– Поедешь, когда тебе исполнится четырнадцать лет, – заявляет бабушка, а когда мать открывает рот, чтобы что-то сказать, поднимает руку и продолжает: – Я знаю лучше кого бы то ни было, что ранний брак крайне опасен для молодой женщины. А шотландский король не… ему нельзя доверять в том, что он… мы боимся, что он может…

Она внезапно не находит слов. Со времен короля Артура Бретонского, от которого пошел наш род, история не помнит случая, чтобы бабушка не смогла закончить своей фразы. И ее никто и никогда не смел перебивать.

– Но когда же я выйду замуж? И где? – спрашиваю я, думая о соборе Святого Павла, убранном красными коврами, и тысячах людей, собравшихся, чтобы посмотреть на меня, о короне на моей голове и плаще, отделанном драгоценными камнями, о золотых туфлях и украшениях, о турнирах в мою честь, о представлении и игрушечном корабле с персиковыми парусами и о всеобщем восторге, который должен был меня окружать.

– В этом месяце! – торжественно говорит мать. – Король пришлет своего представителя, и ты с ним обручишься.

– С представителем? Не с самим королем? Не в соборе Святого Павла? – Я не верю их словам. Вместо торжества меня ожидает действо, которое мне совсем не кажется привлекательным. И я никуда не поеду целых два года? Да мне сейчас это время кажется целой вечностью! И моя свадьба не пройдет в соборе Святого Павла, как у Екатерины Арроганской? Почему ей досталась лучшая свадьба, чем ждет меня? И я буду венчаться не с королем, а с каким-то старым лордом?

– Венчание пройдет в нашей часовне, здесь, – говорит мать так, словно вся суть венчания не состоит в том, чтобы собрать толпы зевак и не напоить их фонтанами вина.

– Но в Эдинбурге пройдет еще одна торжественная церемония, когда ты туда приедешь, – утешает меня бабушка. – Когда тебе исполнится четырнадцать. – Затем она поворачивается к матери: – И эту церемонию они будут оплачивать сами.

– Но я не хочу ждать! Мне не обязательно ждать!

Она улыбается, но отрицательно качает головой.

– Все уже решено, – говорит она. Что на самом деле значит: она уже все решила и ее не интересуют чужие мнения.

– Но ты будешь именоваться королевой Шотландии! – Моя мать точно знала, как утешить меня. – Ты уже в этом году будешь называться королевой Шотландии, сразу после помолвки, и при дворе будешь уступать рангом только мне.

Я исподтишка бросаю взгляд на суровое лицо бабушки. Я буду стоять выше нее, и ей это не понравится. Я замечаю, что ее губы тихо шевелятся: я так и думала, что она будет молиться. Наверняка просит о том, чтобы я не пала жертвой греха гордыни. Она непременно придумает, как удержать меня в смирении и осознании моей греховной сути и долга перед ней, моей царственной родственницей. Она не позволит мне забыть о том, что я – всего лишь смиренная слуга на страже интересов нашей семьи, а не юная принцесса, нет! Королева! Она не даст мне зазнаться. Вот только я уже решила, что обязательно стану полновластной королевой и у меня будут самые красивые платья и туфли, как у Екатерины Арагонской.

– Ах, что вы, я совсем об этом не думаю. Для меня нет ничего важнее воли Господней и служения интересам моей семьи через замужество, – быстро нахожусь я с ответом, и бабушка улыбается, впервые за сегодня показывая, что довольна мной.

Я знаю, кого еще не оставит равнодушным мое продвижение по рангу, когда я стану равной матери, кто просто будет не в силах этого стерпеть. Мой братец Гарри, самовлюбленный, тщеславный павлин, неиссякаемый фонтан гордыни и самодовольства, будет гореть, как грешник от потницы, как только услышит эту новость.

