Стивен Кинг

Карниз

— Нy, смелее, — повторил Кресснер. — Загляните в пакет.

Дело происходило на сорок третьем, последнем этаже небоскреба, в квартире-люкс. Пол был устлан рыжим с подпалинами ворсистым ковром. На ковре между изящным шезлонгом, в котором сидел Кресснер, и обитой настоящей кожей кушеткой, на которой никто не сидел, выделялся блестящим коричневым пятном пластиковый пакет.

— Если это отступное, будем считать разговор законченным, — сказал я. — Потому что я люблю ее.

— Деньги, да, но не отступные. Ну, смелее. Загляните. — Он курил турецкую сигарету в мундштуке из оникса: работали кондиционеры, и запах едва чувствовался. На нем был шелковый халат с вышитым драконом. Спокойный взгляд из-под очков — взгляд человека себе на уме. С этим все ясно: всемогущий, сказочно богатый, самоуверенный сукин сын. Я любил его жену, а она меня. Я был готов к неприятностям, и я их дождался, оставалось только узнать — каких.

Я подошел к пластиковому пакету и перевернул его. На ковер высыпались заклеенные пачки банкнот. Двадцатидолларовые купюры. Я присел на корточки, взял одну пачку и пересчитал. По десять купюр. Пачек было много.

— Здесь двадцать тысяч, — сказал он затягиваясь.

Я встал.

— Ясно.

— Они ваши.

— Мне не нужны деньги.

— И жена в придачу.

Я молчал. Марсия меня предупредила. Это кот, сказала она. Старый и коварный. Ты для него мышка.

— Так вы теннисист-профессионал, — сказал он. — Вот, значит, как вы выглядите.

— Разве ваши агенты не сделали снимков?

— Что вы! — Он отмахнулся ониксовым мундштуком. — Даже фильм отсняли — счастливая парочка в Бэйсайдском отеле. Камера снимала из-за зеркала. Но что все это, согласитесь, в сравнении с натурой.

— Возможно. «Он будет то и дело менять тактику, — сказала Марсия. — Он вынуждает человека обороняться. И вот ты уже отбиваешь мяч наугад и неожиданно пропускаешь встречный удар. Поменьше слов, Стан. И помни, что я люблю тебя».

— Я пригласил вас, мистер Норрис, чтобы поговорить как мужчина с мужчиной. Непринужденный разговор двух цивилизованных людей, один из которых увел у другого жену

Я открыл было рот, но потом решил промолчать .

— Как вам понравилось в Сан-Квентине? — словно невзначай спросил Кресснер, попыхивая сигаретой.

— Не очень.

— Три года, если не ошибаюсь. Кража со взломом — так, кажется, звучала статья.

— Марсия в курсе, — сказал я и сразу пожалел об этом. Он навязал мне свою игру, от чего меня предостерегала Марсия. Я даю свечи, а он успешно гасит.

— Я позволил себе отогнать вашу машину, — сказал он, мельком глянув в окно. Впрочем, окна как такового не было, вся стена — сплошное стекло. Посередине, тоже стеклянная, раздвижная дверь. За ней балкончик. Ну а за балкончиком — бездна. Что-то в этой двери меня смущало. Я только не мог понять что.

— Великолепное здание, — сказал Кресснер. — Гарантированная безопасность. Автономная телесеть — и все такое. Когда вы вошли в вестибюль, я отдал распоряжение по телефону. Мой человек запустил мотор вашей машины и отогнал ее на общественную стоянку в нескольких кварталах отсюда. — Он взглянул на циферблат модных настенных часов в виде солнца, что висели над кушеткой. Часы показывали 8. 05. — В 8. 20 тот же человек позвонит в полицию по поводу вашей машины. Не позднее 8. 30 блюстители порядка обнаружат в багажнике запасную покрышку а в ней шесть унций героина. У них возникнет большое желание познакомиться с вами, мистер Норрис.

Угодил-таки в капкан. Все, казалось бы, предусмотрел — и на тебе, влип как мальчишка.

— Это произойдет, если я не скажу своему человеку, чтобы он забыл о предыдущем звонке.

— Мне достаточно сообщить, где Марсия, — подсказал я. — Не могу, Кресснер. Не знаю. Мы с ней нарочно так договорились.

— Мои люди выследили ее.

— Не думаю. Мы от них оторвались в аэропорту.

