным руководителем, ибо написано о нем в сказании, что Господь «взыскал его в вождя и наставника душ». В обители при нем свято соблюдались три завета: строгая иноческая жизнь, сохранение нищеты и стремление всегда и во всем проводить правду без какого-либо лицеприятия.

Первые письменные сведения об Оптином монастыре относятся к царствованию Бориса Годунова. В козельских писцовых книгах 1629–1631 годов сообщается, что этому монастырю пожалованы разные угодья на помин души царя Феодора Иоанновича.

В начале XVII века, когда Козельск, а вместе с ним и Оптина пустынь были «без остатку» разорены литовцами, в обители уже существовала деревянная церковь Введения Пречистой Богородицы, а в монастыре шесть келий. В конце же века на том месте была построена каменная церковь во имя Введения во храм Богородицы усердием окрестных бояр и всякого чину людей. Помогали монастырю и царевна Софья, и цари Иоанн и Петр Алексеевичи.

Но только-только стала устраиваться Оптина пустынь, как на основании «Духовного регламента» была упразднена. В 1724 году ее приписали к белевскому Спасо-Преображенскому монастырю: братию, состоявшую из 12 человек, перевели в Белев, куда перевезли и разобранные монастырские ограды, кельи и скотный двор. Оптинский храм был превращен в приходскую церковь, а для служения в ней был оставлен «белый поп» Федор с дьячком.

Через два года по указу императрицы Екатерины I Оптина пустынь была восстановлена, но имущество ее было возвращено не сразу и то лишь благодаря официальному вмешательству.

Конец XVIII века явился временем полного упадка и оскудения обители, хотя на пожертвования был отстроен новый каменный Введенский храм. В эти годы число братии не только не превосходило положенного по штату семи, но и постоянно было меньше его. Случалось, что настоятель монастыря был и единственным в нем монахом. Жизнь Оптиной едва тлела, но Бог не дал ей совсем погаснуть, потому что судил монастырю великое служение уже в недалеком будущем. Как объяснить подобные исторические судьбы — одному Богу известно…

Возрождением своим пустынь обязана знаменитому митрополиту Московскому Платону, который, посетив ее в 1796 году, «признал место сие для пустынножительства весьма удобным, почему и решился оное тут учредить, по образу Песношского монастыря». Митрополит Платон обратился к настоятелю этого монастыря с просьбой дать для этой цели способного человека. Таковым был признан иеромонах Авраамий.

Прибыв в Оптину, о. Авраамий нашел ее в немыслимом запустении. «Не было полотенца рук обтирать служащему, — рассказывал он впоследствии, — а помочь горю и скудости было нечем: я плакал да молился, молился да плакал». Через два месяца он отправился обратно в Песношский монастырь и просил настоятеля «снять с него бремя не по силам». Но тот утешил о. Авраамия и повез по знакомым помещикам, которые снабдили его необходимым на первое время. Вернувшись, настоятель собрал братию и сказал: «Отцы и братия! Кто из вас пожелает ехать с о. Авраамием для устроения вверенной ему обители, я не только не препятствую, но и с любовью благословляю на сие благое дело».