Роман КАРЕТНИКОВ

ЧЁРНЫЙ ДИГГЕР

Понедельник

ПОГРАНИЧНИК. HARD DAY'S MORNING, БЛИН

Видите ли вы сны?

Если да — это первый признак начинающихся у вас отклонений, это своего рода галлюцинации. Маленькие живые картинки, возникающие перед глазами, как только вы засыпаете. События, когда-то происходившие, события, не происходившие никогда, и события, которые вообще не могут происходить. Большинство из нас страдают этим. К некоторым видения приходят с пугающей регулярностью. Каждую ночь, хотя их это совсем не настораживает. Мы расслаблены и апатичны.

Человечество сходит с ума, вырождаясь и деэволюционируя. Мы медленно сползаем опять к уровню планктона…

Сергей Крутин, считавшийся одним из самых многообещающих операторов телекомпании «Прайм-TV» и лишь год назад разменявший первую четверть века, не страдал галлюцинациями. Никогда. Ни днём, ни ночью. Хотя должен был бы. Сергей не помнил, видел ли он сны раньше, в той жизни. Но с момента, когда Крутин пришёл в себя на скрипучей койке в военном госпитале, видения ни разу не посетили его.

Правда, порой ребята из их съёмочной группы, которых уничтожили там… Или те, кто вырвались и которых убирали уже здесь, одного за другим, — так вот, те ребята пытались пробиться к нему, докричаться, чтобы предупредить. Но это не галлюцинации и не бред. Просто они были из тех, которые рядом. Они не могли уйти, бросив его. И изо всех сил пытались помочь. Потому что он последний. И его хотели убить так же, как и их всех.

Но об этом Сергей знал и без посторонней помощи. И он отнюдь не собирался облегчать Конторе задачу. Наоборот, он был полон решимости сделать все возможное, чтобы им помешать. Старая поговорка, «кто предупреждён, тот вооружён», явно не лишена смысла. Сергей предпочитал делать вид, что он никого не замечает, ни о чем не догадывается и в целом «живёт как все», В конце концов, это только наблюдение, топтуны. А вот когда появятся те… Тогда, господа, мы и начнём нашу игру. И почему-то ему казалось, что игра будет не такой короткой, как, возможно, планировали невидимые руководители «наружки».

Крутин предпочитал называть их «Конторой» из-за недостатка информации. Он не знал точно, кто они. Может быть, это одна из государственных служб. Может быть, военные. Может быть, даже частная структура. Он не знал. Одно несомненно — они были сильны и располагали большим количеством людей и неограниченными возможностями.

Вот и сегодня, проснувшись, Сергей первым делом подошёл к окну, чтобы оценить обстановку. Одного взгляда, брошенного через прозрачный тюлевый занавес, достаточно, чтобы понять — все по-прежнему. Во дворе примостилась жёлтая цистерна с надписью «Молоко», к которой выстроилась очередь с бидонами и банками. Пока раздатчица обслуживала население, водила стоял, привалившись спиной к борту машины, и покуривал, лениво ощупывая взглядом окна их дома.

Раньше, до начала событий, этой машины не было. Теперь она появлялась здесь регулярно. Раздатчицы иногда менялись, но водитель был всегда один и тот же.

Среднего роста, полнеющий, в старой кепке, куртке из плащёвки со следами машинного масла, из-под которой виднелся коричневый шерстяной пиджак. Типичный шоферюга, настолько типичный, что другого такого, пожалуй, в природе не существует.

Один раз, смеха ради, Сергей нашёл замызганную литровую банку, сполоснул её под краном и спустился к ним. Водитель, заметив его, сразу поднял капот и начал копаться в моторе. Женщина молча наполнила тару и отсчитала сдачу, старательно не поднимая глаз. Он поднялся наверх и вылил молоко в раковину.

Хотя, конечно, глупо предполагать, что из-за одного человека они собирались отравить весь дом.

Та-ак. Кто у них там ещё? Степан Ильич уже занял свой пост на скамейке. В зубах «беломорина», рядом бидон с молоком. Сергей знал его всю свою жизнь.