Я нахожу его на конюшне, он как раз спешивался после урока с копьем и мишенью. Он тренируется с обитым волосом и сукном копьем. Все хотят, чтобы Гарри рос умелым и бесстрашным, но никто не смеет учить его боевым искусствам как следует. Он всегда просит, чтобы кто-нибудь сыграл роль его противника, но ему не позволяют рисковать. Он – принц дома Тюдоров, второй в линии наследия. Нам, Тюдорам, не везет с рождением мальчиков, а у родни со стороны матери их слишком много. Мой отец был единственным ребенком в семье и, женившись, дал жизнь всего троим сыновьям, один из которых скончался. Ни он, ни бабушка, его мать, не позволят Гарри рисковать, подвергая себя опасности. Но что еще хуже, наша мать не может ни в чем ему отказать, поэтому Гарри растет совершенно избалованным младшим сыном. Если бы его готовили к восхождению на трон, то с ним обращались бы совершенно иначе, а так из него сделали настоящего тирана. Однако это не должно было принести вреда, потому что его собирались отдать на служение церкви, и, скорее всего, его ожидал пост папы римского. Правда, я была готова поклясться, что из него получится крайне неоднозначный папа.

– Чего ты хочешь? – недовольно спрашивает он, ведя своего коня в огромный двор.

Я тут же понимаю, что его занятие прошло не самым удачным образом. Обычно он улыбчив и весел и прекрасно держится в седле. Он очень хорош во всех состязаниях и неистово прилежен в учении и умен. Он во всех отношениях ведет себя подобающе царственному мужу, поэтому моя новость будет для него особенно неприятна.

– Ты что, упал с лошади?

– Разумеется, нет. Глупая кобыла потеряла подкову, ее теперь надо подковать. А конюха проучить хорошенько. А ты что здесь делаешь?

– Я просто зашла сказать тебе, что скоро буду обручена.

– А, так они все-таки пришли к соглашению? – Он бросает поводья конюху и хлопает в ладоши, чтобы согреть руки. – Что-то долго они с этим тянули. Должен заметить, не очень-то они торопились заполучить тебя. И когда ты едешь?

– Я никуда не еду, – отвечаю я. Он так давно ждал, когда станет единственным юным Тюдором при дворе, и с отъездом Артура в Уэльс и пребыванием Марии в детской он мог рассчитывать на безраздельное владение всеобщим вниманием.

– Я никуда не поеду еще несколько лет. Так что, боюсь, мне придется тебя разочаровать, если ты на это рассчитывал.

– Тогда ты не выйдешь замуж, – просто говорит он. – Все договоренности будут отменены. Он не согласится жениться на тебе, чтобы оставить тебя здесь, в Англии. Ему нужна жена рядом с ним, в его промерзших замках, а не где-то в Лондоне, спускающей состояние на наряды. Он хочет запереть тебя в уединении, чтобы ты принесла ему наследника. Зачем же еще ты ему нужна? Неужели ты думаешь, что он без ума от твоей красоты? Твоей грации и роста? – И он жестоко смеется, не обращая внимания на мой жаркий стыдливый румянец.

– Я выйду замуж немедленно, – зло бросаю я. – Вот увидишь. Я выйду замуж сейчас, а в Шотландию поеду, когда мне исполнится четырнадцать. И все это время меня будут называть королевой Шотландии. И здесь, при дворе, меня поселят в больших комнатах, у меня будет своя свита, и я буду уступать в положении только нашей матери, королеве, и отцу. – Я делаю паузу, чтобы убедиться в том, что он понял истинное значение моих слов и как оно скажется на его положении.

– Я буду стоять выше тебя, – подчеркиваю я. – Независимо от того, кто из нас будет выше по росту, и тебе придется кланяться мне как королеве, считаешь ли ты меня красивой или нет.

Его пухлые щеки покрываются лихорадочным румянцем, словно ему кто-то только что отвесил пощечину, пухлые губы открываются, показывая белоснежные зубы, его голубые глаза мечут искры.

– Я никогда не стану тебе кланяться.

– Ты непременно будешь это делать.

– Ты никогда не станешь королевой надо мной! Я – принц! Я – герцог Йоркский!

– Герцог, – произношу я его титул, словно слышу его впервые. – Да, очень хорошо, очень достойно. Только я буду королевой.

Я с удивлением и восторгом замечаю, что его начинает буквально трясти от ярости. На глаза наворачиваются слезы.

– Нет! Не будешь! Ты даже не замужем!

– Я выйду замуж, – говорю я. – Мы заключим брак с доверенным лицом короля, и я получу драгоценности и титул.

– У тебя не будет драгоценностей! – Он воет, словно загнанный волк. – Не будет титула!