Когда пришел в себя вновь, первое, что я увидел, было лицо Ригона. Он с сожалением смотрел на меня. Дернулся и понял, почему в глазах солдата столько сострадания. На мне не было живого места. Каждый миллиметр тела горел. Я громко застонал, практически вновь теряя сознание. Ригон быстро приподнял меня за плечи и сунул под нос пузырек с нюхательной солью. Запах этой дряни приведет в чувство кого угодно. Я захлопал глазами, смаргивая выступившие слезы.

- Очухался?

- М-м-м. – больше я сказать не мог, язык не ворочался во рту.

- Я тебя сейчас покормлю, а то ты с такими затяжными обмороками с голоду подохнешь, – зло проворчал он.

Он вновь принес тарелку с бульоном и сел ближе ко мне, намереваясь покормить. Но я решительно, кривясь от боли, протянул руки и забрал бульон. Если уж я решил быть сильным, то стоит следовать этому во всем. Я с трудом ел. Бульон запихивал через силу, есть совершенно не хотелось, но я понимал, что Ригон прав. Если я не буду есть, то сдохну от голода. Горло каждый раз опаляла боль, стоило только ложке густого варева стечь по нему. Но я терпел и ел.

- У тебя два дня на поправку, – он окинул меня печальным взглядом, - потом мы уезжаем в замок императора, в Саою.

- Он уже успел стать императором? – я приподнял бровь. Голос вернулся, но был еще хриплым. Не смотря на это, Ригон услышал мой вопрос.

- Не смей когда-либо сомневаться в нем! Если бы это услышал бы кто-нибудь еще, то твоя глупая голова уже отделилась бы от тела!

- Угу, – я уткнулся носом в тарелку, больше не поднимая взгляда на солдата.

Через два дня в лучах закатного солнца, во дворе Лузана, собрался небольшой отряд. Стоило только высокой, статной фигуре, закутанной в черный плащ, вскочить на крупного скакуна шоколадного цвета и взмахнуть рукой, как весь отряд направился к воротам замка. Их никто не провожал, вскоре двор Лузана опустел, на дворец опустилась мертвая тишина, а спустя меньше чем двадцать лет от прекрасного произведения архитектурного искусства останутся лишь камни и развалины стен. Но тогда, покидая свой дом, я не знал об этом, я даже не обратил внимания на пустоту, которая осталась там, за спиной. Все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы удержаться в седле. В моем нынешнем состояние это было трудновыполнимо. Но воля была взята в кулак, а все мои слабости умерли вместе с моей семьей.

Всадники мчались по дороге сквозь темный ночной лес, навстречу проливному дождю и пронизывающему ветру. Утром дождь не прекратился. Плащ промок насквозь. Я замерз так, что казалось, будто каждая косточка покрылась инеем. Когда на дороге показался большой трактир, способный вместить в себя весь наш отряд, я испытал чувство бурного восторга. Еще один взмах руки, и мы свернули на постоялый двор. Хозяин стал белее мела, стоило ему только понять, кто будет его постояльцем. Я вошел в трактир, поддерживаемый под руку Ригоном, когда всем уже были выделены комнаты. Сайрон повернулся, и его золотые глаза наткнулись на мою, дрожащую от холода и слабости, фигурку. Он поманил пальцем Ригона, тот бережно посадил меня на лавку и бегом направился к повелителю.

Я облокотился головой о стену и прикрыл глаза. Слабость во всем теле раздражала, но справиться с ней я не мог. Ригон быстро вернулся, поднял меня и потащил наверх. К концу лестницы ноги уже стали заплетаться, я споткнулся и чуть не разбил себе нос. Солдат ловко подхватил меня на руки и внес в комнату. Он быстро избавил меня от мокрой одежды. Я завернулся в теплое одеяло и устроился на мягких подушках, имея одно желание - как можно скорее уснуть.

- Пей! – Ригон подсунул мне походную флягу под нос.

Я взял и принюхался. Сквозь многообразие ароматов трав и алкоголя слабо угадывался запах суреи. Нет, эту дрянь я пить не буду. Знаю, как она действует.

