Вы вправду считаете преимуществом знание восьми иностранных языков, или умение обрабатывать боевые раны и проводить необходимые оперативные вмешательства для спасения жизни, или способность пустить поезд под откос с помощью минимального количества пластиковых бомб, или умение ударить по мячику для гольфа так, чтобы он улетел на 300 ярдов? Так ли полезно обладать значительными вычислительными способностями в теории автоматов или знать, как оборудовать поилки для лошадей автоматической системой подачи воды, или…?

Лично я так не думаю. Но делать обобщения на примере всего одного человека очень опасно.

В средневековой Европе накопленные профессиональные знания в различных отраслях, например, в каменной кладке, передавались от мастера подмастерью с помощью непосредственного личного примера

– более коротких путей не существовало. Ученик-каменщик готовил участок, приносил необходимый строительный материал, выполнял подготовительные работы… и пока он этим занимался, если только подмастерье искренне хотел стать настоящим каменщиком, он подмечал и запоминал, как именно мастер выполнял различные действия по закладке фундамента, постройке здания, как он осуществлял замысел зодчего…

Я признаю, что глубина интеграции моделирования (по крайней мере, вначале) схожа с ассимиляцией. Если изучение моделей довершается индуктивно и посредством бессознательной ассимиляции, тогда такие модели «принадлежат ученику». Такой ученик волен пересмотреть эти модели, и кто тогда сможет различить, где неотъемлемые элементы моделей, а где их последствия – сама формальная модель или некий функциональный эквивалент?

Те ученики, которые применяют сознательный подход, конечно же, совершенствуют свои навыки, но достигнут ли они той глубины интеграции модели, которая происходит интуитивно, остается открытым вопросом. В текущем контексте можно сказать, что очень немногие, если таковые вообще найдутся, готовы войти в странный и дезориентирующий мир глубокого интуитивного учения, – а ведь именно таким образом разрабатываются модели.

Так что же делать со всеми этими выдуманными историями, которые льются нескончаемым потоком уже десятилетия с тех пор, как происходили описываемые события? Что делать с историями, прошедшими через фильтры намерений, интересов и представлений о самих себе тех людей, которые предлагают эти репрезентации?

Хороший вопрос!

Фундаментальная стратегия

Фрэнк и я поразмышляли над тем, как справляться с подобными моментами. Мы выработали особую стратегию. Мы решили придерживаться курса минимизации таких отдельных искажений, призвав на помощь большое количество людей, которые физически присутствовали и были участниками либо свидетелями многих событий, описанных в книге. Некоторые из них являются признанными авторитетами в современном мире НЛП; другие авторы малоизвестны и не проявляют большой активности в области НЛП сегодня – это люди, у которых нет никакой явной личной заинтересованности. Внимательно прочтите то, о чем они рассказывают.

Трудно воссоздать точное описание истоков технологии, которая была разработана за 14 лет до того, как предполагаемый автор просто услышал об этом направлении. Звучит забавно, тем не менее, это пустяковый случай по сравнению с реальной задачей, стоящей перед нами сейчас: предоставить действительно полезное и максимально точное описание истоков данного направления.

Здесь нужно выделить два основных момента – любой человек с соответствующим образованием и способностью к размышлению может составить собственное мнение о том, что он считает предтечей НЛП или любого другого набора разработанных моделей. Несомненно, практики «философии науки» оказали прекрасную услугу многим научным направлениям (особенно рекомендую замечательную работу Томаса Куна «Структура научных революций» о развитии современной физики¹). Благодаря исследованиям в области зарождения и развития элементов, позже ставших неотъемлемой частью стандартных моделей или наборов паттернов, они сумели объединить разрозненные и до тех пор никак не связанные между собой виды деятельности, иногда в конкретных областях, иногда между различными областями, которые ранее считались обособленными.

