Мне передали стопку распечатанных на лазерном принтере фотографий с места преступления. Дом Стайнеров был выстроен в фермерском стиле. Взломав одно из выходивших во двор окон первого этажа, преступник проник внутрь и оказался в небольшом помещении с белым линолеумом на полу и стенами в бело-синюю клеточку. Здесь стирали и гладили белье.

— Судя по характеру местности, окружению и личности жертвы, Голт стал действовать более дерзко, чем прежде.

Застланный ковром коридор вел в хозяйскую спальню, оклеенную обоями пастельных тонов с рисунком из букетиков фиалок и воздушных шариков. На кровати под балдахином я насчитала шесть подушечек; еще несколько лежали в шкафу на полке.

— Да, действительно, подобраться к дому незамеченным очень сложно.

Спальня, подходившая скорее маленькой девочке, принадлежала матери Эмили, Денизе. Согласно ее показаниям, она проснулась около двух часов ночи и увидела наставленное на нее дуло пистолета.

— По-моему, он нарочно нас дразнит.

— Ему не впервой.

Миссис Стайнер описала нападавшего как мужчину среднего роста и телосложения. Цвет кожи определить было сложно из-за надетых на нем перчаток, маски, длинных брюк и свитера. Он вставил ей в рот кляп, опутал ярко-оранжевой клейкой лентой, какую используют для герметизации труб, и запер в гардеробной. Затем он направился по коридору к детской, вытащил Эмили из кровати и вместе с девочкой растворился в предутреннем мраке.

— Думаю, не стоит слишком зацикливаться только на этой версии. Я имею в виду Голта.

— Согласен. Нельзя отвергать и другие варианты.

Я вмешалась в разговор:

— Была ли постель матери убрана?

Многоголосый хор смолк. Средних лет следователь потасканного вида, с нездоровым румянцем на щеках, глядя на меня, кивнул:

— Точно так. — Цепкие стальные глазки маленькими паучками пробежали по моим светло-пепельным волосам, по моим губам, опустились на шейный платок дымчатого цвета, выглядывающий из открытого ворота блузки в бело-серую полоску. Внимательный взгляд проследовал ниже, к рукам, задержавшись на золотом перстне с печаткой и безымянном пальце без обручального кольца.

— Доктор Скарпетта, — представилась я без малейшей теплоты в голосе.

Следователь продолжал пялиться на мою грудь.

— Макс Фергюсон, Бюро расследований штата в Эшвилле.

— А я лейтенант Хершел Мот, полиция Блэк-Маунтин. — Пожилой здоровяк в тщательно отглаженной форме цвета хаки протянул через стол мозолистую лапищу. — Рад познакомиться, док, много о вас наслышан.

— По-видимому, — заявил Фергюсон, обращаясь ко всем присутствующим, — до приезда полицейских миссис Стайнер застелила кровать.

— Но почему? — спросила я.

— Может быть, просто из стеснения? — предположила Лиз Майр, единственная в группе женщина. — В спальню только что ворвался незнакомый мужчина, а теперь еще и копы вот-вот нагрянут.

— Как она была одета, когда прибыла полиция? — задала я следующий вопрос.

Фергюсон заглянул в отчет.

— Розовый халатик на молнии и носки.

— Она и спала в этом? — прозвучал позади меня знакомый голос.

Руководитель группы Бентон Уэсли закрыл за собой дверь конференц-зала. Его глаза на секунду встретились с моими. Высокий, элегантный, с резкими чертами лица и серебрившимися сединой волосами, в темном однобортном костюме, он держал в руках кипу бумаг и кассеты со слайдами. Все замолкли. Энергично прошествовав к своему месту во главе стола, Уэсли сел и сделал несколько пометок «Паркером».

Не поднимая глаз, он повторил:

— Известно ли, что именно так она была одета в момент нападения? Или она переоделась уже после?

— Халат вроде больше смахивал на домашний, а не на что-то, в чем спят, — пояснил Мот. — Фланелевый, с длинными рукавами, до щиколоток, спереди молния.

— И под ним ничего не было, только трусики, — высказался Фергюсон.

— И как же вы это определили, интересно знать? — спросил Марино.