- Не буду, – я протянул флягу обратно.

- Пей!

- Там сурея. Я не буду это пить!

- Будешь сам или я в тебя это волью. Ты промок и промерз, если не выпьешь, завтра свалишься с жаром.

- Не буду! – я отвернулся к окну, разглядывая, как дождевые капли чертят дорожки на стекле.

- Линар, я заставлю… - он опустился рядом со мной на кровать и окинул меня тяжелым взглядом.

Я взял фляжку у него из рук, сделал маленький глоток, крепкий напиток упал в желудок теплым комком. Стало приятно, я потихоньку согревался. Плюнул на последствия и залпом осушил всю флягу.

- Я принесу поесть. Из комнаты ни шагу!

Я завернулся в одеяло еще сильнее и откинулся на подушки. Чувствовал, как кроме тепла от алкоголя по телу разливается жар желания. Сейчас он не был острым и всепоглощающим, все же суреи здесь было очень мало, но я понимал, что пройдет время, и я буду, точно кот по весне, гореть от дикого желания. Вскоре вернулся Ригон с тарелкой ужина. Наконец, я буду есть мясо! Я впился жадным взглядом в ножку дичи. Сел на кровати, скрестив ноги, даже восставшая плоть и ноющая боль в паху не могли меня сейчас отвлечь от еды. Ел я, наверняка, словно собака, которую не кормили неделю, не сильно заботясь о чистоте рук и соблюдении этикета. Когда закончил с едой, веки отяжелели, я вытерся полотенцем и рухнул на подушки, закрывая глаза. Но долго проспать мне не удалось, из объятия сна выдернуло накатывающее жаркими волнами желание. Не знаю, сколько прошло времени, но сурея теперь действовала очень сильно, заставляя сотрясаться от приступов, сознание помутилось. Сейчас мне хотелось лишь секса. Я перевернулся на живот и потерся плотью о простыни, эти движения вырвали из груди стон. Я просунул между ног одеяло и повторил движения. Снова сорвался стон с потрескавшихся сухих губ. Сквозь дымку, которая плавала у меня в голове, услышал скрип двери. Холодная ладонь прошлась по разгоряченному телу, заставляя выгибаться навстречу ласке. Меня опять погладили по спине и легонько стукнули по ягодицам, даже это сейчас доставляло удовольствие, я прогнулся в пояснице. В темноте комнаты раздался грудной смех. Холод руки исчез, я обиженно засопел. Резко дернулся от обжигающего холода жидкости, которая полилась между ягодиц. Вновь вернулась рука, размазывая жидкость и слегка задевая дырочку. Я стонал и изгибался, сейчас не волновал даже тот факт, что немногим больше двух дней меня грубо насиловали и били. И если голова моя прошла благодаря заботам Ригона и его мазям, то зад все еще дико болел при каждом неосторожном движении. Внутрь проникли пальцы, но тело не обращало внимания на боль, я чувствовал ее очень отдаленно, самым ярким ощущением было движение пальцев внутри. Стоны я не сдерживал, орал так, что наверняка, меня слышал весь трактир, но сейчас и это не волновало, хотелось более сильной и полной ласки. Хотелось члена в анусе. Я захныкал, утыкаясь лицом в подушку. Пальцы в попе исчезли, меня резко дернули и перевернули на спину. Ставни на окнах были закрыты, свечи Ригон потушил, когда уходил. Темнота стояла такая, что разглядеть лицо моего любовника было невозможно, хотя это не имело никакого значения. Желание удовлетворения достигло своего апогея, я был невменяем. Я развел ноги и приподнял их выше, чтобы обеспечить более удобный доступ к анусу. Один резкий толчок и чувство наполненности свело с ума. Я опять заорал, но рот заткнули страстным поцелуем. Язык любовника проникал внутрь, повторяя движения его члена внутри меня. Я извивался и стонал, молниеносным темпом двигаясь к разрядке. Оргазм разбил на мелкие кусочки всю суть, но было настолько хорошо, что собираться воедино я не спешил. Так я и уснул, плавая на облаках наслаждения.