Кресснер вздохнул и отправил дотлевающую сигарету в хромированную пепельницу с вращающейся крышкой. Все отработано. Об окурке и о Стэне Норрисе позаботились в равной степени.

— Вообще-то вы правы, — сказал он. — Старый трюк — зашел в туалет, и тебя нет. Мои люди были вне себя: попасться на такой крючок. Наверно, из-за его примитивности они даже не приняли его в расчет.

Я промолчал. После того как Марсия улизнула в аэропорту от агентов Кресснера, она вернулась рейсовым автобусом обратно в город, с тем чтобы потом добраться до автовокзала. Так мы решили. При ней было двести долларов — все мои сбережения. За двести долларов туристский автобус доставит тебя в любую точку страны.

— Вы всегда такой неразговорчивый? — спросил Кресснер с неподдельным интересом. — Марсия посоветовала. Голос его стал жестче:

— Значит, попав в лапы полиции, будете держаться до последнего. А когда в следующий раз наведаетесь к моей жене, вы застанете тихую старушку в кресле-качалке. Об этом вы не подумали? Насколько я понимаю, за шесть унций героина вы можете схлопотать сорок лет.

— Этим вы Марсию не вернете. Он усмехнулся.

— Положеньице, да? С вашего позволения я обрисую ситуацию. Вы и моя жена полюбили друг друга. У вас начался роман… если можно назвать романом эпизодические ночные свидания в дешевых мотелях. Короче, я потерял жену. Зато заполучил вас. Ну а вы, что называется, угодили в тиски. Я верно изложил суть дела?

— Теперь я понимаю, почему она от вас устала, — сказал я.

К моему удивлению, он расхохотался, даже голова запрокинулась.

— А знаете, вы мне нравитесь. Вы простоваты, мистер Норрис, и замашки у вас бродяги, но, чувствуется, у вас есть сердце. Так утверждала Марсия. Я, честно говоря, сомневался. Она не очень-то разбирается в людях. Но в вас есть какая-то… искра. Почему я и затеял все это. Марсия, надо полагать, успела рассказать вам, что я люблю заключать пари.

— Да.

Я вдруг понял, чем меня смутила раздвижная дверь в стеклянной стене. Вряд ли кому-нибудь могло прийти в голову устроить чаепитие среди зимы на балконе сорок третьего этажа. Вот и шезлонг стоит в комнате. А ветрозащитный экран почему-то сняли. Почему, спрашивается?

— Я не питаю к жене особых чувств, — произнес Кресснер, аккуратно вставляя в мундштук новую сигарету. — Это ни для кого не секрет. И вам она наверняка сказала. Да и при вашем… опыте вам наверняка известно, что от хорошей жизни замужние женщины не прыгают в стог сена к заурядному профи по мановению ракетки. Но Марсия, эта бледная немочь, эта кривляка, эта ханжа и зануда, эта размазня, эта…

— Достаточно, — прервал я его.

Он изобразил на лице улыбку.

— Прошу прощения. Все время забываю, что мы говорим о вашей возлюбленной. Кстати, уже 8. 16. Нервничаете?

Я пожал плечами.

— Держимся до конца, ну-ну, — сказал он и закурил новую сигарету. — Вас, вероятно, удивляет, что при всей моей нелюбви к Марсии я почему-то не хочу отпустить ее на…

— Нет, не удивляет. На его лицо набежала тень. — Не удивляет, потому что вы махровый эгоист, собственник и сукин сын. Только у вас не отнимают ничего вашего. Даже если это вам больше не нужно.

Он побагровел, потом вдруг расхохотался.

— Один — ноль в вашу пользу, мистер Норрис. Лихо это вы.

Я снова пожал плечами.

— Хочу предложить вам пари, — посерьезнел он. — Выиграете — получите деньги, женщину и свободу. Ну а проиграете — распрощаетесь с жизнью.

Я взглянул на настенные часы. Это получилось непроизвольно. Часы показывали 8. 19.

— Согласен, — сказал я. А что мне оставалось? По крайней мере выиграю несколько минут. Вдруг придумаю, как выбраться отсюда — с деньгами или без.

Кресснер снял трубку телефона и набрал номер.

— Тони? Этап второй. Да. Он положил трубку на рычаг.

— Этап второй — это как понимать? — спросил я.

— Через пятнадцать минут я позвоню Тони, он заберет… некий сомнительный груз из багажника вашей машины и подгонит машину к подъезду. Если я не перезвоню, он свяжется с полицией.