Бывший зам-начцеха жил на той же лестничной площадке напротив него. На чем они сумели его взять? Хотя понять, конечно, можно. Дети, внуки. Мало ли рычагов? К тому же Ильич — человек старой закалки. Из тех, кто по предъявлении соответствующего удостоверения начинает стучать самозабвенно и с полной отдачей.

Ага, вон там что-то новенькое. Серая иномарка, замершая у детской площадки. Модель отсюда не разобрать, но вроде бы «Ауди». В салоне два человека. Не выходят и не уезжают. Просто сидят. В голове Сергея шевельнулась мысль, может быть, это те? Но нет. Тех он бы почувствовал сразу. Не мог Крутин сказать, откуда ему это было известно. Он просто знал. Когда они появятся, он их почувствует.

Значит, тоже наблюдение, мать их. Контингент Конторы делился на две группы — постоянную и сменную. Постоянная — это понятно, а вот в сменной были задействованы разные люди: бабушки с авоськами, парочки, рабочие, мятые субъекты, работающие под алкашей. Может быть, не всех, но большую часть из них Сергею удавалось выделить. Он называл их «хамелеонами» за умение сливаться с окружающими.

А вот окно в соседнем доме. Как раз напротив квартиры Сергея. Форточка в этом окне всегда открыта. Даже зимой, в самые сильные морозы. И Крутин никогда не видел людей, обитающих там. Днём ничего нельзя было разобрать из-за тщательно задёрнутых занавесей. Вечером в той комнате, как правило, не зажигали свет, а если зажигали, то опять же все окно было закрыто портьерами. Для Сергея оставалось загадкой, кто находится там. Постоянная группа или менявшие друг друга люди. Впрочем, как говорил ещё один, теперь уже бывший, жилец их дома, Моисей Яковлевич: «Мне это не играет никакого значения». Сергей просто делал заметку, ставил мысленно дополнительный крестик, вот и все.

Рекогносцировка на месте произведена. Сергей отошёл от окна, натянул спортивные штаны и отправился в ванную. Из кухни, приветствуя его пробуждение, подал голос Мусей. Назвать это мяуканьем язык не поворачивался. Истошное «на-а-ау» этого котяры, казалось, исходило из глубины желудка, который у него, похоже, был постоянно пуст. Мусей старался это впечатление закрепить, всегда находясь в поисках жратвы. Он ел любую пищу, если только она была свежая, а также все, что бегало, ползало, летало и вообще шевелилось. У Сергея, наверное, единственная квартира в доме, которую покинули тараканы. И он мог их понять.

В ванной Крутин первым делом открыл кран с холодной водой, взял металлическую расчёску и принялся перед зеркалом приводить в порядок свои взъерошенные волосы. Однако же кран издал невнятное бормотание, булькнул, два раза со свистом втянул в себя воздух и замер. Опаньки. Вот это да! Что за дела?

Сергей жил на втором этаже, и если по каким-то техническим причинам — а они в этом доме случались через день — напор воды ослабевал, то она переставала поступать только на верхние этажи, начиная с третьего или четвёртого. А здесь, на первом и на втором, она была практически всегда. Выходит, воду перекрыли вообще. Наглухо. Интересно, только на этот дом, на целый квартал или на весь район?

Сергей начал мысленно прикидывать варианты того, что может означать этот ход, одновременно исследуя ванную на предмет остатков воды. Немного, .глотка два, обнаружилось в стакане для полоскания. По крайней мере, можно почистить зубы. Что у них все-таки произошло? Какую цель они преследуют и чего хотят этим добиться? Он выдавил пасту из тюбика и принялся яростно орудовать щёткой. Самое противное, никаких объяснений в голову не приходило. То есть насчитать их можно было бы добрый десяток, но ни одно из них не было достаточно завершённым и логически обоснованным, проясняющим всю картину.

Крутин прополоскал рот, чувствуя, как внутри что-то ворохнулось. Маленький гномик поднялся снизу и провёл пальчиком по пищеводу. И на душе у Сергея стало тревожно, тоскливо и как-то муторно, поскольку неважно, как все устроено у других людей, но лично он чувствовал желудком и всем к нему прилегающим. Вот говорят: «Он почувствовал сердцем…», или «Сердце мне подсказывает…» Ерунда.