Переведя взгляд на огненный шар, я начал понемногу складывать ладонь. Сразу ощутил легкое, едва болезненное покалывание; стоило же только прикоснуться к жидкому пламени, как оно само потянулось к ладони, облипая кожу притяжением. Кисть, по ощущениям, словно погрузилась в комфортно-теплую воду, которая постепенно становилась все горячее. Сильнее, еще сильнее – и вот уже будто бы закипая.

С напряжением я шумно вдохнул через стиснутые зубы – губы моментально ссохлись, как от сильной жажды. Преодолевая себя, чувствуя, как искажается лицо в гримасе боли, все сильнее сжимал одеревеневшие, ставшие непослушными пальцы. Я зажмурился – по ощущениям кисть уже словно варилась в кипятке, пластами слезала кожа, с костей отходило мясо, а сами суставы плавились в чудовищном жаре. В тот момент, когда все пламя исчезло, руку до самого локтя пронзила чудовищная боль – из пустой глазницы хлынули слезы. Сам я согнулся, прижимая к груди и баюкая правую ладонь, не сдержав мучительного стона.

Жжение быстро перешло в плечо – словно под кожу закачали раскаленного металла –но, постепенно растекаясь по всему телу, зачерпнутая энергия остывала. Шумно вдохнув, словно сдерживаясь на той грани, когда в глазах темнеет от недостатка кислорода, я принялся дышать глубоко и часто. Хотя проделывал подобное уже не в первый раз – открыв глаза, с опаской взглянул на правую кисть. Судя по пережитым ощущениям, ниже локтя должен был находиться обугленный обрубок – но с рукой все было в порядке, – более того, исчезла даже черточка недавней царапины.

Прерывисто дыша и понемногу приходя в себя от чудовищной боли, я чувствовал, как по телу растекается тепло впитываемой энергии, одновременно испытывая ни с чем не сравнимую эйфорию. От глубокого дыхания в голове зазвенело, все тело наполнилось легкостью – казалось, я сейчас воспарю в воздух; перед взором забегали искорки – длилось это состояние краткое мгновенье, но, исчезнув, оставило приятное, разливающееся по телу тепло принятой энергии.

Обеспокоенная Ребекка подошла и очень осторожно тронула меня за руку – когда я взглянул на графиню, та не сдержалась и едва вздрогнула. Пересилив себя, она сняла с меня очки, и мы встретились взглядами. Я попытался отвернуться, чтобы хоть как-то скрыть пустую глазницу, но Ребекка осторожно коснулась пальцами моей щеки. Я машинально поднял руку, мягко накрывая ее ладонь своей. Несколько секунд мы простояли, замерев. Ребекка вглядывалась в мой единственный глаз, после чего с легким вздохом облегчения шагнула вперед, крепко обнимая.

Положив левую руку на ее талию, сквозь тонкую, невесомую ткань платья я четко почувствовал удивительно горячее тело. Проведя ладонью по светлым волосам, опустил руку ниже, на оголенные плечи, коснувшись нежной бархатной кожи. Ребекка прерывисто вздохнула, и еще сильнее прижалась ко мне.

Несколько минут мы простояли, замерев в объятиях друг друга. Ребекка понемногу приходила в себя от испуга – увидев демонстрацию с огнем, она серьезно опасалась моей реакции на свою проверку. Я же впервые за последние две недели – с самого момента пробуждения на вилле работорговца Лаэртского – испытывал чувство, отдаленно похожее на спокойствие.

Вновь вернув себе душевное равновесие, Ребекка отстранилась и, взяв меня за руку, повела к дивану. Усадив и положив на столешницу очки, она дошла до бара и принесла два бокала и обычную на вид бутылку. Напоминавшую по виду крымское или абхазское вино – но на своем скудном французском я прочитал название как «Шато Дюар-Милон Ротшильд», с указанным 2012-м годом на этикетке. Слово «Ротшильд» в названии намекало, что стоит вино подороже крымского, но по вкусу значимых различий я – не будучи особым ценителем – не нашел.

– Рада тебя видеть, – между тем глубоким и чарующим голосом произнесла Ребекка. Кивнув, я забрал со стола очки, вновь пряча за черными стеклами пустую глазницу.

– Вино по утрам? – поинтересовался я, приветственно приподнимая бокал и делая небольшой глоток.

