Она нахмурилась, моргая, и я видела, что она пытается собраться с мыслями. Минуту или две мы молчали, прихлебывая кофе, наконец она что-то вспомнила, слегка обрадовавшись при этом.

– Ох да. Извините меня. – Поерзав в кресле, она продолжила свой рассказ: – Лекарства против астмы иногда вызывали у нее бессонницу. Считается, что антигистаминные препараты должны вызывать сонливость. Так оно и есть. Конечно, это не тот глубокий сон, который необходим для нормального отдыха. А Лорна не любила спать. Уже будучи взрослой, она иногда спала всего по три часа в сутки. Я думаю, что она просто боялась лежать. Девочке казалось, что лежачее положение всегда усугубляло одышку. У нее появилась привычка гулять по ночам, когда все спят.

– А с кем она гуляла? Были у нее друзья, или она просто бродила одна по улицам?

– Наверное, с другими полуночниками. С диск-жокеем с радиостанции, которая работает всю ночь. Я не помню его имени, но вы сможете это выяснить. И еще ночная медсестра из больницы "Санта-Терри" Серена Бонни. А Лорна работала у мужа Серены на станции водоочистки.

Я сделала пометки. Если уж я решусь помочь этой женщине, то надо будет проверить обоих.

– А в чем заключалась ее работа?

– Работала она там неполный рабочий день... всего с часу до пяти, выполняла работу секретарши. Ну знаете, что-то напечатать, разложить почту, отвечать на телефонные звонки. Полночи она не спала, а потом могла спать допоздна, если хотела.

– Значит, работала она двадцать часов в неделю. Это совсем немного, – заметила я. – На что же она жила?

– Знаете, она жила отдельно, в маленьком коттедже на территории чьего-то особняка. Коттедж очень скромный, арендная плата небольшая. Две комнаты, ванная. Наверное, изначально он строился для садовника. Без центрального отопления. Кухни, как таковой, тоже не было, только микроволновая печь, нагреватель с двумя горелками да холодильник размером с небольшой ящик. Представляете, да? Правда, имелись электричество, водопровод и телефон. Лорна могла бы его уютно обставить, но не хотела с этим возиться. Говорила, что предпочитает простоту. Плата ее устраивала, а больше ее, похоже, ничего не волновало. Ей нравилось уединение, все знали об этом и старались не нарушать его.

– Но, наверное, в такой обстановке полно различных аллергенов, – предположила я.

– Да, конечно. Я сама много раз говорила ей об этом. Но в то время Лорна чувствовала себя хорошо. Понимаете, ее аллергия и астма были скорее сезонными, чем хроническими. Случались, правда, отдельные приступы после занятий спортом, при простудах и нервных стрессах. Но все дело в том, что она не желала жить среди людей, ей нравилось ощущение того, что она живет в лесу. Участок при особняке не такой уж большой... шесть или семь акров [2], двухрядная дорога, посыпанная гравием... наверное, это давало ей ощущение одиночества и покоя. Лорна ни за что не хотела жить в квартире, в жилом доме, в окружении соседей, у которых постоянно шум и громкая музыка. Она не отличалась дружелюбием, ей абсолютно не нравилось здороваться со знакомыми. Такая уж она была. Поэтому, при первой возможности, переехала в коттедж и жила там.

– Вы сказали, что ее нашли в этом коттедже. Полиция считает, что там она и умерла?

– По-моему, да. Но обнаружили ее не сразу, они предположили, что пролежала она там около двух недель. От Лорны тогда не было никаких известий, но я не волновалась. Во вторник вечером я говорила с ней, и она сказала, что берет отпуск. Тогда я решила, что она берет отпуск на один день, сама Лорна не сказала на сколько, во всяком случае, я этого не помню. Вы же знаете, весна в прошлом году наступила поздно, цветочной пыльцы было очень много, а значит, у нее могла разыграться аллергия. Но как бы там ни было, она перезвонила и сообщила, что уезжает из города на две недели. Сказала, что уезжает на машине в горы, чтобы застать еще оставшийся снег. Во время приступов аллергии она находила спасение только на лыжных базах. Пообещала позвонить, когда вернется, но это был наш последний разговор.

