Один из полковников что-то шепнул на ухо генералу.

– Аааа! – вспомнил тот и улыбнулся. – Совсем замотался. Большие дела делаются, капитан! Не до тебя было.

Крупенников отмолчался.

– Это твой батальон в Полоцк первым ворвался? – спросил его комфронта.

– Так точно! – с начальством надо разговаривать на языке Устава. Начальство это любит.

– Молодец. Хорошо воюешь, – кивнул комфронта. – В штрафбат пойдешь.

– За что!? – удивился Крупенников. Чего-чего, а вот этого он не ожидал. – Товарищ генерал армии, если это за тех коров, так я же батальон подкормить. Пять дней без горячей пищи, а коровы все одно бесхозные были, вот-вот и на минное поле бы…

– Какие коровы? – не понял генерал.

– Рогатые… – почти жалобно сказал капитан, плохо думая на особиста и замполита, успевших стукнуть наверх о мародерстве.

В это же самое время замполита несли на операционный стол доставать немецкие пули, пробившие грудь, а то, что осталось от накрытого близким разрывом особиста, похоронщики закапывали в неглубокой воронке.

И тут комфронта громко засмеялся, запрокинув голову так, что едва не упала фуражка. Следом за ним заржал и весь штаб.

Крупенников растерянно смотрел на хохочущих офицеров.

– Коровы, говоришь?

– Г-гуляш повара сделали, – кивнул капитан, чуть заикнувшись.

– Гуляш – это хорошо. За Полоцк, капитан, Красную Звезду от меня получишь. Завтра же. Вернее, сегодня. Да. Сегодня, – генерал посмотрел на звездное небо, помолчал и добавил: – Сидорович! Документы оформи.

– Есть, товарищ генерал армии! – кивнул какой-то полковник и открыл папку.

– А ты, капитан, пойдешь все-таки в штрафбат. Командиром. Согласен?

Ну и как тут откажешься?

– Так точно, товарищ генерал армии! Согласен!

– Ну, вот и хорошо! Утром получишь предписание и отправишься в батальон. Прошлого батю ранило, а ты у нас геройский комбат. Справишься с архаровцами?

– Справлюсь, товарищ генерал армии!

– Ну, вот и ладушки!

Генерал сделал несколько шагов в сторону темнеющих изб, но вдруг остановился, обернулся и добавил:

– Слышь, майор Крупенников! В военторг зайди.

– Зачем? – не понял капитан.

– Погоны новые купи.

И генерал со своей свитой исчез в темноте белорусской ночи, оставив изумленного поворотом судьбы капитана, то есть уже майора, в одиночестве.

«Заранее не могли сказать?» – пожалел Крупенников оставленные в батальоне вещи. Впрочем… какие там вещи? Отрез сукна, который он хотел послать матери, да пара бутылок трофейного вина? Сукно жалко, а вино… Да хрен с ним! Чтобы советский офицер да вина бы не нашел, а то и чего покрепче…

До батальона Крупенников добрался лишь к утру. Зверски хотелось спать и есть, но сначала – работа. Да, война это не подвиги, война – это работа. Порой без сна и отдыха.

– Капитан Лаптев, – протянул руку хмурый начальник штаба отдельного штрафного батальона.

– Кап… Майор Крупенников! Виталий.

– Виктор, – кивнул заспанный начштаба.

– Ну, вот и познакомились, теперь к делу!

– Может быть, позавтракаете, товарищ майор? – предложил капитан, сам наверняка желавший хотя бы чаю.

– Завтрак это хорошо, – согласился Крупенников. – Совместим приятное с полезным, а…

– А необходимое с желательным, – закончил фразу Лаптев.

Крупенников усмехнулся:

– Мысли сходятся у дураков, товарищ капитан!

– Ну не только же у дураков. В армии желания совпадают у миллионов людей: завтракать-то всем хочется в одно время!

– Да вы философ, товарищ капитан!

– Скоро таким же станете, товарищ майор. Переменники народ особый. Некоторые в чинах побольше наших ходили, так что ухо востро держать надо.

– Переменники? – не понял Крупенников.

– Так точно, переменники. Не слыхали такого термина? Штрафниками личный состав у нас не называют. Оскорбительно звучит для бойцов.

– Хм… – удивился комбат.

– Посему – переменный состав. Они же у нас не более трех месяцев находятся.