– Следуя старой эллинской традиции, – легко улыбнулась Ребекка, ответив похожим жестом. Отставив вино в сторону, она подвинулась чуть ближе и осторожно коснулась пальцами моей руки. Когда я накрыл ее изящную ладонь, она смежила чуть задрожавшие веки.

– Рассказывай, – просто сказал я, глядя на графиню.

– Фамагуста – это место, где я сейчас нахожусь для близкого круга. Для остальных я была в замке Соколов на западе Чехии. В Соколове меня встречали. В Фамагусте, как докладывает Питер, нет.

Ребекка отставила бокал в сторону и второй ладонью накрыла мою руку.

– Я верю тебе, но у меня сейчас не та ситуация, чтобы доверять даже себе. К тому же я знала, что ты поймешь.

За последние дни здесь, на Кипре – готовясь к тому, чтобы забрать из хранилища Ребекку, я подозревал, что это бесполезно, а ожидание – очередная проверка для меня. Но, во-первых, минувшие дни надо было чем-то занять, а во-вторых, если бы Ребекка в самом деле находилась в орденском храме Фамагусты, кто знает, может, она действительно смогла бы использовать магию здесь, в мире первого отражения. Ну а в-третьих, я давно мечтал покататься на квадроцикле, скоростном катере, повзрывать что-нибудь и пострелять вволю из австрийской штурмовой винтовки «Штайр», больше похожей на футуристический бластер.

– Хотя не скрою, твоя встреча с Саяном заставила меня поволноваться, – отвлекла меня от мыслей Ребекка.

– Кто он такой? – невольно поинтересовался я.

– По рождению – аристократ из старой России, – Ребекка вздохнула и едва пожала плечами: – Он очень опасный человек.

Я молчал, ожидая пояснений.

– Родился и живет во Франции, имеет канадское гражданство, работает на китайцев и опосредованно на британцев – именно он был послом организации «Concert of Powers» и отвечал за создание русской цитадели Эмеральд. При этом до меня дошли сведения, что он активно сотрудничал с российской госбезопасностью. Знаешь, есть агенты, есть двойные агенты, а Саян вполне может работать даже на три или четыре организации разных стран сразу – их количество может исчисляться и десятком.

В голове у меня не укладывалось, как может Саян не только активно участвовать в жизни второго курса Эмеральда, но и заниматься озвученной Ребеккой деятельностью по всему миру. Как у него так получается? Только хотел задать интересующий меня вопрос, как женщина опередила:

– Зачем ты приказал Питеру его изолировать?

Отвечать я не стал, просто характерным жестом поднял кисть в положении, в котором совсем недавно демонстрировал шар жидкого пламени.

– Ш-шайзе, – скривилась Ребекка. Вот теперь я узнал ее окончательно – передо мной была та самая, едкая и уверенная в себе чародейка. Вопрос: «Ты дурак?» – как в прошлый раз, она не повторила, но взглядом дала понять, что думает о моем поступке.

– Ошибся, – лишь кивнул я с сожалением, – признаю.

– Хоть догадался его не отпускать, – все еще с неодобрением покачала головой Ребекка. – А теперь расскажи мне, пожалуйста. Что это… – кивнула она на мою кисть, – и… как?

Я лишь поджал плечами. Ребекка удивленно изогнула бровь, а я попробовал изложить свои догадки. Косноязычно, но как умел.

– Я, когда попал в Новые Миры, совершенно не представлял, где нахожусь. Причем когда пришел в себя, последнее что помнил, как мою… подругу сбила машина, а мне выстрелили в голову. Дальше рабство, встреча с Юлией, Академия, конфликт с Маклениным – я постоянно находился в диком напряжении. И, кроме того, ведь первые убийства, которые совершались при мне, они казались абсолютно реальными, безвозвратными. Потом чего стоит только отданный карлику дракон или решение рассказать тебе о Карте Хаоса – я ведь просто разрывался, – не зная не только, что делать, а вообще, что и думать о происходящем. Параллельно узнавал, что Юлия тесно контактирует с моим убийцей, настраивался на турнир, общался с французами, ссорился с японцами... Мне кажется, если бы я начал задумываться обо всем происходящем, пропуская через себя, мог бы просто сойти с ума.