8. Вероятно, у растений есть психика – и это досознательная, бессознательная психика. Она в своеобычной форме проявляет премирные архетипы. Семейство крестоцветных: разве оно не пророчит о Голгофе? Бессознательное питало сюрреализм. Это особая тема: растительные мотивы в сюрреализме. Исключительная способность растений к трансформации выигрышна для поэтики сюрреализма. Впрочем, задолго до Дали и Эрнста это уловил гротеск: животное и человеческое там с легкостью овидиевых метаморфоз превращается в растительное.

 «Фиалкиада» сюрреалистична. В ней много гротескного. Так из лилии вышел Христос – это образ вполне переводим на графический язык гротеска. Лилия у Константина Кедрова обнаруживает беспрецедентный дар превращений. Она становится аналогом лотоса – запускает космогонический процесс:

«Эта лилия словно

небесное лоно

породила весь мир

и царя Соломона»

Потом она оказалась в руках архангела Гавриила. Благовещенье осуществило величайшую метаметафору!

Превращение лилии продолжаются. Вот мертвой Офелией она плывет по английской реке. Но почему к воде примешивается русская кровь? О самоубийстве в «Фиалкиаде» сказано гениально: «Он в себя стрелял из несебя». Лилия архангела Гавриила обернулась Лилей Брик. Белое Благовещенье опрокинулось в черное Зазеркалье.

9. Есть симбиоз и есть разрыв. Две силы – две тенденции – два полюса. Вы над садом? Мы с надсадом. Вы из сада?

Мы из Ада. Фонетика размывает противоположные значения. Жизнь делает то же самое. «Фиалкиада» полна разрывов.

Гармония цветов соседствует с диссонансами бытия. Соловьи – и выстрелы, хоралы – и взрывы: таково акустическое пространство «Фиалкиады». Сюрреализм поэмы трагичен. Марина Цветаева писала: «За этот бред / пошли мне сад». Сад Константина Кедрова бредит. И галлюцинирует! Но за бессвязностью бреда проступают грандиозные смыслы. На взорванном мосту стоит Данте. Потом его сменяет Флоренский – Флоренция празднует Пасху. Вот Флоренский и Данте стоят одесную и ошуюю Кедрова. Поэзия прорывается в вечность. Это тоже инверсия: время, переходя некий онтологический рубеж, становится антивременем – вечностью. Подлинное призвание поэзии – ее миссии – заключается в инверсии этих уровней. Фиалки нашего земного Ада она спасла от окончательной потравы. Приживутся ли они в садах Эдема? Дай то Бог.

Топос. Литературно-философский журнал.

статья: 13/11/2009

Как дирижировать тишиной

Сергей Бирюков (13/11/09)

Издательство «Художественная литература» запустило серию под названием «Номинанты Нобелевской премии в области русской литературы». Первым выпустило недавнего номинанта – Константина Кедрова.

Вообще-то ситуация весьма неоднозначна. В предисловии Г.Пряхина перечислены русские писатели номинанты – Мережковский, Набоков, Паустовский, Ахматова. Все они, как известно, не получили эту самую премию.

Сама эта премия имени изобретателя динамита на протяжении своего существования в области литературы приносила не только восторги, но и глубокие разочарования. Политизированность и конъюнктурность ее уже мало у кого вызывает сомнения. Но распиарена она беспредельно, в том числе за счет присуждения в разных научных областях, поэтому сражаться с ней может разве что герой Сервантеса!

Все эти соображения не имеют никакого отношения к Константину Кедрову. Автора номинируют, что с этим можно поделать! Кедров же – известный поэт, философ, литературовед, критик, организатор литературного пространства – вполне самодостаточен и без всяких премий. А он к тому же и не без всяких. Его увенчивают интернетчики гремучей премией «Греми», международная Академия Зауми уже давно припечатала его Отметиной имени отца русского футуризма Давида Бурлюка. Единственной в мире авангардной! И кстати, если нобелевка стоит в списке международных лиnпремий первой, то Отметина замыкает список. А сказано: «и последние будут первыми» (цит. по памяти!).

Итак, покончим с этим. Обратимся к книгам. В книгу «Дирижер тишины» входят поэтические произведения. В книгу «Философия литературы» – тексты, которые Кедров печатал в различных изданиях, главным образом, вероятно, в газете «Известия». Эти книги можно читать, чередуя, а можно последовательно, кому что и как нравится. Их именно воспринимаешь в единстве.

Прочитав подряд несколько стихотворений и эссе ухватываешь основную авторскую интенцию Кедрова: стремление к открытию и собственно открытие. Этим пронизана вся его поэзия. В ней нет места банальностям, повторам избитых истин, точно также в эссе его интересуют такие фигуры как Толстой (Лев), Павел Флоренский, Велимир Хлебников, Маяковский, Кант, Даниил Андреев, Набоков... И это всегда новый взгляд, необычный ракурс: такими до Кедрова мы никого из героев книги не видели, в их писаниях не всегда улавливали то, что улавливает поэт и философ литературы.

Поэт Кедров часто строит свои стихи как систему доказательств, почти математических! Недаром он проявляет интерес к выдающимся открытиям Лобачевского и Эйнштейна. Но при этом текст его абсолютно органичен. В качестве примера и своеобразного манифеста можно привести «Влюбленный текст»:

Обратно простирается боль

не мечите бисер перед ангелами

дабы они не смахнули его крыльями

след луны остается в сердце

солнце не оставляет следов

камни летят по закону всемирного тяготения

о котором не догадываются птицы

траектория птичьего полета физикой не объяснима

чтобы догнать себя надо остановиться

солнце отражается не в воде а в слезах

лицо разбивается в зеркалах оставаясь целым

дальше света летит поцелуй целующий Бога