Мы как будто играем заученную пьесу, где каждый актёр делает вид, что его слова что-то значат, а на самом деле всё уже и так ясно, и реплики произносятся просто, чтобы заполнить время до завершения действия.
Эта мысль напомнила ей о стареньком альбоме с вырезками из журналов. Положив трубку, Клавдия достала его из нижнего ящика письменного стола. Школьницей, классе в пятом, она начала собирать фотографии и интервью с любимыми актёрами. Тогда все девчонки заводили такие альбомы. Теперь они заводят романы, а ей остаётся только перелистывать старую коллекцию.
Она открыла страничку, с которой улыбалась популярная красавица прежних лет, белокурая Клаудия Шифер.
- Хорошо тебе. Он бы в тебя сразу влюбился, - вслух сказала девушка. - А такой клуше, как я, только над рефератами корпеть. А ещё говорят, человек - хозяин своей судьбы. Если бы я была хозяйкой, ни за что не стала бы Клюшкой. Почему так получается? Ведь мы почти тёзки. Только Клаудия звучит гордо. А Клавдия - полный нафталин. Ну почему я не родилась похожей на маму?
Антонина Павловна была приятной, моложавой брюнеткой. Клавдию не принимали за её дочь. Во-первых, потому что время отнеслось к Антонине Павловне снисходительно. Она выглядела значительно моложе своих лет. А во-вторых, трудно было представить себе двух более несхожих людей.
В отличие от дочери Антонина Павловна одевалась с большим вкусом. Она преподавала сразу в двух престижных ВУЗах и следила за собой, справедливо полагая, что внешность - это часть её профессии. Подстриженная по последней моде, в изысканном, строгом костюме она выглядела, как типичная деловая женщина.
Рождённая под знаком солнца, Антонина Павловна была властной натурой. При желании она могла бы заставить Клавдию одеваться более пристойно, но её устраивало, что под мешковатой, бесформенной одеждой трудно заподозрить, что девушка неплохо сложена. У неё были на это свои причины.
ЗА КУЛИСАМИ
(банальное танго в стиле ретро)
Весна. Деревья только начали покрываться зеленоватым пушком. Отдохнувшая за зиму земля была напитана влагой. Она нежилась под лучами солнца, готовясь к материнству, и от неё поднималось тёплое дыхание. Дачные домики ещё не укутались в кипень зелени и цветов и смотрелись голо сквозь просветы между деревьями. Сколько Антонина себя помнила, она извечно возвращалась летом на эти заколдованные шесть соток.
Как она мечтала вырваться отсюда! Но сначала она была "слишком маленькой, чтобы путешествовать самостоятельно", а потом ездить по путёвкам было "дорого и непрактично, когда есть собственная дача". Как будто в двадцать с небольшим от отдыха ждёшь только хорошего питания и тишины. А когда они с матерью остались вдвоём, всякие надежды на поездки в дальние странствия отпали сами собой. Она не могла бросить всё на мать. Правда, в этом году Евдокия Степановна предложила ей поехать куда-нибудь в дом отдыха.
"Тебе бы надо как-то устроить свою жизнь", - словно извиняясь, сказала она.
Опомнилась. Как будто в двадцать семь так легко начать устраивать свою жизнь. Правда Антонина выглядела лет на двадцать с небольшим, но всё равно, поезд ушёл. Теперь на танцы с юнцами не пойдёшь пару искать. А что если в самом деле купить путёвку и махнуть куда- нибудь подальше?
- Хозяйка! - услышала она с улицы незнакомый голос и, на ходу стаскивая резиновые перчатки, поспешила к калитке.
Посреди дороги стоял мотоцикл с коляской, а рядом - настоящий былинный богатырь. Несмотря на раннюю весну, его красивое открытое лицо было загорелым, и от этого густая шевелюра казалась совсем светлой, почти платиновой с лёгкой примесью золота. Он был так удивительно сложён, что даже потёртая куртка и замусоленные джинсы не скрывали его стати.
- Молоко не нужно? Последний баллон остался.
