– Жеребца мы выдадим за горячего молодого скакуна, – конфиденциально сообщил мне отец. – А пони пойдет под дамское седло.

– Он еще совсем не обученный, – осторожно возразила я.

– Его купят из-за масти, – уверенно ответил отец, и мне нечего было возразить.

Жеребенок действительно был очень красивого серого цвета, почти серебряный, с атласным блеском на шкурке. После того как я вымыла его и начистила ему копыта, он стал похож на сказочного единорога.

– Может быть, – согласилась я. – Отец, если ты продашь лошадей, можно, мы с Данди пойдем на ярмарку и что-нибудь себе купим?

Отец нахмурился, но сегодня он не был зол: предвкушение ярмарочной суеты и больших прибылей подняло его настроение, насколько это было возможно.

– Идите, – нехотя согласился он. – Может, я и дам вам несколько пенни на безделушки. Но только если лошади будут проданы.

Он снял сбрую с Джесси и небрежно швырнул ее на ступеньки фургона. Лошадь взбрыкнула от этого шума и больно ударила меня при этом копытом по босой ноге. Я выругалась и потерла ссадину. Отец не обратил на нас обеих ни малейшего внимания.

– Начинать работу можешь прямо сейчас, – продолжал он. – До обеда поводи пони на корде, а к вечеру ты должна уже сидеть на его спине уверенно. Если усидишь, можешь отправляться на ярмарку. Не иначе.

Я проводила удалявшуюся фигуру отца разъяренным взглядом.

«Ты просто скотина и ленивый дурак, – прошептала я про себя. – Ненавижу тебя. Чтоб ты сдох».

Я взяла длинный кнут, поводья и пошла с лошадьми на другой конец поля, где стала их учить медленно и терпеливо всему тому, что лошадь должна была узнать за два месяца и что нам нужно было пройти за один день.

Я так углубилась в свое занятие, что совершенно не заметила человека, сидящего с трубкой на ступеньках другого фургона. Я терпеливо учила нашего серебряного пони ходить по кругу вокруг меня. Я стояла в центре, опустив кнут, и разговаривала с ним тихо и любовно. Иногда у него все получалось, но иногда он вдруг взбрыкивал, вставал на дыбы или уносился на другой конец поля, и мы начинали все сначала…

Все мое внимание было поглощено этим занятием. Мой пони был красив как картинка, но ему совершенно не хотелось работать этим жарким летним утром, так же как и мне.

Едва отец, нахлобучив шляпу, ушел в сторону ярмарки, мы сделали перерыв, и я, отбросив кнут, ласково заговорила с пони, поглаживая его шею. Он навострил уши при звуке моего голоса и принялся щипать траву, а я улеглась рядом, закрыв глаза. Данди ушла на ярмарку, поискать работу для себя и Займы, которая сейчас гремела кастрюлями в фургоне, не обращая внимания на плачущего ребенка. Как всегда, я была одна. Я вздохнула и прислушалась к пению жаворонка высоко в небе и тихому жеванию лошадки рядом со мной.

– Эй, девочка! – донесся до меня мягкий голос человека из соседнего фургона.

Я немедленно села и, заслонив глаза от солнца, посмотрела в его сторону. У него был прекрасный фургон, гораздо больше нашего и ярко раскрашенный. Его стенки были расписаны красными и золотыми буквами, составлявшими неизвестные мне слова. В центре красовалась великолепная картина, изображавшая вздыбившуюся лошадь и стоящую перед ней нарядную, как королева, женщину с хлыстом в руке.

На мужчине была белая, чистая рубашка, его аккуратно выбритое лицо казалось приветливым, на губах играла дружелюбная улыбка. Я немедленно насторожилась.

– Такая тяжелая работа, должно быть, вызывает жажду. – Его голос звучал ласково. – Не возражаешь против кружечки легкого пива?

– С чего это? – спросила я.

– Ты хорошо поработала, и я получил удовольствие, наблюдая за тобой.

Он вошел в фургон, едва не задев головой притолоку, и тут же вышел, неся в руках две оловянные кружки эля и протягивая одну из них мне. Я встала, во все глаза глядя на него, но не беря кружку, хотя уже ощущала во рту прохладу приятного напитка.

– Что вы хотите от меня? – опять спросила я, не отводя глаз от кружки.

– Может, я хочу купить лошадь, – сказал мужчина. – Бери, бери. Я не кусаюсь.

