И вдруг над головой ребят взвился снегирь. Он ошалело заметался по комнате, натыкаясь на стены и отчаянно треща крыльями. Класс зашумел, захлопал крышками парт, заулюлюкал. Бедный снегирь взлетел под самый потолок и уселся наконец на шкаф.
- Хулиганы! - закричал потрясенный учитель и вновь накинулся на Шурку: Бумагу!
Шурка показал ему пустые руки.
- Ах, так! Ну погодите! - Риба помчался за Сим Санычем.
В это время прозвенел звонок, но никто не двинулся с места. Ждали Сим Саныча. Он пришел один, и глаза у него были узкие, как бритвы. Шумно дыша, Сим Саныч сел на стол.
- Ну? - сказал он. - Ну, всё. Обормоты несчастные. - Потом добавил усталым голосом: - У кого бумага?
Класс как в рот воды набрал. Взгляд Сим Саныча пробежал по лицам ребят и остановился на Генке Звереве. Генка сглотнул слюну и поежился. Сим Саныч поднялся, подошел к нему и, глядя в окно, молча протянул руку. Генка, весь красный, порылся в карманах, достал пятак и положил Сим Санычу на ладонь. Сим Саныч покосился на монету, повертел её в пальцах и спрятал в карман. Потом снова протянул руку.
Генка посмотрел на него страдальческим взглядом и отдал рисунок.
- Кто рисовал? - спросил Сим Саныч.
- Я, - сказал Мишка.
- А снегиря?
- Тоже я.
- Отлично! Терехин и Мамкин исключаются из школы на неделю.
Сим Саныч вышел, хлопнув дверью.
- "Люблю грозу в начале мая", - бодрым голосом сказал Мишка и посмотрел на товарища по несчастью. - Да ты что?
На лице Шурки было такое отчаяние, что Мишка испугался.
- Что с тобой? - повторил он. - Подумаешь, на неделю исключили.
Шурка молчал, узенькие плечи его вздрагивали, а по щекам горохом катились слезы.
- Нюня! - грубо крикнул Мишка, потому что чувствовал себя виноватым. Кисель клюквенный!
До конца уроков Шурка сидел как пришибленный и все всхлипывал. Когда расходились по домам, он зачем-то побрел к реке.
Таёжка подошла к нему и взяла за рукав:
- Погоди. Тебе же не в ту сторону. Иди домой.
- Нельзя мне домой. С меня мать всю шкуру спустит.
- Хочешь, я с тобой пойду и скажу, что ты не виноват?
Таёжка заглянула в мокрые Шуркины глаза.
- Нет, что ты! - почему-то испугался Шурка. - Не надо, я не хочу!
Но Таёжка решительно тряхнула головой.
- Пойдем, говорю!
У ворот своей избы Шурка замялся.
- Тай, только у нас дома... не тово. Ребятишки, будь они неладны...
Едва переступив порог, Таёжка все поняла: Шурка стеснялся вести её к себе домой. Большая сиротливая комната встретила их враждебным молчанием. На Таёжку настороженно глядело пятеро ребятишек, мал мала меньше. В углу, на облупленной деревянной кровати, лежал мужчина с желтым, заострившимся лицом. Когда Таёжка с Шуркой вошли, он даже не пошевельнулся. Глаза его были закрыты, и живыми казались только руки. Руки были тяжелые и грубые, с крутыми темными венами...
- Раздевайся, - тихо сказал Шурка, снимая свою шубейку. И впервые, в этой убогой избе, Таёжка заметила, как Шурка одет.
На нем был какой-то куцый пиджачок, который делал Шуркины плечи ещё уже, сатиновая рубашка и залатанные штаны с пузырями на коленях. Наверное, именно поэтому Шурка всегда ходил в классе бочком и мучительно краснел, когда его вызывали к доске.
- Где мама? - спросил, Шурка.
- Ушла в магазин. Скоро придет, - отозвалась девочка лет пяти, сидевшая на лавке.
- А Борька?
- Спит. - Девочка показала глазами на русскую печь.
- Что же вы так сидите? - спросила Таёжка, - Давайте поиграем.
Ребятишки было оживились, но та же девочка печально покачала головой:
- Нельзя. Мамка заругает. У нас тятьку лесиной придавило. Он теперь ходить не умеет.
- Позвоночник, - пояснил Шурка.
- Давно?
- Да уж полгода лежит.
Не открывая глаз, мужчина на кровати сказал:
- Помереть бы, да смерть заблудилась... Всех измучил.