Илья любил производить впечатление на тех, кто видел его впервые, хотя, казалось, должен был к этому привыкнуть. Женщины охотно влюблялись в него, и он платил им тем же. Он искренне любил их всех: худышек - за хрупкость, толстушек - за пышность, высоких - за рост, а низеньких - за миниатюрность.
Брюнетка с дачи была довольно привлекательной. На вид ей было года двадцать два, двадцать три.
- Подождите минутку, я сейчас принесу деньги, - Антонина поспешила в дом.
Когда она вышла, парень стоял, привалившись сбоку к сидению мотоцикла.
- А пустой баллон есть? - спросил он.
- Нет, но я заплачу, - сказала Антонина.
- Мне деньги не нужны. Может, есть во что перелить?
Свободной оказалась только крошечная литровая кастрюлька. Антонина вынесла её на крыльцо и беспомощно пожала плечами.
- Вот только эта. Может, по чашкам разлить?
Она словно ожидала, что решение должен принять он. В её взгляде было нечто трогательно-беззащитное и женственное, что испокон веков заставляло мужчин чувствовать себя сильными мира сего и проявлять покровительство.
- Ладно. Я за банкой завтра заеду, - милостиво согласился Илья.
- Я на неделю уезжаю в город, - предупредила Антонина и добавила: - Но мама живёт здесь постоянно.
- Значит, заеду в выходные? - вопрос прозвучал как утверждение. Не дожидаясь ответа, он по-мальчишески улыбнулся:
- Ох, и заругает меня мать. Она наказывала банки нигде не оставлять.
Мотоцикл сорвался с места и с треском укатил по дороге, петляющей мимо дачных участков. Антонина прошла в дом и не спеша налила в чашку парное молоко.
"Не надо было говорить, что меня не будет. Приехал бы завтра и забрал банку у мамы. А так получается, вроде я свидание назначила. Интересный тип. Как мальчишка. Эдакий бугай, а боится, что его мать заругает. Довольно трогательно. Интересно, он женат? Наверняка. Такой красавец. А что если не женат? Впрочем, мне-то какое дело?"
Серый бетон деловых будней казался незыблемым,
но вдруг впорхнули мысли,
лёгкие как прикосновение крыльев мотылька.
Эфемерные и ничего не значащие мысли.
Может, бетон дал трещину?
* * *
Ан тонина не представляла, что звук приближающегося мотоцикла, может её так взволновать. Она на ходу глянула в зеркало, поправила привычным жестом прядь волос, прихватила банку и выскочила на крыльцо.
- Ну что, жена вас не очень ругала? - как бы невзначай спросила она.
- Да я не женат, - улыбнулся Илья. - А ты замужем?
- Нет, - Антонина почувствовала неловкость. Сама виновата. Нечего было вворачивать "жену". Чтобы скрыть смущение, она поспешно сунула баллон в руки парня:
- Вот. В целости и сохранности.
Илья не успел взять банку, и она, выскользнув из рук, раскололась. Антонина невольно ахнула. Видя её испуг, Илья пожал плечами и рассмеялся:
- Не судьба.
Он смотрел открыто и доброжелательно, и Антонина не могла не улыбнуться в ответ.
- Меня Илья зовут, - представился он.
- Антонина, - к своему ужасу, она почувствовала, что краснеет.
Илья не представлял, что есть женщины, которые смущаются и краснеют, как школьницы. По его наблюдениям, городские были ещё более настырными и наглыми, чем деревенские. В этой Тонечке было что-то особенное. Как бывалый охотник Илья почувствовал азарт.
Рулетка жизни крутится, выбирая счастливчиков.
Хочешь сорвать банк?
Играй!
Но помни: если выпадает красное,
то чёрные проигрывают.
Делайте ставки, господа.
* * *
Всю следующую неделю Антонина доказывала себе, что если они договорились, чтобы он привозил молоко - это ещё ничего не значит. Здравый смысл подсказывал, что между ней и этим деревенским красавцем не может быть ничего общего. Но всякий раз, когда она была готова согласиться с доводами рассудка, вдруг совсем некстати вспоминалась улыбка Ильи, его взгляд, лёгкость, с какой они перешли на "ты". И невольно повторяя ошибки женщин многих поколений, она по малейшим чёрточкам и интонациям придумывала своего героя.