показывать охватившего меня замешательства. Если до этого Щекастый был тих, то теперь

взрывается:

— Это… это… Ты сожрала Самсона? — оглушительно ревет он. — Я месяцы потратил на

него. Почти заполучил его душу, был, черт побери, так близок! — Его лицо багровеет. — Вокруг

столько легкой добычи, а ты сожрала Самсона! Невероятно! Я уже не говорю о том, что некому

дорабатывать чертову смену!

Меня еще никогда не ловили на том, что я «пожираю» людей, но реакция на это мне почему-то

представлялась другой. На короткий момент мир стал четче и что-то забилось на краю сознания —

это беспокойство пыталось пробить себе путь сквозь дурманящую пелену.

Но оставим беспокойство людям, которые не могут голыми руками разодрать взрослых

мужиков на части.

Щекастый широкими шагами направляется ко мне, и я пригибаюсь и снова шиплю. Он тут же

останавливается и троица многозначительно переглядывается.

— Как ты сказала, тебя зовут? — спрашивает главный, сузив глаза.

Солгать? Но какой в этом смысл? Даже если я оставлю их в живых (я правда оставлю, мам!), с

их стороны будет глупо следовать за мной, зная, на что я способна.

— Меда, — отвечаю я, и они опять переглядываются.

— Зи-Меда или пол-Меда? — медленно спрашивает главный.

Хммм… пятьдесят на пятьдесят, что я выберу правильный ответ.

— Зи, — говорю я. Судя по тому, как они тут же оскаливаются, обнажив зубы, ответ был

неправильным. Кажется, они только что поняли, что никакой зи-Бен меня сюда не посылал. Похоже,

драки не избежать. Прости, мам, я пыталась.

Разве?— шелестом проносится в голове ее голос.

Да! Так и вижу, как она стоит, скрестив руки на груди и постукивая ногой по полу. А вот

выражение лица не улавливаю. Время стерло его. Ну хорошо, не пыталась.

Как же мне хочется, чтобы она все еще была жива. Ее памяти я лгать не могу.

— Зи-Бен не посылал тебя, так ведь? — подтверждается мое подозрение. — Так кто ты там, ты

говоришь?

Ваша смерть, странные людишки. То есть, это… ваши увечья. Никаких убийств, только легкое

калечение. Чтобы я могла уйти. Покалечить ведь не так страшно.

Мужчины пригибаются, принимая такую же позу, как и я, и начинают двигаться по узкому

коридору ко мне. Они крадутся плавными, скользящими шагами. Отлично, люблю, когда еду

доставляют прямо в руки, особенно если при этом не нужно платить чаевые курьеру.

8

Тьфу, не еду, противников. Я не собираюсь их убивать. Правда.

Ко мне, кис, кис, кис.

Они подходят ближе. Я уже могу атаковать их отсюда, но они пока до меня достать не могут.

Не со своими человеческими конечностями, не оттуда. Они подходят еще ближе, их шаги так тихи,

что я практически не слышу их за клокочущим рычанием в горле. Идите ко мне. Ближе, ближе. Я

прыгну. Может, прыгну и пару раз ударю. Только пару раз! Просто чтобы растрепать их волосы и

располосовать костюмы. Чтобы дать понять, что здесь было и чего они избежали. С моей стороны

это очень гуманно — дать им осознать, как им повезло, оценить то, что у них есть — к примеру,

головы на плечах. Чересчур много людей принимают это как должное.

При их приближении я пригибаюсь совсем низко, одновременно поднимаясь на пятках.

Готовая прыгнуть, готовая рвануть. Готовая показать этим дурням, что они не могут меня

контролировать. Я не какой-то там слабый маленький человечек. Я особенная, уникальная.

Обладающая мощью, которую они никак не могут от меня ожидать. На самом деле, я еще никогда не

ощущала себя столь могущественной. Должно быть, свежая душа Самсона была невероятно сильна.

Они идут ко мне. Двенадцать футов, десять, восемь. Они рычат, обнажая зубы, и воздух в узком

коридоре вибрирует от нашей вражды. Они подгибают пальцы, так же, как я. Подражают мне?

