— Я попытаюсь! — спокойно отвечал Гарвей и схватил верёвку и железный длинный крюк, пока Дэн притащил устройство, которое он называл «верхний лифт». В это время к ним подплыл Мануэль в своей лодке. Португалец улыбнулся Гарвею и начал бросать рыбу на дек.
— Двести тридцать одна штука! — воскликнул он.
— Дай ему багор! — сказал Дэн.
Мануэль схватил багор, зацепил им за корму и прыгнул на шхуну.
— Тащи! — скомандовал Дэн, и Гарвей тащил, удивляясь, что лодка так легка.
— Держи! — и Гарвей держал, потому что лодка находилась на весу, над его головой.
— Спускай! — кричал Дэн, и, когда Гарвей спустил, Дэн поднял лёгкую лодку одной рукой и поставил её позади грот-мачты.
— Легко! Эта лодка очень удобна для пассажиров!
— Ага! — подтвердил Мануэль. — Ну, как ты себя чувствуешь, милый? Вчера ночью мы поймали тебя вместо рыбы. Теперь ты сам ловишь рыбу. Каково!
— Я очень благодарен вам! — сказал Гарвей, снова роясь в своих карманах и вспомнив, что у него нет денег.
— Меня нечего благодарить! — возразил Мануэль. — Разве я мог допустить, чтобы ты утонул? Теперь ты — рыбак. Я сегодня не успел вычистить лодку. Слишком много дела. Дэн, дитя моё, вычисти за меня!
Гарвей двинулся вперёд. Он мог и хотел помочь человеку, который спас ему жизнь.
Дэн бросил ему швабру, и юноша принялся чистить лодку, счищать ил, тину; делал он это, правда, неловко, неумело, но с полным усердием.
Целый ливень блестящей рыбы полетел в загородку.
— Мануэль, держи лодку! Гарвей, почисть её!
— Эта лодка — словно утка на воде! — сказал Долговязый Джэк, высокий человек с седым щетинистым подбородком и длинными губами.
Троп в своей каюте что-то ворчал и громко сосал карандаш.
— Двести три штуки! Дай-ка взглянуть! — попросил человек, который был ростом ещё выше Долговязого Джэка. Лицо его было безобразно из-за огромного рубца, тянувшегося от левого глаза до правого угла рта.
Не зная, что делать дальше, Гарвей вымыл дно лодки, снял поперечины и положил их на дно.
— Он — молодец! — произнёс человек с рубцом, имя которого было Том Плэт, критически оглядывая Гарвея. — Есть два способа работать: один — это ловить рыбу, другой…
— То, что мы делали на старом «Orio»! — прервал его Дэн. — Не мешай мне, Том Плэт, дай мне накрыть на стол!
Он прислонил конец стола к перилам и ткнул его ногой.
— Дэн, ты ленив и способен спать целый день, — сказал Долговязый Джэк, — ты также достаточно дерзок; но я уверен, что ты исправишь в неделю этого молодца, если захочешь!
— Его имя — Гарвей! — сказал Дэн, размахивая двумя ножами очень странной формы. — Он стоит пятерых из южного Бостона!
Юноша положил ножи на стол, покачал головой и полюбовался на производимый ими эффект.
— Я думаю, тут сорок два! — произнёс где-то снаружи тонкий голос.
— Счастье изменило мне, — ответил другой голос, — у меня сорок пять штук!
Раздался смех.
— Сорок два или сорок пять! Я сбился со счета!
— Это Пенн и дядя Сальтерс считают улов! — сказал Дэн. — Это вся их дневная добыча? Надо взглянуть!
— Назад, назад! — прогудел Долговязый Джэк. — Сыро там сегодня, детки!
— Сорок два, ты сказал? — спросил дядя Сальтерс.
— Я пересчитаю! — ответил ему чей-то голос.
Обе лодки причалили к шхуне.
— Постой! — вскричал дядя Сальтерс, расплёскивая воду веслом. — Терпеть не могу таких людей, как ты! Ты только сбил меня со счёту!
— Мне очень жаль, мистер Сальтерс. Я пошёл в море, рассчитывая вылечить нервную диспепсию!
— Убирайся ты со своей нервной диспепсией! Провались ты совсем! — проворчал дядя Сальтерс, жирный, плотный маленький человек. — Сколько ты сказал, сорок два или сорок пять?
— Я забыл, мистер Сальтерс! Надо пересчитать!
— Конечно, сорок пять штук, — ворчал Сальтерс, — ты плохо считаешь, Пенн!
Диско Троп вышел из каюты.
— Сальтерс, — сказал он, — убери рыбу как следует! — Голос его звучал повелительно.
Пенн, стоя в лодке, продолжал считать улов.
— Это улов всей недели! — сказал он, жалобно посматривая кругом.