Однако такое мнение любого отдельного человека значительно отличается от того, к чему создатель или создатели дисциплины имели доступ, что они знали во время и в контексте создания данной дисциплины. Интересно рассмотреть различия между двумя этими моментами, отвечая на следующие вопросы:

Первый вопрос:

Откуда берутся идеи, которые появляются в новой модели или наборе паттернов?

Несомненно, этот вопрос заслуживает внимания исследователей с комплексным подходом – история развития положенных в основу идей.

Второй вопрос:

Откуда этот создатель или создатели взяли идеи, которые, в конечном счете, привели к успешному созданию определенной модели – что было источником ключевых идей и действий для создателя или создателей?

Очевидно, что вероятнее всего ответы на эти два вопроса будут отличаться один от другого. В особенности обратите внимание на то, что ответы на второй вопрос существуют только в следах памяти (энграммах) нервной системы непосредственных участников или свидетелей процесса создания. Каким бы ни было преобладающее интеллектуальное окружение в период создания модели, второй вопрос восхитителен в том смысле, что он проясняет уровень знаний создателя или создателей во время зарождения новой модели.

Все это, прежде всего, затрагивает моменты создания чего-то нового, и различие между этими двумя вопросами дает плодородную почву для раздумий о том, как создавать контексты, способствующие возникновению новых идей и новых моделей, – предмет, достойный отдельного рассмотрения.

Данная книга предоставляет материал, существенный именно для ответа на второй вопрос. Первый вопрос был частично рассмотрен в других работах (см., например, главы 3 и 4 книги «Шепот на ветру» Кармен Бостик Сент-Клер и Джона Гриндера2).

Джон Гриндер

Бонни Дун, Калифорния

Сентябрь 2012 г.

Часть 1

Глава 1

Такие разные времена: веселые и тяжелые

Р. Фрэнк Пьюселик

Я окончил школу в Сан-Диего, Калифорния, в 1963 году. Поступил в местный колледж и через три семестра бросил учебу. В 1965 году это была не лучшая идея, так как вскоре я получил повестку, и не прошло и трех месяцев, как оказался в военно-морском флоте. В лагере для новобранцев я успешно прошел тестирование умственных способностей, вследствие чего меня прямо из лагеря отправили в медицинскую школу военных санитаров. После кратких курсов в медицинской школе я великолепно провел год – мой первый год воинской службы – в военном госпитале в Японии, поигрывая в гольф. Корпусу морской пехоты был нужен санитар, и в 1966 году меня перевели к морпехам. И вновь в Сан-Диего, на этот раз в учебную пехотную часть, затем опять лагерь и школа санитаров, откуда меня распределяют во второй батальон девятого полка морской пехоты прямиком в джунгли юго-восточной Азии. Тот год был не самым лучшим в моей жизни – 10 месяцев в джунглях во взводе морской пехоты и затем 3 месяца в полевом госпитале в Фубае, Южный Вьетнам. Последние 7 месяцев своего четырехлетнего армейского воинского срока я отслужил в госпитале военно-морских сил в Сан-Диего, Калифорния, в моем родном городе. Эти 7 месяцев были для меня подарком. Я был еще в армии, но уже дома. Мне действительно нужно было это время, чтобы вновь ощутить себя человеком. Служба в Сан-Диего как раз помогла мне вернуть человеческий облик.

Таким образом, отслужив четыре года в армии, я вернулся в колледж в Сан-Диего, который оставил перед службой.

На этот раз мое отношение к учебе и стремления были совсем иного калибра, чем в первый раз, и я преуспевал во всем. Получал отличные оценки, принимал участие во всех мероприятиях и много играл в гольф. Женился на любимой девушке, которую встретил еще во время своей послевоенной службы, у нас родился сын, я начал работать, пытаясь избавиться от воспоминаний войны и детства. В основном я налегал на психологию и политическую науку. В течение двух лет, проведенных в этом колледже, я не сильно преуспел в самоизлечении, зато много узнал о нескольких различных психологических системах, да и просто хорошо проводил время. В