“Но зачем ее звал проводник? Она, что же, знает его? Выходит, у нее и билета не было”, - удивленно думала Агнесс. Она оглядела опустевшее казенное купе и мысленно обрадовалась, что скоро позабудет о не уюте, что преследовал ее несколько лет. Она уже и забыла, как пахнет в комнатах ее дома, мягкость собственной постели и урчание одомашненного уличного шалопая Мегги, что она подобрала восемь лет назад.
Как же ей хотелось поскорее очутиться дома и увидеть маму! Из-за мыслей о маме она позабыла обо всем. Выйдя в тамбур раньше положенного, Агнесс увлеченно смотрела в маленькое окошко, уже заметив приближающуюся станцию. Ее станцию. Из соседних купе вышло несколько женщин, но Агнесс их не знала. Сегодня немного потеплело, в окошко подул свежий ветерок. Агнесс невольно заулыбалась, ощутив запах поздней осени. Здесь даже воздух был особенный.
- Ну что, отдала замарашка вам пиджак?
- А? - Агнесс непонимающе улыбнулась, обернувшись. Старый проводник усмехнулся.
- Две остановки назад выскочила, пешком захотела идти, дурочка. Я сказал, чтобы пиджак отнесла туда, откуда взяла.
Агнесс покачала головой, только-только понимая, о чем идет речь. О пиджаке она вспомнила в самую последнюю очередь, и даже втайне ей не было жаль его. Поезд сбавлял ход.
- Да ладно вам. На улице мороз, - вздохнула Агнесс, пока старик открыл тяжелую дверь и за руку вывел ее наружу. Она смутилась такой вежливости.
- Кто ей лекарь, продала пальто, - пробубнил старик, пропуская и других пассажиров, - ну, удачи вам. А пиджак отберу, как снова мне попадет эта кукушка. Отберу!
Агнесс снова рассмеялась этой ворчливости старика, так весело ей было оказаться на родной станции, не слишком изменившейся за годы ее отсутствия.
- Не смейте, слышите! - шутливо пригрозила она, застегнув пальто, и быстро уходя.
В груди защемило, даже когда она обернулась на теряющийся вдали поезд. Ему оставалось всего пара станций до самой конечной, Агнесс помнила. В детстве они с мамой иногда ездили к родственникам отца, а потом они поссорились, и это оставило слабый муторный отпечаток ее в памяти. Она не могла смотреть вдаль без грусти.
На вокзале ее никто не ждал. Рассмотрев ненужные вывески и расписание поездов, девица двинулась дальше, до ее деревни оставалось всего ничего.
Тревога не могла не портить настроения. Но внутри также назревала и буйная детская радость, когда на своем пути девушка замечала нечто, напоминающее ей о прошлом. Будь то хотя бы старый фонарь у дороги или дерево. К слову заброшенных, полуразрушенных домов здесь было множество, это только усилило тоску внутри Агнесс. Она тщетно вглядывалась в лица прохожих, но знакомых не замечала.
Подул ледяной ветер, поднимая с земли сухие листья. Агнесс чуть приостановилась, посмотрела на небо, протянув руку. Вот и снежинки. Одна, а за ней еще и еще, ложится на ее ладонь, тает. И осень никак не кончится, и зима никак не разойдется.
Агнесс подумала о пиджаке, оставленном у Офелии. Старик сказал, что пальто она продала. Вот уж действительно дурочка. Лучше поголодать, чем ходить раздетой. Агнесс представила смелее, что если бы девчонка оказалась здесь, она бы прямиком потащила ее в какой-нибудь уцелевший магазин, и купила бы что-нибудь красивое и теплое, какое бы она только выбрала из одежды. А потом накормила бы где-нибудь, потому что ни черта не умеет готовить, а потом…
Потом бы они заперлись где-нибудь, и говорили, говорили бы ни о чем. И быть может, Офелия бы позволила обнять себя, снова почувствовать нежный запах духов, позволила бы касаться себя. От одних секундных мечтаний Агнесс одурела, сразу же согревшись в пальто. Она поспешила к дому матери, злясь на себя, что думает не о том.
Это смешно, но пятиминутные объятья в темном коридоре поезда никак не вылетали из усталой головы девушки.