- Вчера колхоз дров привез, березовых, - будто не слыша его, сказал Шурка.
На крыльце затопали, сбивая с валенок снег. И в избу вошла женщина. У неё был жесткий, твердо сжатый рот и строгое лицо.
- Это Таёжка, мама, - сказал Шурка. - Мы вместе учимся.
Женщина ничего не ответила, разделась и стала щепать лучину. Потом растопила печь. Ребятишки по-прежнему сидели по углам и следили за каждым движением матери.
- Почистите картошку, - сказала женщина. Ребятишки уселись вокруг большого чугуна и вооружились ножами. Только самый маленький, в короткой ситцевой рубашонке, остался сидеть на лавке, прижимая к себе рыжую кошку.
- Шурка, принеси дров!
Шурка пошел к двери.
- До свиданья, - сказала Таёжка, торопливо одеваясь.
Во дворе ослепительно белела на солнце груда березовых швырков.
"Когда же они это все перепилят?" - подумала Таёжка.
- Шур, - сказала она, - ты завтра приходи в школу. А мы с Мишкой сбегаем к Сим Санычу. Он поймет!
...В комнате Сим Саныча был стол, кровать, застланная серым одеялом, и два стула. Остальное место занимали книги. Они громоздились даже в углах и на подоконнике.
- Уйди с моих глаз! - сказал Сим Саныч Мишке. - Нечего клянчить. Все равно не прощу.
Мишка обиделся:
- Будто я за себя просить пришел.
- За Шурку?
Таёжка кивнула.
- Я у него дома была. Там такое, что я не могу... - Таёжка заморгала, сдерживая слезы.
- Что, отцу не лучше? - спросил Сим Саныч.
- Нет.
- Ладно. Я тогда разозлился страшно. Пусть приходит в школу.
- И правильно, - поддакнул Мишка, оживляясь. - было бы из-за кого, а то из-за Рибы.
- Из-за кого-о?
- Ну, из-за Анатоль Сергеича. Разве это учитель? - Мишка хмыкнул. - У нас в классе ни одной мухи нет. Все со скуки передохли.
Сим Саныч посмотрел на Мишку.
- Критики пузатые, - сказал он. - От горшка два вершка, а туда же учителей охаивать. Посмотрим, что из тебя выйдет!
Голос Сим Саныча звучал сердито, но не очень уверенно.
- Скажете, я не прав? - продолжал наступать Мишка.
- Ладно, можешь не распинаться, - сказал ему Сим Саныч. - Ты-то все равно исключен. Так что отправляйся домой.
- Я отправлюсь. Только у меня тут ещё дела есть. - Мишка загадочно подмигнул Таёжке. - До свиданья, Сим Саныч. А за Шурку спасибо.
- Поклонись ещё! - буркнул Сим Саныч. - Шалопай.
Мишка сидел на бревне напротив школы и ждал звонка. Изредка он вставал и подходил к окнам своего класса. Поднявшись на цыпочки, он прижимался лбом к стеклу и просительным взглядом смотрел, на Витьку Рогачева. Курочка-Ряба был обладателем старинных карманных часов. Он неторопливо доставал часы и на пальцах показывал Мишке, сколько минут осталось до конца урока: десять, семь, пять...
Наконец до Мишкиного слуха донеслось слабое дребезжание звонка.
Через минуту весь 6-й "В" высыпал на улицу.
- Достали? - спросил Мишка Курочку-Рябу.
- Сейчас принесут.
Скоро появились сияющие братья Щегловы. Они тащили две пилы и три топора.
- Надо было больше взять, - сказал Мишка.
- Как же, у нашего завхоза разживешься, спасибо, хоть это раздобыли. Один из братьев передал Мишке топор и потрогал зубья пилы. - Острая, и развод хороший.
У Шуркиного двора Мишка устроил короткое совещание:
- Нас двадцать человек. Значит, раз в десять дней по двое будем приходить сюда. Кто в нужный день не сможет, скажет мне. А сегодня остаемся все.
Шуркина мать была на работе. Поэтому Мишка отрядил трех девчонок хозяйничать в доме, а мальчишки взялись за дрова.
Повизгивая, запели тонкие пилы, полетела белая крупа опилок, сверкая на солнце, закрякали топоры. Промерзшие березовые чурки со звоном разлетались на поленья и по конвейеру перекочевывали в угол двора, под навес, где распоряжался, Шурка Мамкин.
- А ну, пильщики, нажми!, - кричал Мишка, помахивая топором. - У-сну-у-ли!
- И-эх! Раз-два, взяли!