Саша… Сашенька… Александра.
Девочка с золотыми волосами и лучистой улыбкой.
Послушный ребёнок, что не доставлял никаких хлопот и рос самостоятельной личностью, полностью подготовленной ко взрослой жизни.
И тут…
Диагноз.
Черная черта на девственно белом листе.
Вадим до сих пор не верил. Отказывался принять. Но звонок от брата, работающего в московской клинике, подтвердил верно поставленный диагноз.
Сердце.
У его малышки в любую секунду может остановиться сердце…
И как ей об этом сказать?
Они всегда были близки – отец и дочь. Каждую свободную минуту он старался проводить с ней. Обсудить прочитанную книгу, сходить на премьеру фильма, погонять вдвоем мяч на поле перед лесом. Рассказать книгу на ночь и укрыть одеялом. Вера непонимающе качала головой, наблюдая за его, как она считала, чрезмерной заботой о дочери.
– Она вырастет, Вадим. Не стоит слишком опекать.
Опека и родительское внимание, участие в жизни ребенка – разные вещи.
И вот как осознать, что жизнь ТВОЕГО ребенка может оборваться в любой момент? Как принять горькую правду?
– Мы сделаем операцию, Вадим. В клинике, где я работаю. Тут хорошее оборудование. Не лучшее в стране, но… Стоящее.
Это сказал ему его брат, Константин. Его соперник. Тот, кто до конца не простил ему то, что Вера выбрала не его, а менее удачливого брата. Костя тогда психанул и сорвался в Москву, порвав на несколько лет связь с Верой и Вадимом. И лишь, когда те предложили ему стать крестным для четырехлетней Саши, он не смог ответить отказом.
– Спасибо.
– Вадим… – в трубке повисла тягостная тишина. – Операция операцией, но я бы озадачился вопросом нахождения донорского сердца.
Вадим осел на стул.
Он не стал задавать Косте вопросов.
Они были ни к чему.
Каждый из них понимал – найти донора нереально.
В голове тогда мелькнула мысль – отдаст своё. Да, он готов был пожертвовать жизнью ради жизни своей девочки. Но с накатывающим отчаянием вспомнил, что несколько лет назад пережил микроинсульт, и его сердце вряд ли подойдет. Да и по законам РФ никто не будет его убивать… Ни один врач не пойдет на преступление.
И нет выхода… Нет спасения.
Теперь доча сидит напротив и ждет от него ответа.
Смотрит внимательно. По-взрослому.
– Всё очень серьезно, – наконец, сказал он.
Саша улыбнулась сквозь навернувшиеся слезы. Она пыталась их скрыть, не хотела показывать, насколько её шокировало признание папы. Она надеялась, что он скажет что-то иное. Надежда – самая жестокая вещь в этом мире. Почему-то именно к такому мнению она пришла. Надежда дарит нам желанием жить, двигаться вперед, и когда её не остается, очень сложно, практически нереально оставаться в тонусе и заставлять себя каждое утро открывать глаза и улыбаться восходящему солнцу, а так же убеждать окружающих, что всё будет хорошо.
– Папуль, мы справимся… Мы обязательно справимся…
Тогда она искренне верила в слова, что были произнесены на крохотной кухоньке их «однушки».
Они обивали пороги министерства здравоохранения, и их поставили на очередь. Дав ещё одну призрачную надежду…
Глава 3
Больше всего в жизни Саша ненавидела фразу: «Надежда никогда не должна вас покидать» и тому подобное. Хочется выть и бросить в ответ что-то едкое. Надежда – самая жестокая вещь, какую только можно представить.
Нет, ты надеешься первые месяцы. Первый год. Смотришь в зачастую равнодушные от усталости глаза врача, который не может тебе ничего предложить, и на что-то надеешься…
А потом всё.
Это всё у Саши наступило полгода назад, когда крестный позвонил отцу и сказал:
– Есть донор.
Саша навсегда запомнила, как мать осела прямо посреди кухни, а отец начал заикаться от радости.
Говорили на громкой связи.
Саша позабыла, как дышать.
– До… донор?
– Да, Вадим, донор.
Первой обратила внимание на голос крестного сама Саша.
В нем не было ни восторга, ни облегчения, а ведь крестный принимал самое непосредственное участие в стремлении вылечить, что-то сделать полезное для Саши.
