Лев вырос в совершенно тех же жизненных и семейных условиях, что и старший брат, и даже учился у его лицейского друга, Кюхельбекера. И все-таки Лев написал всего лишь несколько давно забытых стихотворений. Он пошел по той дороге, о которой в юности мечтал и его старший брат (но не избрал ее),- стал блестящим гвардейским офицером.
Вяземский гадает в тех же воспоминаниях о причинах, в силу которых Лев ничего не сделал в литературе. "Не будь он таким гулякою, таким гусаром коренным или драгуном...- пишет Вяземский, как бы забывая, что и сам Пушкин отнюдь не был схимником,- ...может быть, и он внес бы имя свое в летописи нашей литературы. А может быть, задерживала и пугала его слава брата..."
Вероятно, можно найти бесчисленное множество крупных и мелких фактов, благодаря которым Лев не стал поэтом. Я назвал бы здесь только один, но, по-моему, исключительно важный. Александру Пушкину было тринадцать лет, когда над Россией разразилась гроза Отечественной войны, и пятнадцать, когда русские войска вошли в Париж. Отсвет этой грозы и этой победы лег на его ранние стихи и определил первое его серьезное произведение "Воспоминания в Царском Селе". Без этого грозного и величественного переживания, поразившего поэта в преддверии юности, он, быть может, не стал бы Пушкиным. А Лев в ту пору был еще семилетним ребенком, и его души не коснулось это могучее и высокое переживание. Конечно, и это различие судьбы никак не может объяснить всего, но, как мне кажется, оно очень существенно.
На каждый исторический период приходится, вероятно, более или менее равное число людей, способных стать большими поэтами. Но далеко не каждая эпоха является плодотворной почвой поэзии. Так, например, за всю вторую половину XIX века не выступил, в сущности, ни один большой, истинно прекрасный русский поэт (хотя в это время продолжали творить великие поэты старших поколений - Тютчев, Некрасов, Фет).
Около 1800 г. родились Пушкин, Боратынский, Тютчев, Языков; около 1810 г.- Лермонтов и Кольцов; около 1820 г.- Некрасов, Фет, Полонский. Но последующие полвека (вплоть до 1870-1880-х гг.) дали только второстепенных, не достигших высшего расцвета поэтов. Правда, выступивший в это время, Апухтин создал несколько стихотворений, вошедших в золотой фонд русской поэзии, а другой поэт, Случевский, писал с той самобытностью, которая дает ему право на особое место в истории поэтического творчества. Но, тем не менее, данная эпоха никак не могла - с точки зрения поэзии - равняться с предшествующей. И главную роль играют в это время такие второстепенные и третьестепенные поэты, как Надсон, Фофанов, П. Якубович, Н. Минский, Голенищев-Кутузов, Льдов и т. д.
Лишь в начале ХХ века вновь вступают в русскую литературу поэты с большой буквы - Анненский и Блок, а также целый ряд их соратников и последователей. И, быть может, выразительнее всего говорит о сложном пути развития поэзии тот факт, что замечательный поэт Иннокентий Анненский родился в середине XIX века (1856 г.), а стал поэтом лишь в самом конце и первую свою книгу издал почти в пятидесятилетнем возрасте! Как поэт, он явился современником Блока и других поэтов, родившихся на двадцать тридцать лет позже - в 1870-1880 гг. ...
Во второй половине XIX века катастрофически упала даже сама культура стиха - поэты словно разучились писать...6 Между тем Надсону, Случевскому, Фофанову и другим их современникам было у кого брать уроки стихотворства. Уже из этого ясно, что нельзя просто "научиться" писать стихи...
Впрочем, здесь мне могут напомнить одну широко известную статью, называющуюся "Как делать стихи". Ее написал Маяковский. И выражение "делать стихи" он употребляет буквально, в прямом смысле. Он излагает правила, по которым делаются "крепкие", "настоящие" стихи. Более того, и по материалу, приводимому в этой статье Маяковским, и на основе изучения его черновиков, самого процесса сочинения, можно убедиться, что он действительно "делал" стихи, сознательно конструировал их. Достаточно прочитать в статье "Как делать стихи" страницы, посвященные рифме, чтобы убедиться в этом.
И очень многие люди, познакомившись со статьей Маяковского, приходят к выводу, что вполне можно выучиться "делать" настоящие стихи. Как же быть с этим?