— Одна, две, четыре, девять! — считал Том Плэт. — Сорок семь всего!
— Подержи! — ворчал дядя Сальтерс. — Держи, я опять сбился со счета!
— Кто-нибудь из наших будет собирать «клубнику», — сказал Дэн, обращаясь к восходящему месяцу, — и наверное, найдёт много!
— А другие, — возразил дядя Сальтерс, — будут есть и лентяйничать.
— За стол! За стол! — кричал чей-то голос, которого Гарвей ещё не слышал.
Троп, Том Плэт, Джэк и Сальтерс пошли к столу.
Маленький Пенн наклонился над рулём. Мануэль лежал, вытянувшись, на деке, а Дэн вколачивал молотком гвозди в бочку.
— Скоро будем ужинать и мы, — сказал он, — Том Плэт и отец ужинают вместе с другими, это — первая смена! Ты, я, Мануэль и Пенн — юность и красота нашего общества. Это — вторая смена!
— Ну что же, — сказал Гарвей, — я очень голоден!
— Они скоро кончат. Хорошо пахнет? Отец держит хорошего повара. Сегодня славный улов! Какова была вода, Мануэль?
— Двадцать пять локтей! — ответил португалец.
Луна уже высоко поднялась на небе и отражалась в спокойных водах моря, когда старшие кончили ужин. Повару не пришлось звать «вторую смену».
Дэн и Мануэль уселись за стол в то время, когда Том Плэт, самый рассудительный из старших, усердно вытирал рот рукой. Гарвей последовал за Пенном и сел за стол перед кастрюлей с вареной треской, за которой следовали свинина со свежими овощами и горячим хлебом и крепкий чёрный кофе. Как они ни были голодны, но ждали, пока прочтут молитву. Затем они принялись за еду. Наконец Дэн тяжело вздохнул и спросил Гарвея, как он себя чувствует.
— Хорошо, но место в желудке ещё есть! — отвечал Гарвей.
Кок — огромный чёрный негр — почти не говорил, ограничиваясь улыбками и знаками.
— Смотри, Гарвей, — сказал Дэн, — молодые и красивые люди, ты, я и Мануэль, — мы — вторая смена и едим после первой. Они — старые рыбаки. Их желудки не любят ждать. Они едят первые. Не правда ли?
Кок кивнул головой.
— Разве он не говорит? — спросил Гарвей шёпотом.
— Немного. Его язык очень смешон. Он явился с Бретенского мыса, где говорят на каком-то наречии шотландского языка.
— Это не шотландский язык, а гэльский, — сказал Пенн. — Я читал в одной книге!
— Пенн много читает!
— Твой отец, Дэн, уже спросил, сколько они наловили рыбы? Они его не обманут?
— Нет. Какой смысл им лгать из-за какой-то трески?
Вторая смена кончила ужин. Тень от мачт и оснастки чёрным пятном ложилась на палубу.
Целая груда рыбы на корме светилась, словно серебро. Диско Троп и Том Плэт ходили взад и вперёд. Дэн передал Гарвею вилы и повёл его к грубому столу, по которому дядя Сальтерс нетерпеливо барабанил рукояткой ножа.
У его ноги стоял ушат с солёной водой.
— Помоги дяде Сальтерсу солить рыбу, да береги глаза, когда Сальтерс начнёт размахивать ножом, — сказал Дэн, качаясь на подпорке. — А я буду передавать соль вниз.
Пенн и Мануэль стояли на коленях, размахивая ножами. Долговязый Джэк, в рукавицах, разместился против дяди Сальтерса.
— Га! — вскричал Мануэль, взяв одну рыбу под жабры, и бросил её в загородку. Сверкнуло острие ножа, и рыба с распоротым брюхом упала к ногам Джэка.
Долговязый Джэк держал в руке черпак.
Вот печень упала в корзину. Ещё удар, и треска, обезглавленная, выпотрошенная, шлёпнулась в ушат, разбрызгивая солёную воду в лицо удивлённому Гарвею.
Все работали молча. Скоро ушат был полон рыбы.
— Натирай солью! — крикнул дядя Сальтерс, не поворачивая головы, и Гарвей начал натирать рыбу солью.
Мануэль ревностно работал, стоя неподвижно, как статуя, но его длинные руки непрестанно загребали рыбу.
Маленький Пенн также работал добросовестно, но видно было, что он неловок.
Иногда Мануэль находил возможность помочь Пенну, не пропуская в то же время и своей очереди. Раз Мануэль уколол палец о французский крючок и закричал от боли. Крючки эти делаются из мягкого металла, чтобы можно было вторично загнуть их после употребления, но треска часто срывается с этих крючков и уносит их с собою, пока не падёт вновь. Вот почему глостерские рыбаки не жалуют французов и их изобретений.