Девушка подошла ближе к папе и громко спросила:
– Крестный, в чем подвох?
– Привет, Сашуль.
– Привет. Так в чем подвох?
Пауза, за время, в которое отец успел переглянуться с матерью.
– Донор не проходит ни по одной базе.
Саша прикрывает глаза.
Вот он – подвох.
– В смысле? – Вадим ещё не понял до конца.
– Это контрабанда органами, брат, в самом что ни на есть прямом смысле.
– Откуда…
– Есть каналы. Я тоже не могу сидеть и ждать, когда Саша…
Он не договорил.
– Сколько, крестный?
– Триста тысяч. Сто даю я.
Саша, скорее увидела, чем услышала, как облегченно вздыхает папа, и лишь когда повернула голову, заметила, как кровь приливает к лицу.
– Костян, спасибо. Не, двести тысяч мы потянем…
– Папа, – оборвала его Саша, чего практически никогда не делала. Особенно в последние годы. – Ты не понял. Крестный, триста тысяч евро или долларов?
– Долларов.
Вот тут на родителей нашло оцепенение.
– Триста тысяч долларов… это сколько в рублях…
– Это нереально…
– Это…
– Крестный, твои сто… – Саша шумно сглотнула. – Откуда?.. И спасибо тебе, я…
– Накопил, Саш. Ты же у нас одна. Ладно, давайте, я сейчас прерву разговор и позвоню завтра утром. Ответ мне нужен к вечеру. Необходимо дать залог.
– А залог сколько?
– Семьдесят пять.
– Процентов?
– Нет. Тысяч.
– Спасибо, Костя.
Отец нажал на отбой и откинулся на спинку стула.
Мама кое-как поднялась с пола и, пошатываясь, прошла к кухонному диванчику с ободранными краями, опустилась на него и сипло сказала:
– Вадик, звони риелторам. Будем продавать квартиру.
– Мам… пап… вы чего… я не позволю… я не приму…
Саша даже не замечала, как плачет, как слезы брызнули из глаз и холодными струйками побежали по раскрасневшимся щекам. Она только чувствовала, как что-то обжигает лицо, да в горле стоит ком, который никак не сглотнуть.
– Без разговоров, Саша. Это не обсуждается.
Они продали квартиру быстро. Плюс накопленные деньги. Ещё другие родственники помогли. Озвученную сумму собрали.
А потом…
Потом их кинули.
«Передачу» сделали. И сердце привезли. Господи, как это кощунственно звучит, но что не сделаешь и не подумаешь, не скажешь, когда на кону стоит твоя жизнь.
Оно оказалось «непригодное». И срок для трансплантации вышел, и перевозку осуществляли неправильно. Много косяков было, только кого они волновали…
– Тупо из морга, – сказал крестный, отворачиваясь и пряча глаза, в которых также появились слезы. – Развели…
Мама долго ругалась сквозь рыдания. Требовала найти, угрожала полицией, что-то говорила, какие-то доводы приводила.
А в голове Саши билась лишь одна мысль – она, именно ОНА оставила родителей без квартиры, без средств к существованию.
Она.
Не те бандиты.
Не они.
Она.
Только она…
Поэтому Саша на следующий же день откопала в записной книжке телефон Григория.
– Привет, Григо. Надо встретиться.
Гриша нервничал. Он пригласил её в небольшое кафе в стиле стимпанка. Уютно и вполне мило. Саше даже понравилось.
Как только девушка узнала о диагнозе, она приучила себя иначе смотреть на жизнь, на каждодневные события, обращать внимание на то, что обычно человек пропускает мимо себя.
При смертельном диагнозе всё меняется…
Гриша выглядел стильно в белой футболке, с забритыми висками и небольшим хвостиком на затылке. Увидев одноклассницу, он поднялся, схватил огромный букет роз на длинной ножке и протянул его Саше.
– Привет, Сашуль.
– Привет, Гриша. Спасибо. Я могла бы сказать, что не стоило суетиться, но не буду. Мне правда приятно.
– Блин, вот за что я тебя всегда любил, Сергеева, так это за твою чопорность и долбанную аристократичность. Все девчонки, как девчонки, а ты не с нашей орбиты. И такой же и осталась.