Валентин Крижевич

Остров на дне океана

Боюсь, что над нами не будет
таинственной силы,
Что, выплыв на лодке,
повсюду достану шестом.
Николай Рубцов
Остров на дне океана. Одно дело Зосимы Петровича - i_001.jpg

ГЛАВА I

Бурый островок саргассов, рассеченный на неравные части корпусами тримарана, медленно отходил к корме. Гриша Руденок, младший научный сотрудник, полез за веслом, чтобы лопастью протолкнуть цепкие пряди водорослей, стопорящие ход и мешающие забрасывать в воду ловушку для проб. Длинное весло никак не хотело вытаскиваться из-под скамеек, цеплялось за полиэтиленовые мешки, за бухты нейлоновых тросиков, упиралось цевьем в тугой бок паруса.

— Да брось ты копаться! Сейчас они сами отстанут — крикнул от руля напарник Руденка Степан Балаголов.

— Можем проскочить контрольную точку, — возразил Руденок, продолжая усердно сражаться с веслом.

Наконец он вытянул весло и старательно заработал, отгребая саргассы от центрального корпуса. Весло вязло в неподатливой массе, выворачивало на поверхность мелких рачков, нашедших приют в плавучем островке, скрежетало о борт, но делало свое дело — продвижение тримарана ускорилось.

Полузатопленный островок водорослей не заметили вовремя, обходить его уже было поздно, и вот теперь приходилось работать веслом.

Вдруг под лопастью сверкнуло что-то блестящее, живое, похожее на большой льдисто-прозрачный лист ивы.

— Слышь, Степан, лептоцефал запутался! Здоровенный… — обрадовался Руденок и хотел было подцепить сонного лептоцефала лопастью весла. Но личинка европейского пресноводного угря соскользнула с мокрого дерева и исчезла под днищем тримарана.

Вообще-то ничего необычного в самой этой встрече не было. Саргассово море, с просторов которого принесло ветром и течениями плавучие островки, — родина европейских угрей. Необычным было только то, что в районе Возмущения лептоцефалы попадались до полутора метров длиной вместо 6–8 сантиметров по природной норме. Биологи высказывали предположение, что личинки не могут вырваться из района Возмущения к местам формирования взрослых угрей и растут, застыв на одной фазе развития. Уточнением этого предположения биологам пока некогда было заниматься, — хватало делов поважнее.

Возмущение (так называли это природное явление советские ученые) — колоссальная, трехкилометровая в диаметре воронка-водоворот на поверхности океана возникла пять лет назад. Будто невидимая гигантская раковина была вогнана в тело океана раструбом вверх. Иногда по ночам над воронкой поднималось призрачное свечение, куполом выгибалось зарево, по которому метались неясные тени, полыхали яркие световые занавеси, сверкали точечные вспышки, будто там, внутри купола, кто-то таинственный зажигал огни на новогодней елке.

…Степан закрепил руль и перешел на палубу правого корпуса тримарана, чтобы помочь Руденку брать пробы зоопланктона — мельчайших морских организмов. Пока тот готовил ловушку, Степан расправил полиэтиленовые мешки, размотал страховочный тросик, вынул из непромокаемого пакета журнал записей.

Надо было сделать семь забросов на разные глубины с одновременным определением температуры водяных слоев. Руденок проверил запирающее устройство ловушки и опустил ее за борт. Заверещала портативная лебедка, приводимая в действие электроаккумулятором, зеленый тросик с красными отметками метража беззвучно побежал в воду.

Достигнув нужной глубины, лебедка автоматически остановилась. Руденок потянул привод запирающего устройства — там, внизу, на глубине, течение погнало в ловушку мелких океанических обитателей. Выдержав необходимое время, Руденок нажал кнопку, и лебедка, загудев под нагрузкой, потянула ловушку наверх.

Руденок подхватил наполненную до половины сетку ловушки, Степан подстраховал его, а затем подержал мешок, пока в его горловину переливалось содержимое ловушки. Потом Руденок готовил следующий заброс, а Степан, перейдя в куцую тень у основания мачты, записывал в журнале первичные данные: глубину заброса, температуру, время, краткую характеристику планктона.

