– Спасибо, хозяин, за еду и кров; теперь не скоро свидимся – в Москву путь держим.

– Счастливой дороги!

Я сунул кувшин в переметную суму и задумался. Почему домовой сказал про вино и кувшин? Ладно, после разберемся.

К вечеру обоз прибыл в деревеньку за рекой. Прислуга заводила коней в стойла, а я понес переметную суму на постоялый двор. Вспомнив о кувшине, вытащил деревянную пробку, понюхал – вино как вино.

Я не успел сделать и пары шагов, как под ноги мне бросился лохматый пес. От неожиданности я выронил кувшин, и, к моему сожалению, он разбился. Невелика потеря, сейчас в трактире восполним.

Поднявшись на крыльцо, я оглянулся. Псина с жадностью лакала сладковатое вино. Небось, уж не в первый раз лакомится такими напитками.

После ужина, когда я вышел по нужде перед сном, то вновь увидел пса. Он лежал неподвижно перед лужицей вина.

Сдох! И сдох от вина, что кабатчик мне на прощание подарил. Так вот о чем домовой меня предупреждал. Вино отравленным оказалось. Как-то сразу вспомнилось, что неизвестный во дворе корчмы Панфила в Мошкино подавал сигналы светильником из-за забора, когда я купца Святослава в Муром с обозом сопровождал. Чертово семя! Вот где наводчик разбойничьей шайки окопался, а может быть, – и организатор.

Возвращаться назад, в Мошкино, не хотелось, а вот послание муромскому посаднику отписать надо: пусть приглядится, а может, и потрясет хозяина постоялого двора. Не ожидал такого.

Обычно отравления – это Франция, инквизиция, зловещие козни придворных интриганов за сладкий кусок с королевского стола. Но здесь, в муромской глуши?

Редкий для Руси этого времени способ убийства. Обычно предпочитали чего попроще – ножом в спину, дубиной по голове, значительно реже – удавка на шею. Но яд? Интересно, не появлялись ли в этих краях о прошлом годе иноземцы из Венеции, Италии, Франции? Как раз яды – излюбленный способ тихого убийства в этих «цивилизованных» странах, к тому же без следов. Уже в постели мне вдруг припомнилось, что на пиру у государя стоящий скромно за спиной его слуга пробовал все, что подавалось на блюдах и наливалось в чарки. Стало быть, и до Руси докатилась эта зараза. Надо бы не забыть, найти сведущего человека в Москве – пусть просветит.

А ночью приснился мне странный сон. Вот чьи-то руки наливают в кувшин с вином из маленького пузырька бесцветную жидкость – совсем немного, буквально чайную ложку, прячут пузырек за сундук. Я понимаю, что это яд, не льют в вино никаких снадобий. Затем какие-то неясные картинки и более четко – князь Овчина-Телепнев сидит за столом с домочадцами, кушает, слуга наливает из кувшина вино в серебряные чаши. Тут мой сон оборвался, и я проснулся в холодном поту и с бьющимся сердцем. Во рту пересохло. Приснится же такое! Ратники мои сладко спали, Андрей похрапывал, Павел беспокойно шевелил во сне руками, Герасим что-то бессвязно шептал. Я снова улегся, но сон не шел из головы. Навеян ли он происшедшей вечером попыткой отравить меня или нас всех – ведь кабатчик предполагал, что вином я могу поделиться со своими дружинниками?

А вдруг сон вещий? Тогда что делать? Даже если я сейчас вскочу на коня, мне не успеть добраться до Москвы, только коня загоню. Может быть, попробовать внушить князю предостережение – не пить вина? Как это сделать? Я же не телепат. Но надо попробовать, другого выхода просто нет. Я закрыл глаза и сосредоточился. Мысленно прошел по княжескому дому, поднялся на второй этаж, открыл дверь в опочивальню князя.

В комнате горит масляный светильник, скудно освещая изголовье постели и князя. Собственно только лицо и руки на груди. Я встал у изголовья, пристально вгляделся князю прямо в лицо, стал медленно и четко говорить: «Княже, не пей вина, тебя отравить хотят!» Так я повторил несколько раз. Князь беспокойно заворочался в постели, проснулся и сел.

– А, это ты, Юрий! Почему ты здесь? Ты же в Муроме должен быть?

– А я и есть в Муроме – это же сон, твой сон, князь. Я тебе просто снюсь.