– Я вас не боюсь. – Теперь я рассматривала его лицо. – Но у меня нет денег.

– Но это бесплатно, – сказал он уже нетерпеливо. – Бери поскорей.

– Спасибо, – хмуро пробурчала я и взяла кружку.

Сделав три жадных глотка, я отставила ее, стремясь продлить удовольствие.

– Ты занимаешься лошадьми? – спросил мужчина.

– Спросите лучше моего отца, – ответила я.

Он улыбнулся и присел на траву; немного поколебавшись, я сделала то же самое.

– Это мой фургон, – показал он рукой. – Видишь надпись «Роберт Гауэр»? Это я. «Потрясающее конное представление Роберта Гауэра». Это мой бизнес. Танцующие пони, пони, предсказывающие судьбу, пони-акробаты. И история Ричарда Львиное Сердце и Саладина, представленная в костюмах. В ней тоже участвуют два жеребца.

– Сколько же у вас всего лошадей? – взглянула на него я.

– Пять пони, – ответил он. – И один жеребец.

– Мне показалось, вы сказали два жеребца, – возразила я.

– Как будто два, – объяснил мистер Гауэр. – Ричард Львиное Сердце скачет на сером жеребце. Потом мы перекрашиваем его в черный цвет, и Саладин появляется на вороном коне. Саладина представляю я. Понятно?

– Да, – сказала я. – Это ваши лошади?

– Да, – ответил он и указал рукой на четырех пони и одного пегого жеребца, которые паслись у фургона. – Мой сын объезжает сейчас ярмарку, созывая зрителей. Сегодня на соседнем поле мы даем два представления. Сегодня и Ежедневно. По Просьбам Публики. Последние Гастроли.

Я ничего не сказала, многих слов я даже не поняла. Но на соседнем поле я увидела огороженную арену.

– Ты любишь лошадей? – спросил мистер Гауэр.

– Да, – отозвалась я. – Мой отец покупает их, и мы вместе занимаемся дрессировкой. Часто мы покупаем пони для детей. Тех дрессирую я.

– Когда он будет готов? – Мистер Гауэр кивком указал на моего серого пони.

– Отец настаивает, чтобы к концу недели, – ответила я. – Но к этому времени он будет не совеем еще обучен.

Он вытянул губы дудочкой и беззвучно присвистнул.

– Спешная работа, – протянул он. – Тебе приходится трудно. Или это твой отец дрессирует их?

– Вот еще, – строптиво возразила я. – Конечно я. Сегодня до обеда я буду водить его на корде, а вечером уже оседлаю.

Мистер Гауэр кивнул и ничего не ответил. Эль уже кончился, и за разговором я не заметила его вкуса. Теперь я жалела об этом.

– Я бы хотел повидать твоего отца, – сказал мой новый знакомый, вставая. – Он вернется к обеду?

– Да, – подтвердила я, тоже поднимаясь на ноги. – Я передам ему, что вы хотели его видеть.

– Отлично, – сказал он. – А ты, когда закончишь работу, можешь прийти посмотреть мое представление. Вход Только Один Пенни. Но ты будешь нашим почетным гостем.

– У меня нет пенни. – Я не все понимала в его словах.

– Придешь бесплатно, – пояснил он. – Приходи, сколько хочешь.

– Благодарю вас, – неловко сказала я и добавила: – Сэр.

Он величественно кивнул и пошел гордо, как лорд, к своему замечательному фургону. Я проводила его взглядом и перевела глаза на картинку. Наверное, эта женщина с хлыстиком его жена. Как, должно быть, замечательно жить такой жизнью, носить такие платья, управлять лошадьми на арене, когда все смотрят на тебя и даже платят за это деньги.

– Эй! – Он вдруг обернулся. – А ты можешь щелкать кнутом?

– Да, – уверенно отозвалась я.

Я научилась этому тогда же, когда научилась ходить.

И достигла такого совершенства, что однажды мы с Данди решили устроить представление. Она взяла в рот цветок на длинном стебле, а я издали кнутом сорвала цветок со стебля. Но мы проделали это только однажды. В следующий раз я промахнулась, и кончик кнута попал Данди в лицо. Дело кончилось всего лишь небольшим синяком, но больше я никогда не отваживалась на такие опыты, как ни просила меня об этом моя сестра.

– Щелкни сейчас, пожалуйста, – попросил мистер Гауэр.