Она застыла у знакомого потертого бледно-розового коттеджа. Все окна были плотно зашторены, в саду, по меньшей мере, не убирал никто месяца два. Калитка была открыта. В почтовом ящике Агнесс обнаружила маленькое письмо и ключи от дома. Внутри все похолодело. С особенной осторожностью, на какую Агнесс была только способна, она открыла входную дверь. Внутри было пыльно и пусто. В давящей тишине Агнесс зажгла свет, проходя на кухню.
- Мама?
Но в доме было пусто. Агнесс заметила, как маленький паук ползет по стене. Она чихнула и присела, распечатав письмо. Оно, оказалось, от мисс Коллинз, их соседки, и, честно признаться, предчувствие не обманывало Агнесс.
С первых же строк женщина жалела ее, рассказывала, какая она храбрая и красивая. И как хоронили ее мать.
Глаза Агнесс моментально покраснели, но из глаз не скатилось, ни одной слезинки, пока она не перечитала письмо.
“Милая, твоя матушка была самой доброй женщиной в мире. Она умерла спокойно, как умирают теперь лишь счастливцы. Врач сказал, что с ней случился сердечный приступ. Последние дни, сама понимаешь, есть, было нечего, да и смерть крошки Миранды так потрясла ее…”
Миранду, как оказалось, уложило в гроб воспаление легких еще прошлой зимой, а мать не хотела писать ей об этом, переживала смерть девочки в одиночку.
“Держись, милая, и не плачь зря. Твоя мама теперь на небесах, но любит тебя не меньше, чем на земле…”
Агнесс зачем-то снова сложила прочитанное письмо в конверт. Расплакавшись, она опустила голову на стол, бесшумно всхлипывая. В конце мисс Коллинз писала, что продала свой дом и уехала ближе к сыну, но Агнесс сейчас это было малоинтересно.
Она больше не хотела оставаться в этом доме, где витал, смешанный с пылью, запах духов матери, а наверху, она была точно уверена, стопкой лежали чистые платья для Миранды. Которые она больше никогда не наденет…
Темнело теперь очень рано, и как только сумерки сгустились, Агнесс вышла из дома. Она помнила, поблизости здесь была таверна, вот только где…
На душе Агнесс было черным-черно, и если бы сейчас нашлось, хотя бы, одно родное плечо, она точно знала, что бешено бы разрыдалась в него. В потайном кармане чемодана по-прежнему лежал пистолет. Медсестра не была дурой, но в определенный момент она подумала о том, что было бы, если бы она вытащила его.
Ты не для того спасла и меня, и десятки других, а то и больше, чтобы не суметь спасти себя от себя. Помогай себе сама, борись за себя, - прозвучали в памяти нужные слова.
Агнесс вновь поблагодарила небеса за того человека, с которым ее однажды свела судьба.
На углу Агнесс все же заметила довольно ухоженную таверну. Она поспешила к ней.
Внутри было намного теплее, чем дома, и пахло уютней, чем в купе поезда. Народу было мало, Агнесс сразу же поспешила к барной стойке, заметив румяную пожилую женщину за ней. “Таверна Хиггинз” - вверху была прибита табличка.
Она растерялась, когда женщина спросила, что леди желает выпить.
“Одно название, что таверна. Барное пойло”, - цинично усмехнулась про себя Агнесс, решив заказать бутылку вина и ужин.
Присесть за стол и наблюдать компанию подвыпивших посетителей ей не хотелось, с натянутой улыбкой она спросила, можно ли снять комнату на ночь.
- Такая леди и в одиночестве? - засмеялась хозяйка, и от нее повеяло удушливым запахом табака и виски.
Агнесс сдержанно промолчала на эту уродливую шутку, пока женщина не шлепнула на стол связку ключей.
- Выбирайте, какую хотите. Клиентов сегодня немного.
Денег на первое время хватало, и Агнесс твердо решила пока не приходить в дом. Пока она не чувствовала в себе сил начать жить там.
- Эй! Ты уже закончила с уборкой? Иди сюда, помоги леди с багажом! - прикрикнула пьяница на прислугу. Агнесс даже не обернулась, пока через полминуты до ее чемодана не притронулись тонкие руки. Глаза удивленно расширились, встретившись с мягким взглядом разноцветных глаз напротив.
- Что смотришь? Отнеси багаж наверх, больше не понадобишься сегодня, - раздраженно проворчала женщина, обратившись к Офелии, и тут же вежливо улыбнулась Агнесс, пожелав ей приятного отдыха.