— Очертаний лифчика там точно не просматривалось, только резинка трусиков. Наблюдательность — вот за что мне платят власти штата. Федералы, кстати, — он оглядел сидящих за столом, — за все это дерьмо мне ни хрена не платят.

— За дерьмо никто платить не будет, если только золото не жрать, — отозвался Марино.

Фергюсон вытащил пачку сигарет:

— Никто не против, если я закурю?

— Я против.

— Я тоже.

— Кей. — Уэсли подтолкнул мне по столу пухлый конверт большого формата. — Отчеты о вскрытии и еще фото.

— Опять лазерные копии? — спросила я. Они не вызывали у меня особого энтузиазма — как и распечатки, сделанные на матричном принтере, они были хороши только издали.

— Нет. Самые что ни на есть подлинные.

— Отлично.

— Особенности личности и поведения преступника — вот что нас интересует. — Уэсли обвел взглядом сидящих за столом. Несколько человек кивнули. — И у нас имеется конкретный подозреваемый. Во всяком случае, мне кажется, есть основания так считать.

— По мне, тут и говорить не о чем, — буркнул Марино.

— Сперва рассмотрим место преступления, затем перейдем к личности жертвы, — продолжил Уэсли, углубившись в бумаги. — Думаю, кандидатуры среди известных нам преступников пока лучше оставить в стороне. — Он взглянул на группу поверх очков, в которых читал. — Есть ли у нас карта?

Фергюсон раздал фотокопии.

— Отмечены церковь и дом потерпевшей. Также выделен маршрут вдоль берега озера, по которому она предположительно возвращалась с собрания.

Эмили Стайнер, с ее птичьим личиком и щуплой фигуркой, я бы дала лет восемь-девять, не больше. На последней школьной фотографии, сделанной весной, она была в светло-зеленой кофте на пуговицах, льняного цвета волосы расчесаны на боковой пробор и скреплены заколкой в виде попугая.

По имеющимся сведениям, после этого ее не фотографировали вплоть до ясного субботнего утра седьмого октября, когда некий пожилой мужчина решил немного порыбачить в озере Томагавк. Устанавливая на обрывистом берегу у самой воды складной стул, он заметил торчащий из куста розовый носочек. Носочек был надет на ногу.

— Спустившись по тропинке, — комментировал демонстрируемые слайды Фергюсон, водя тенью ручки по изображению, — мы обнаружили тело здесь.

— Как далеко от этого места до церкви и ее дома?

— Что туда, что туда — около мили, если по дороге. Напрямик немного меньше.

— Вдоль озера получается как раз напрямик?

— Практически.

Фергюсон продолжал:

— Труп найден лежащим головой на север. При осмотре обнаружено: носки на обеих ногах, левый сполз… наручные часы… ожерелье. Одежда, бывшая на ней в ночь похищения — голубая фланелевая пижама и трусики, — не найдена до сих пор. Вот крупным планом рана на затылочной части черепа. — Кончик тени скользнул по экрану. Сверху, пробившись сквозь мощные перекрытия, донеслись приглушенные звуки выстрелов из расположенного в здании тира.

Тело Эмили Стайнер было полностью обнажено. При детальном осмотре судебно-медицинский эксперт округа установил, что имело место сексуальное насилие. В результате удаления мягких тканей на внутренней стороне бедер, верхней части груди и плече остались обширные темные области с глянцевитой поверхностью. Девочку связали той же клейкой лентой, что и мать, и так же вставили в рот кляп. Причиной смерти была признана единственная на теле огнестрельная рана — от выстрела, произведенного из малокалиберного оружия в затылок жертвы.

На экране мелькал слайд за слайдом, и, пока фотографии бледного тельца вспыхивали в темноте, в комнате висела тишина. Истерзанный труп ребенка — не то зрелище, к которому можно привыкнуть. Никому из следователей и полицейских, с которыми я была знакома, это так и не удалось.

— Что вы можете сказать о погодных условиях в Блэк-Маунтин с первого по седьмое октября? — спросила я.

— Пасмурно, ночью пять — семь градусов по Цельсию, днем — тринадцать — пятнадцать, — ответил Фергюсон. — Приблизительно.

— Приблизительно? — Я пристально посмотрела на него.