Я взялась за ручку.

– Какого числа это было?

– Девятнадцатого апреля. А тело нашли пятого мая.

– А куда она собиралась ехать? В какое место?

– Сказала только, что в горы, но точного места не назвала. Вы думаете, это имеет значение?

– Просто любопытствую. В апреле, по-моему, поздновато для снега. Возможно, это была просто отговорка, и она собиралась в другое место. Вам не показалось, что она что-то скрывает?

– Ох, Лорна вообще была не из тех, кто откровенничает. Вот другие мои дочери – это другое дело. Если они собираются в отпуск, то мы садимся за стол, раскладываем рекламные проспекты маршрутов и отелей, все обсуждаем. Вот как раз сейчас Берлин собрала деньги на путешествие, так мы все время выбираем наилучшие варианты, охаем и ахаем. Я вообще люблю пофантазировать. Но вот Лорна говорила, что не стоит строить планы, потому что действительность их все равно разрушит. Все у нее было как-то не так, как у других людей. Так что когда от нее не было звонков, я думала, что она уехала из города. Она и раньше звонила нечасто, а поехать к ней домой, раз уж она уехала, ни у кого из нас не было причины. – Дженис замялась, смутившись. – Должна сказать вам, что чувствую за собой вину. Наговорила вам тут массу всяких оправданий, чтобы вы не подумали, что меня не волновала судьба дочери.

– Но я и не подумала так.

– Вот и хорошо, потому что я любила этого ребенка больше жизни. – На глаза у нее, словно от облегчения, навернулись слезы, и Дженис часто заморгала. – Ладно, как бы там mi было, но нашла ее женщина, у которой Лорна работала. Вот она-то и пришла к ней в коттедж.

– Как зовут эту женщину?

– Ох. Серена Бонни.

Я заглянула в свои записи.

– Она медсестра?

– Совершенно верно.

– А какую работу делала для нее Лорна?

– Выполняла работу сиделки. Время от времени присматривала за отцом миссис Бонни. Насколько я понимаю, старику стало хуже, и миссис Бонни не хотела оставлять его одного. По-моему, она тоже собиралась уехать из города, но хотела договориться с Лорной, прежде чем заказывать билеты. Автоответчика у Лорны не было. Миссис Бонни позвонила ей несколько раз, а потом решила оставить в двери записку. Но уже подойдя к коттеджу, сообразила, что здесь что-то не так. – Дженис замолчала, наверное, от нахлынувших неприятных воспоминаний. Пролежавшее две недели тело, должно быть, представляло собой ужасную картину.

– А от чего Лорна умерла? Была установлена причина смерти?

– Вот в этом то все и дело. Они так ничего и не выяснили. Она лежала лицом вниз на полу в нижнем белье, а спортивная одежда валялась рядом. Я думаю, что она вернулась с пробежки и разделась, чтобы принять душ. Следов борьбы не обнаружили, предположили, что у нее случился приступ астмы.

– Но вы в это не верите.

– Нет, не верю, да и полиция тоже не верит.

– Она занималась спортом? Это довольно удивительно, судя по тому, что вы рассказали мне о ее здоровье.

– Ей нравилось находиться в хорошей форме. Да, я знаю, что бывали случаи, когда после тренировок у нее появлялась одышка, но Лорна носила с собой ингалятор, и, знаете, это ей помогало. Если уж ей совсем становилось худо, то она на время бросала тренировки, но когда самочувствие улучшалось, снова возобновляла их. Доктора не хотели, чтобы она чувствовала себя инвалидом.

– А что показало вскрытие?

– Отчет у меня с собой, – ответила Дженис, указывая на свою бумажную сумку.

– Никаких следов насилия?

Дженис покачала головой.

– Не знаю, как и сказать. Из-за сильного разложения трупа полицейские поначалу даже не были уверены, она ли это. И личность установили только по карте дантиста.

– Но, полагаю, они все же открыли дело об убийстве.

– Да. Хотя причину смерти не установили, ее гибель посчитали подозрительной. Завели дело об убийстве, но ничего не сделали. А сейчас, похоже, и вовсе намерены бросить его. Вы же знаете, как это бывает. Наваливаются новые дела и о старых забывают.