– Зачем в мой сон пришел?

– Предупредить хочу – отравить тебя хотят, не пей завтра вино – с ядом оно. Кто-то из твоих домовых слуг. Найди его.

Внезапно все пропало – и дом княжеский, и князь в постели. Я открыл глаза. Уже утро. Солнце пробивалось в затянутые бычьим пузырем окна, сотоварищи мои ворочались в постелях, а Герасим уже тер глаза. Чертовщина какая-то! Приснилось это все мне ночью – сон про князя, моя попытка внушить ему мои подозрения? Или уже начались раздвоения личности? Бред какой-то параноидальный. Не стоит ни с кем делиться мыслями, сочтут – свихнулся. Еще блаженным я не был!

Однако же сон имел интересное и вполне реальное продолжение…

За пару недель мы с обозом добрались до Москвы. Последние два дня дались трудно, дороги начало расквашивать, сани вязли в грязи. Приходилось их местами толкать, а возчики и вовсе шли пешком, дабы не уморить коней вовсе. Когда показались предместья Москвы – избенки крестьян, ремесленников, торговцев – подлого сословия, радости обозников и нашей ватажки не было конца. Добрались!

Обозники скинулись и передали мне мешочек с деньгами. Не откладывая в долгий ящик, я тут же разделил монеты. Наверняка по приезде и докладе князю всем дадут отдых, и тут уж денежки ох как понадобятся – одежду поменять, родным подарки сделать, у кого они есть. А одежда – мало того что истрепалась, так уже и не по сезону.

Кончилась зима, нелюбимое мое время.

Мы заехали во двор к князю, завели коней в конюшню, расседлали. Отдыхайте, лошадки, вы тоже заслужили. Сами почистились, как могли, а уже слуга дворовой бежит – князь просит всех к нему в кабинет.

Зашли. Князь радостно всех поприветствовал, расспросил как да что. Я рассказал о нечисти, о том, что Михаил погиб как герой в схватке с волкодлаком, о криксах, о банде разбойников. О чем не рассказал – так это о сопровождении обозов и деньгах. Пусть это останется нашей маленькой тайной. В принципе страшного здесь ничего нет, все, что воин взял в бою, – его трофей. Никто, ни князь, ни сам государь, не вправе претендовать на взятое мечом. А захваченные в бою города вообще на три дня отдавались на разграбление воинам. Воеводе – доля с трофеев, государю – покоренный город и новые земли, а уж воину – его добыча, то, что он мог уместить на себе или в переметных сумах лошади. Кто же из ратников будет воевать за одну похлебку? Чай, не боевые холопы.

Князь, выслушав нас, одобрил все действия и, вручив за усердие и службу по небольшому мешочку серебра, дал отдых до особого распоряжения. Когда уже все выходили, попросил меня задержаться.

«Вот оно!» – екнуло в груди. Князь усадил меня на лавку, сел сам. Барабаня пальцами по столу, хмыкал, не решаясь начать разговор.

– Вот что, Юра, пусть разговор наш останется между нами. Видел я седьмицу назад сон один странный, да так ясно и чисто, вроде как наяву. Будто стоишь ты рядом с постелью моей в опочивальне и молвишь: «Не пей вина, отравлено оно». Утром за столом наливают мне вина, да сон мне сразу вспомнился, не стал я пить и супруге не дал, вылил в ушат свинье, а та отравилась и тут же издохла. Хочешь верь, хочешь не верь в вещие сны, а выходит – спас ты меня.

– Надо же, – прикинулся я простачком, – бывают все-таки вещие сны.

– Так вот, тебя с ратниками здесь не было – уж очень далеко были, на вас не думаю. А остальные под подозрением. Как можно жить в доме, когда знаешь, что змей пригрелся у очага? Веришь ли – стал бояться в доме кушать. Коли злыдень здесь, в доме моем, в кушанья яду подсыпать могут. Ты хорошо себя проявил, когда по велению государеву искал на Псковщине людишек, печатающих лживые монеты. Мне сразу про тебя подумалось – найди мне собаку эту, змею подколодную, что хозяина укусить до смерти норовит. Делай что хочешь – даже пытать дозволяю, всех под подозрением держи, только на тебя надежда. Но держи язык за зубами, не только в отравителе дело. Новых людей к себе в дом давно я не брал, почему вдруг конфузия такая? И вот что думаю – не враг ли тайный наверху объявился?