На семь забросов ушло часа полтора. Закончив работу, Руденок сложил исследовательский инвентарь и перебрался в тень к Степану, чтобы пообедать и немножко передохнуть перед обратной дорогой к базе. Их вахта на сегодняшний день заканчивалась. Правда, предстояло еще идти часа два с половиной, пока из-за горизонта покажутся громадные защитные шары антенн плавучей базы «Академик Вернадский».

Степан был не только лаборантом биоотдела, но и главным хозяином тримарана, поэтому приготовлениями к обеду занялся сам. Открыв квадратный люк в палубе и пошарив под настилом, он вытянул деревянный рундучок, достал из него герметичную алюминиевую коробку с обедом. Они с аппетитом поели консервированной ветчины, поделили поровну четыре апельсина, а затем принялись за холодный сок манго из термоса.

Дневная программа исследований выполнена, солнце умерило свой гнетущий зной, дойти до базы время еще хватит. Теперь можно посидеть просто так, поговорить о чем-нибудь, не относящемся к работе.

— Эх, Степан, сейчас бы угорька копченого, — мечтательно произнес Руденок.

— Ну, хватил. Угря ему подавай. А лептоцефала вяленого не хочешь?

— Да ты не смейся. Я и про угрей вспомнил потому, что перед этим лептоцефал попался.

— А вообще ты их ел, угрей этих? — полюбопытствовал Степан.

Худощавое лицо Руденка оживилось, серые глаза заблестели совсем по-мальчишечьи.

— Я пацаненком тогда еще был. Отец мой в Полоцке на химкомбинате работал… В выходные, известное дело, на рыбалку. Километров за двадцать от Полоцка озеро есть… Впрочем, там их целое ожерелье: восемь или девять — Яново, Тетча, Черствяцкое, Атолово… Так вот, ловили угрей мы в них. Знаешь как? Берем кусок жестяной трубы малого диаметра, заклепываем с одного конца, а на дно этого стакана кладем наживку. Привязываем шнур к трубе — ив озеро. Наутро вытаскиваем — сидит в стакане голубчик килограмма на два-три. Залез за наживкой, а обратно задом наперед не может выбраться.

— Интересно, — позавидовал Степан. — А у нас в Подмосковье с рыбалкой трудновато. Желающих слишком много, да и подлый бычок-ротан забил все озера и пруды. И надо же такому выискаться — жрет напропалую икру других рыб. Куда проникнет — ничего в той воде, кроме старых автомобильных покрышек, не найдешь. Сами же, бычки эти, живучи до невозможности. Во льду зиму пролежит, а весной обтает — и опять поплыл…

Руденок допил сок из пластмассовой чашечки, заглянул одним глазом в термос — не осталось ли еще на донышке? — и поддержал возмущение Степана:

— Это, как у нас в Белоруссии жук колорадский… До чего же вреднючая букашка…

— Давай термос, хватит его разглядывать, — попросил Степан. Он уже начал укладывать посуду в рундук.

Руденок отдал термос, а сам стал готовить парус к подъему. Нет, что ни говори, хорошая посудина тримаран — не позволяет лениться телу. Раньше на исследовательские маршруты ходили на моторных лодках, но потом вдруг на них совершенно необъяснимо стали глохнуть моторы. Ребята из отдела главного физика предполагали, что это фокусы мощного электромагнитного поля, так как и компас одновременно выходил из строя. Однако предположения физиков слабо утешали тех, кому по нескольку часов приходилось грести на веслах, пока мотор и компас не начинали слушаться. Вот тогда и вспомнили о древнем способе передвижения предков. Парус в условиях Возмущения оказался более надежным движителем, чем мотор. К тому же легкие ветровеи дули тут постоянно.

Готовясь к возвращению на базу, Руденок и Степан Балаголов взбодрились и даже одновременно стали насвистывать какую-то абстрактную мелодию. Конечно, придирчивый музыкальный слух мог бы уловить в этой мелодии не одну ноту из популярных песен, но исполнители отнюдь не претендовали на композиторскую славу.