Но ребёнок в кафе влез в свару девочки и двух мальчишек. У девочки компаньоны отобрали мороженое и дразнились, как детям и полагалось. Чонин походя отвесил обоим несильные подзатыльники, отобрал мороженое и отдал девчушке, уставившейся на него с откровенным обожанием в глазах. А потом мамаши мальчишек подняли крик на всё кафе, заглушая все попытки отца девочки вмешаться. Пришлось ухватить Чонина за шиворот и утащить с “поля боя”, пока одна из мамаш не огрела его тяжёлой сумкой по голове.

Чонин с подозрением и мрачным ожиданием косился на Криса всю дорогу домой. Наверное, предвидел выволочку. Только напрасно. Крис не собирался его отчитывать, скорее, тихо поражался, что не перевелись люди, которым не всё равно, пусть даже этим людям всего пятнадцать. То есть, шестнадцать.

Впрочем, Крис предвидел, что это не последняя выходка Чонина в таком вот духе. И не прогадал.

От тоски это не избавило, впрочем. На следующий день Крис ехал домой из университета и поглядывал на часы с лёгким беспокойством. Он рассчитывал вернуться раньше, но куратор его задержал, чтобы обсудить несколько вопросов по поводу работы Криса — международное военное право. Задержка выходила не такой уж и серьёзной, но Крис просто привык возвращаться в определённое время, чтобы Чонину было спокойнее и удобнее.

Пока ехал, всё крутил в голове тот случай с детьми. Чонину он тогда ничего не сказал, потому что когда-то занимался тем же сам. В возрасте Чонина. Тоже бурно реагировал на то, что ему казалось несправедливым. Кодекс поведения у Криса почти не изменился с тех пор, но вот встревать в такие ситуации он перестал. И не потому, что стало безразлично, а потому, что его категоричность не встречала понимания. Просто хорошо знал собственную взрывную натуру, когда мог долго терпеть и копить, а после, когда чаша переполнится, взрываться и творить такое, о чём потом долго сожалел. Но в мгновения вспышек ему редко удавалось себя контролировать. Управлять эмоциями попросту не получалось, настолько они были сильными, мощными и чистыми. Без примесей.

Чёрное или белое, а оттенки Крису не подходили, и он их не различал. Нарушений зрения у него не наблюдалось, но полутона в эмоциях для него всегда оставались недостижимыми и неприемлемыми. Крис не умел чувствовать чуть-чуть, легко или наполовину. Крис умел или любить до безумия, или бешено ненавидеть. И это относилось ко всему, что его окружало. Или чёрный, или белый, а между ними для Криса ничего не существовало, кроме фальши и подделок. И он никогда не понимал значение слова “нравиться”. Это было просто нейтральное слово, которое можно использовать, когда отвечать на вопрос по какой-либо причине не хочется. Дань этикету, чтобы не обидеть собеседника отказом или скрытностью. Или способ выразить безразличие, когда всё равно и вообще не интересно.

Он притормозил на светофоре, и как раз замигал дисплеем телефон. Незнакомый номер, ну да ничего.

— Привет. — Голос Крис узнал не сразу, но узнал. С Эмилем они встречались, когда Крис только-только поступил в университет. — Слышал, ты всё там же и всё так же, и в Монреале.

— Допустим, — настороженно подтвердил Крис. Возобновлять отношения с Эмилем он не хотел. Если так просто, встретиться раз или два без обязательств, а только ради удовольствия… Чёрт, Чонин!

В общем-то, Эмиль в самом деле предлагал весело провести день или два, без обязательств, а там видно будет. Крис долго смотрел на красный глаз светофора, потом на мигающий жёлтый, а на зелёном всё-таки принял окончательное решение:

— Прости, Эмиль. Я не против, но сейчас у меня просто нет ни времени, ни возможности.

Крис хотел сунуть телефон в карман, подруливая к дому, когда позвонила мама.

— Как там мальчик? Всё хорошо?

— Господи, да что ему сделается? Я вообще не понимаю, на кой чёрт ему кто-то нужен. Он всё может делать сам, занимается вот, да и вроде как вполне себе серьёзный и ответственный, по ночам никуда не лазит. Что мне тут делать, а? Готовить и не надо — приносят всё готовое, а разогреть он сам может прекрасно. И деньги он не тратит. Он даже мне — представляешь? — запрещает покупать “всякую ерунду”. Отправил его раз за кофе и прочими продуктами, так он приволок всё строго по списку, а потратил только треть суммы. Даже себе какой-нибудь фигни не купил, как все нормальные дети делают. Весь пакет в чеках, хоть в бухгалтерскую книгу вноси. Педантичный и рациональный до зубовного скрежета. У меня уже такое ощущение возникает, что это он за мной присматривает, а не я за ним…

— Высказался? Успокоился? Чудно. Теперь прекрати истерику и займись своими обязанностями. Если тебя попросили приглядеть за ребёнком, значит, на то была причина. Вот и приглядывай.