– В каком смысле? – напрягся новоиспеченный комбат.

– Да в простом – погоны обратно на плечи и возвращаются в свою часть с погашенной судимостью. Если до этого кровью или подвигом вину не искупят.

– Ааа… – протянул Крупенников и расслабился. – Это я знаю. Почему-то подумалось, что три месяца не все…

– Да ну что вы, товарищ майор! Потери у нас, конечно, выше, чем в обычных частях. Все же мы всегда на острие атаки. Штурмовой офицерский батальон – не хухры-мухры. Батя… в смысле, комбат Перепелицын, всегда нас так называл.

– Пожалуйста, товарищи офицеры! – высокий солдат без знаков различия на гимнастерке, темнеющей следами сорванных погон, поставил на стол сковородку со скворчащей яичницей, тарелку с колбасой и хлебом. Потом нерешительно спросил:

– Еще чего надо?

– Чаю давай, Смешнов.

– А?..

Начштаба вопросительно посмотрел на комбата:

– Спирта?

– Вечером, – решительно отказался Крупенников. И понял, что незнакомый ему «батя», предыдущий комбат, любил употреблять алкоголь вне зависимости от времени суток. Лаптев кивнул бойцу, и тот исчез, как говорится, с глаз долой.

– Контингент какой в батальоне? – майор взял немецкую ложковилку, протянутую ему капитаном.

– Разный. Смешнов вот, например, тоже капитаном был. Тыловиком. Проворовался интендант, с вышестоящим начальством не поделился. Вот результат. Зато достать все на свете может, хочешь – паровоз на спирт выменяет, хочешь – спирт на сало.

– А остальные?

– Все есть, по всем статьям. Насильники есть, убийцы, ворья много, даже дуэлянт есть один.

– Это как? – заинтересовался Крупенников, обмакнув кусок хлеба в желток.

– Да бабу два летехи не поделили. Связистку, что ли? Или медсестричку? Не помню. Ну и устроили дуэль на пистолетах. Один в гроб, другой к нам. А сестричку с пузом – в тыл.

– Успели Катюшу зарядить? – понимающе усмехнулся Крупенников.

– Успели, – кивнул Лаптев. – В тылу и выстрелит. А разбирались из-за того, кто из них глубже в дуло заряд забил.

– Я бы хотел ознакомиться с делами штрафников, то есть переменных. Но для начала с ротными и взводными познакомлюсь. Кто ими командует?

– Как обычно, строевые офицеры, – пожал плечами капитан. – Переменники только отделениями командуют.

– Интересно тут у вас… – хмыкнул Виталий. – А с оружием как?

– Личный состав вооружен автоматами, с гранатами тоже нормально. Проблем никогда с этим не испытываем.

– Что, винтовок совсем нет? – откровенно удивился майор.

– А зачем они нам? В окопах трехами не особо размахаешься, «папаши» в окопах гораздо удобнее. Мы же в атаки ходим. В обороне штрафников не держат.

– Это еще почему?

– Да потому, что мы – элита армии, хоть и уголовная. Сами смотрите – разведчики, танкисты, саперы, пехота. Есть даже один бывший особист. И военный прокурор тоже.

– Особист? – удивление Крупенникова все нарастало и нарастало.

– Так точно, – ухмыльнулся Лаптев. – С ним там вообще история темная. Осудил неправильно какого-то полицая бывшего.

– Освободил, что ли? – спросил комбат.

– Наоборот. Высшую меру дал. Причем лично и исполнил.

– А что же тогда его в штрафбат?

– А тот полицай партизаном оказался, связником. Ну или что-то такое. Харченко, особист наш, лучше знает.

– И?

– Его к нам. А партизана к медали. Посмертно.

– Дела… – вздохнул Крупенников. – А прокурор?

– Там куда смешнее. Расскажу как-нибудь. Я уже и привык к таким историям.

– Ладно… Зови офицеров, – остатки яичницы Крупенников вытер кусочком хлеба, заел кружочком кровяной колбасы и шумно захлебнул горячим чаем.

Минут через пятнадцать офицерский состав штрафбата собрался в командирском блиндаже.

– Товарищи офицеры! Разрешите представиться, майор Крупенников, Виталий Александрович. Назначен командиром вашего батальона взамен убывшего майора Перепелицына. Будем воевать вместе. Прошу вас представиться.

– Командир 1-й роты, старший лейтенант Петровский.