Надеюсь на это. Лопнувшее самомнение прекрасно смотрится на тарелке победителя.

Они уже близко.

Шесть футов. Я прыгаю, с точностью рассчитав, что окажусь между их головами и подвесным

потолком. В смертельном танце я балерина. Хочу увидеть их округлившиеся глаза, шок,

благоговейный страх. Но вместо этого, взглянув вниз, вижу кулак, и перед глазами все взрывается

красным.

Раздается хруст и тихий фыркающий смех.

Я отлетаю назад и ударяюсь о стену, затем падаю лицом в пол, хватая ртом воздух. Не могу

дышать. Я переворачиваюсь на спину и пытаюсь сморгнуть с глаз темноту.

Как?.. Мой пораженный мозг смертельной хваткой цепляется за только что пошатнувшийся в

сознании мир. Как? Я же одна такая. Мама говорила, что я особенная. Но доказательство обратного

стоит надо мной, зубоскаля и злобно смеясь.

Моя добыча не смеется, я смеюсь.

Однако сейчас вместо этого лежу в луже своего собственного лопнувшего самомнения, и до

меня медленно и жутко доходит очевидное.

Они такие же, как я. Как я.

— Что это было? Ты только что пыталась нас перепрыгнуть? — прорезает сумятицу в моей

голове насмехающийся голос главного, и я фокусирую свое внимание на его лице. — И ты всего

лишь полукровка. «Зи», как же, размечталась, — со смехом подвывает он.

И еще они говнюки. Я с рыком вскакиваю на ноги, но, к несчастью, они дрожат, и я шатаюсь,

вызывая этим новый приступ хохота.

Щекастый сгибается, пытаясь отдышаться от смеха, но Ястреб, поймав его взгляд, изображает

девчачий мелкий прыжок, и тот снова ухохатывается.

Я сужаю глаза.

— Ооооо, не злите ее! — выдыхает главный сквозь смех.

Ярость бушующим потоком затмевает сознание, и я прыгаю, целя в его жирный рот. Он с

молниеносной быстротой делает шаг в сторону и со всей силы впечатывает меня в стену, даже не

переставая смеяться. Ястреб хлопает его по спине, держась за живот и радостно булькая смехом.

Вы. Перестанете. Смеяться.

Резко крутанувшись, я делаю обманчивое движение, будто собираюсь снова двинуть главного,

но в последнюю секунду прыгаю на его не подозревающего подвоха дружка, cмачно давая Ястребу

по морде. Ноготь большого пальца вскользь проходит по его щеке, на которой тут же вспухает

тонкая красная линия. Я ухмыляюсь.

И тут же осознаю, что я идиотка. Пьяная от поглощенной души идиотка.

О чем я думала? У меня, наконец-то, появилась возможность найти ответы на кое-какие из

вопросов, и что же я делаю? Даю этой возможности по морде.

9

Черт.

Они перестают ржать и, шипя, хищно пригибаются. Кажется, профуканая возможность

получить ответы сейчас самая меньшая из моих проблем. Они превосходят меня числом, они сильнее

меня и они взбешены.

Черт.

Когда они прыгают, я срываюсь с места и бегу, пригибаюсь, подпрыгиваю. За спиной слышен

рык и топот. Добежав до лестницы, я перепрыгиваю сразу первый пролет ступеней, затем второй.

Они несутся за мной. Я впечатываюсь в дверь, и при столкновении она вылетает вместе с косяком.

Это замедляет меня всего лишь на полсекунды, но этого достаточно. Меня хватают сзади. Ярко

раскрашенная мебель и оранжевая стена цветным пятном пролетают мимо, когда мы падаем и

катимся по полу. Приемная — единственная гостевая комната в психушке и, конечно же не

случайно, единственное комната, которую посетители могут увидеть. В том, что я умру в

единственной комнате, где можно было бы на самом деле жить, есть какая-то ирония.

Я переворачиваюсь, чтобы увидеть, кто меня схватил — тот, кому я порезала щеку. Ястреб.

Он швыряет меня в стену.