Прежде всего, нельзя не отметить, что такие читатели явно упускают из виду крайне существенную оговорку Маяковского, сделанную в самом начале его статьи. Вот что он пишет:
"Очень решительно оговариваюсь: я не даю никаких правил для того, чтобы человек стал поэтом, чтобы он писал стихи. Таких правил вообще нет. Поэтом называется человек, который именно и создает эти самые поэтические правила"7.
Это совершенно точно: Маяковский сам создает свои "правила", уместные и плодотворные только для его собственной поэзии. Эти правила - его открытие, его изобретение, его индивидуальные правила, которым не может следовать другой поэт, если он не хочет стать никому не нужным подражателем. Более того, даже сам общий принцип "делания" стихов - это собственный принцип Маяковского.
Правда, его в той или иной степени разделяли некоторые близкие по своей манере Маяковскому поэты его времени - Асеев, Пастернак, Цветаева, Сельвинский, Кирсанов (мы еще вернемся к проблемам, связанным с деятельностью этих и других родственных им поэтов в 1910-1920-х годах). Но нельзя не заметить, что в зрелом творчестве эти поэты (за исключением разве только рано умершей Цветаевой) отказались от принципа "конструирования" стиха, а иные из них (в особенности Пастернак) даже более или менее решительно "отреклись" от своего раннего творчества...
Да, казалось бы, ясно... И все же необходимо говорить об этом. Ибо в наше время есть немало людей, которые убеждены, что все-таки можно научиться и научить писать стихи. Более того, в последние годы появились многочисленные статьи и целые книги, авторы которых утверждают, что можно даже создать сочиняющую стихи кибернетическую машину типа современных счетно-электронных машин.
Конечно, подобные утверждения - плоды невежества или духовного нигилизма. Люди, которые думают так, не понимают (или игнорируют) истинную природу поэтического творчества. В самом деле: чтобы человек мог создать настоящие стихи, необходимо, как мы уже говорили, особое состояние мира, поэтическая эпоха. Необходимо сложнейшее естественное формирование подлинно поэтической личности. Необходим весь тот огромный жизненный опыт, состоящий из бесконечной цепи впечатлений, который человек приобретает от рождения до зрелости, и который включает в себя память прошлого, переживание настоящего, предчувствия будущего. Духовная жизнь великого человека и, тем более, истинного поэта вбирает в себя не только непосредственно воспринятое, но и давний опыт своих близких, всего своего народа, целого человечества.
Совершенно точно сказал крупнейший представитель кибернетики, академик А. Н. Колмогоров: "Автомат, способный писать стихи на уровне больших поэтов, нельзя построить проще, чем промоделировав все развитие культурной жизни того общества, в котором поэты реально развиваются"8.
Странно и грустно слышать, как и после этого отрезвляющего высказывания выдающегося ученого различные заурядные спецы, популяризаторы и болельщики кибернетики продолжают устно и печатно твердить о "машинных поэтах", считая, очевидно, А. Н. Колмогорова безнадежным консерватором.
Находятся даже такие крикуны, которые не стесняются заявлять, что машины, пишущие стихи, уже созданы. Что при этом имеется в виду? Всего-навсего нехитрый "кибернетический фокус": в счетную машину вводится заранее определенное количество слов - в том числе и заранее заготовленные рифмы, - грамматических форм и ритмических схем. Перетасовав этот материал, машина "выдает" несколько рифмованных фраз. Иногда эти фразы получаются более или менее осмысленными. И тут-то раздается крик: машина написала стихи!
Между тем с технической точки зрения - это элементарнейшее автоматическое действие, не намного более сложное, чем работа автоматов, разменивающих монеты в метро. Что же касается известной "осмысленности" создаваемых "стихов" - она объясняется вовсе не "мудростью" машины, но мудростью самого нашего языка, который весь пронизан смыслом. В конечном счете, труднее даже, пожалуй, составить бессмысленную фразу, чем осмысленную. Известная школьная игра в "чепуху": один пишет слово и сгибает бумагу, закрывая написанное; другой прибавляет следующее слово и т. д. И в результате всегда получается некий смысл, а подчас даже что-то удивительно осмысленное и соответствующее данной ситуации. И в этом весь секрет того машинного "сочинения стихов", которым занимаются сегодня люди, падкие на сенсации.