Повествование подобно дуэли, стремительному поединку, в котором обыкновенный человек скрестил клинок с шестируким Шивой. Кажется, обычная человеческая логика побеждает. Молниеносно отыскивает она ошибку в игре партнера и резким ударом выбивает оружие. Этот резкий удар всегда чуточку запаздывает, потому что читатель успевает нанести его на какое-то мгновение раньше, чем автор радиопрограммы «Здравствуй, марсианин!» Но оба они готовы торжествовать победу одновременно. Ведь это победа человеческой логики, выход из странной, двусмысленной, какой-то неловкой даже ситуации. И в этот момент оба забывают, что фехтуют с Шивой. Победа логики автоматически превращает их загадочного партнера в человека. Только человек может погрешить против формальной науки, разработанной еще Аристотелем, только человек способен прибегнуть к софизму и неправильно построить силлогизм. И в этом главная ошибка сэнсэя и читателя, который покорно следует за ним. В момент окончательного торжества логики в другой руке Шивы возникает новая шпага. Победа оборачивается поражением, а поражение — победой. Раскрыв матрешку, мы обнаруживаем в ней другую, но больших размеров. Странное, двойственное ощущение, подобное соучастию в потере рассудка. И поединок выходит на новую, более широкую и опасную арену.

Душевный мир сэнсэя близок и понятен нам, а ловкость и стремительность нападений «марсианина» пугают читателя. Здесь та же непостижимость и сумеречность, которую продемонстрировал Камю в своем «Незнакомце», та же потаенная, интуитивно угадываемая фальшь, которая прячется за словопрениями анонимных героев «Золотых плодов» Натали Саррот.

Но свести суть романа к поединку человека с многоруким божеством было бы непростительным упрощением. «Марсианин» в той же мере олицетворяет человеческое начало, что и сэнсэй. Мы так и не узнаем, что привело создателя популярной радиопрограммы в психиатрическую больницу. Может быть, душу его опалило дыхание чужого безумия. Ведь он и так был измучен астмой, выбит из привычной колеи. А тут еще западный ветер, навстречу которому радостно распахиваются окна. Но в комнате сэнсэя спущены все шторы и только настольная лампа воспаленным огнем пробивается сквозь плотный табачный дым. Отчего это? Разве это не признак душевного надрыва? Угнетенного состояния? Психической ущемленности? Герой и сам говорит о своем скверном душевном состоянии.

Но могло случиться и иное. Сэнсэя могла доконать встреча с Невероятным, которое нарядилось в одежды обыденного. Наконец, третий вариант. Все, о чем рассказывает сэнсэй, — чистейший бред или болезненно преломленные картины самых тривиальных событий. Можно выдвинуть еще одну версию. Согласно ей, все, о чем мы прочли в этой исповеди, — только заключительный этап неведомого нам пути. И отчего бы нет? «Марсианин» и его жена действительно нашли в сэнсэе своего несчастного сотоварища. Более того, нетрудно выдвинуть еще несколько подобных предположений, для каждого из которых в романе есть своя особая зацепка.

Но всякий анализ неизбежно заканчивается синтезом. Все мыслимые и немыслимые версии равно оправданны и равно ошибочны. Все они укладываются в этот удивительный роман. В том-то и дело, что Кобо Абэ сознательно выбивает почву из-под ног определенности и однозначности.

Остается сказать, зачем он это делает.

Вот заключительные строки романа, последние слова этой беспримерной исповеди:

«Ежедневно в определенный час ко мне приходят врач и медицинская сестра. Врач повторяет одни и те же вопросы. Я храню молчание, и сестра измеряет его продолжительность хронометром.

А вы на моем месте смогли бы ответить? Может быть, вам известно, как именно требуется отвечать, чтобы врач остался доволен? Если вам известно, научите меня. Ведь молчу я не потому, что мне так нравится…»

Все эти вопросы обращены прямо к читателю. Как же он ответит на них, что посоветует несчастному сэнсэю? В том-то и дело, что читатель не знает ответа. Потому что он, как и сэнсэй, не понимает, чем кончился поединок с многоруким существом. Потому что его, как и сэнсэя, потрясли большие матрешки, выпрыгивающие из маленьких.