— Шикарно поговорили, — мрачно подытожил Крис, уставившись на плюющийся короткими гудками телефон.

***

Несколько дней спустя Крис поздним вечером выскочил из комнаты, чтобы тут же застыть на месте. Недоверчиво уставился на маячившие перед глазами светлые джинсы. Точнее, на ноги, этими джинсами обтянутые. Сильные и длинные ноги. И на узкие бёдра с характерной выпуклостью. Бёдра красовались как раз на уровне глаз Криса — любуйся сколько влезет. Ещё немного — вовсе бы влип в них носом. Он и любовался — без стыда и совести, потому что верхняя часть тела Чонина пропадала за распахнутой дверцей стенного шкафа, что по желанию проектировщика дома оказался под потолком.

Крис медленно прошёлся взглядом по ногам — от бёдер до ступней, опиравшихся на принесённый из кухни табурет. Босые ступни произвели на Криса неизгладимое впечатление, как и в прошлый раз — в магазине. Он облизнул пересохшие губы и попытался не смотреть на подвижные пальцы. Уж куда там… Разглядывал и пальцы, и жилы под смуглой кожей, и косточки, и твёрдые ногти, остриженные немного неровно.

Чёрное или белое. Чонина Крис хотел до безумия. Прямо сейчас. Вплоть до того, чтобы ловить пальцы на ногах губами, втягивать в рот и обводить языком.

Чонин приподнял левую ногу и потёрся пальцами о лодыжку правой, покачнулся. Крис тут же ринулся вперёд и обхватил колени Чонина руками, чтобы удержать от падения.

— Осторожнее. Ты зачем туда полез?

Убедившись, что Чонин твёрдо стоит на табурете, Крис отпрянул и спрятал руки за спиной — они горели, быть может, буквально. Чонин наклонился, чтобы выглянуть из-под распахнутой дверцы, и чуть смущённо улыбнулся.

— Ищу кое-что. Мы не все вещи разобрали. Надо достать одну из коробок. Кажется, её засунули далеко…

— Пусти, — потребовал Крис и поменялся с Чонином местами. Заглянул в шкаф и присвистнул, углядев больше пяти коробок. — Которая нужна?

— Та, что справа. В самом углу. Там ещё зелёный скотч, — подсказал снизу Чонин и слегка подёргал Криса за штанину. — Только она тяжёлая, не урони, хён. Хотя ты можешь просто придвинуть её к краю? Мне вся коробка не нужна, только кое-что из неё. Если она будет поближе, я там её и открою.

Крис сделал так, как ему велели: дотянулся до нужной коробки, напрягся и подтащил её ближе к дверцам. Заглянуть внутрь не вышло — картон плотно скрепили лентой скотча. Крис спрыгнул с табурета, и его место занял Чонин. Минуту он воевал со скотчем, обречённо вздохнул и тихо попросил сверху:

— Хён, принесёшь нож?

Крис сбегал в кухню, выбрал небольшой ножик с острым кончиком и вернулся к Чонину. Аккуратно положил нож на ладонь и прислушался к шорохам. Чонин вскрыл коробку, покопался там и сунул под мышку тёмный свёрток. Прикрыв дверцы верхнего шкафа, он медленно опустился на табурет. Скрестив ноги по-турецки, растерянно поднял перед собой левую руку и неловко пробормотал:

— Порезался…

По указательному пальцу пробежала алой нитью кровь.

— Салфетка есть? Что-нибудь?.. Это мамины любимые коврики, — всполошился Чонин, сообразив, что сейчас кровью заляпает коврик у них под ногами. — Крику же будет, чёрт…

Крис торопливо обшарил карманы, но ничего подходящего не нашёл. А сбегать за кухонным полотенцем он бы не успел. Поймав Чонина за левое запястье, он потянул руку вверх и обхватил палец губами, слизывая кровь с кожи. Чонин смотрел на него расширившимися от изумления глазами. Затаив дыхание. Крис втянул палец в рот, облизывая тщательнее. И только тогда до него дошло, что он, собственно, делает, и как это может выглядеть с различных точек зрения. Он постарался сохранить на лице невозмутимое выражение. Выпустил палец изо рта, прошёлся языком по порезу и придирчиво осмотрел результат.