Таковы паллиативы логического фехтования, последствия софизмов, побед, оборачивающихся поражениями, и отступлений, которые готовят разгром.

Итак, зачем все это?

Несмотря на всю многозначность романа «Совсем как человек», основная его мысль совершенно конкретна: сэнсэй терпит поражение не в словесных схватках, его печальный финал не есть следствие одного лишь нервного потрясения. Даже неумолимо приближающаяся к Марсу ракета, нависшая над ним как дамоклов меч, поскольку безжизненный Марс выбивает почву из-под ног радиопрограммы «Здравствуй, марсианин!», — всего лишь повод для крушения, а не его причина.

Сэнсэй не выдержал столкновения с окружающим его миром, миром вещей и денег, мимолетных сенсаций и искусственного раздувания бумов, с миром, где человек — всего лишь необходимый придаток, который легко заменить другим, новым, еще не налаженным механизмом. Между машинами, между узлами и деталями машин нет и не может быть взаимопонимания. Если же оно возникло, то это означает, что человек пробуждается для борьбы.

Взаимопониманию людей, каждый из которых ясно осознает свою принадлежность к человечеству, посвятил Кобо Абэ свою необычную книгу. Жестокую и правдивую, как и все его творчество.

Еремей Парнов

Саке Комацу

Продается Япония

Вы по торговым делам или для собственного удовольствия путешествуете? А может, вы ученый, исследователь?.. Ошибаюсь, говорите? Ну что ж… я ведь просто так поинтересовался, к слову пришлось, вот и спросил. Вижу, вы все за морем наблюдаете, вот и подумал — не исследователь ли. В этих местах есть что исследовать, было тут одно происшествие…

Во Владивосток придем к вечеру, а там, дальше, Сибирь… Знаете, мы сейчас как раз вошли в те широты, где некогда начиналось Японское море. Да… а сейчас все сплошь Тихий океан…

Теперь здесь волны гуляют… А тридцать лет назад на этом самом месте возвышалась над морем Япония, изогнутая, как лук. Должно быть, сейчас мы проходим там, где были ее центральные районы или что-нибудь в этом роде… Знаете, кто ее продал? Я! Чего уж теперь скрывать. Я, собственной персоной, этими вот руками…

Эх, вижу, и вы мне не верите. Я уж доказывал, доказывал, и так и эдак, но, сколько ни стучал себя в грудь, — все равно никто не верит… Конечно, я враль и аферист, что называется, человек испорченный, но ведь и дурной человек может раскаяться. Вот я и каюсь, искренне, от души. Зачем мне лгать? Я ведь сам японец. И представьте, продал свою родину. Продавал, а толком не мог понять, что происходит… Да вы посмотрите на меня! Видите слезы? Так и текут, проклятые, только посмотрю на то место, где раньше была Япония. Теперь поверили? А если даже и не поверили, может, не откажетесь меня выслушать? Как я продал Японию… Не могу молчать, сил больше нет. Должен же я наконец выговориться!.. Только не подумайте, будто я хочу за свой рассказ какое-нибудь вознаграждение получить. Не в этом дело…

Вы, конечно, знаете, что в один прекрасный день страна, называвшаяся Японией, исчезла с лица Земли? Прямо как сон — один день, и Япония исчезла бесследно… Ага, это вы знаете! Только не имели понятия, что она находилась именно здесь, где мы сейчас проезжаем… Да, да, тридцать лет назад, в один прекрасный день, около двух тысяч островов, растянувшихся на две тысячи километров, растаяли, как дым, вместе со всем населением, со всеми городами и деревнями. Ну и скандал тогда разразился! Все привычные понятия полетели кувырком. Ученые всего мира просто взбесились, чуть не повесились от огорчения, что не могут ничего объяснить. Потом, конечно, успокоились — Япония, мол, по каким-то еще не известным причинам перешла в иномерное пространство. Удобная эта штучка — иномерное пространство. Теперь все на него валят, когда ничего не могут понять. Исчез остров или даже целая страна? Очень хорошо! Виновато иномерное пространство!