Несмотря на отсутствие начальства, фронт работ Лиза определила для себя без труда – на столе и в ящиках был застарелый беспорядок, она сходила намочить принесенную из дома тряпку и принялась за дело. Однако через минуту перестала шелестеть бумагами и прислушалась. Артем и его посетительница о чем-то спорили, и Лиза прокралась поближе к двери.

– Я никогда, никогда не обзывала мужа скотиной! – с нажимом говорила посетительница. Ее голос был глубоким от сдерживаемых слез.

– Но на пленке все записано, и она не смонтирована, – возражал бестрепетный Сухарев. – Вы обзываете его скотиной, причем не один раз.

– Может быть, это я не его обзываю?

– А кого? Соседа по даче?

– Он подлец, а не сосед!

– Партнер вашего мужа? Подлец? С чего вы взяли?

– Подсунул пленку, когда я и так раздавлена гибелью мужа…

– Милиция подозревает, что вы его убили и теперь разыгрываете скорбь. В любом случае не стоит отрицать очевидное: вы поссорились с мужем накануне его гибели. Потом поехали неизвестно куда…

– Не неизвестно куда. Я же вам рассказывала. Я поехала в город, но по дороге передумала. У меня было плохое настроение. Может быть, предчувствие? Остановилась на обочине, вышла побродить.

– Да-да, я помню. И человека, которого вы встретили, единственную вашу надежду, можно сказать, отыскать никак не получается, потому что вы не даете ни одной зацепки.

– Вы думаете, я специально это делаю? – Женщина перешла в другую октаву, и Лиза непроизвольно втянула голову в плечи, опасаясь, что сейчас последует взрыв.

Однако противный Сухарев, по-видимому, даже не напрягся.

– Вы не хотите думать, Нина Николаевна. Вы просто упиваетесь своим горем. Ведь перед вами был живой человек, из плоти и крови. Вы проговорили с ним полчаса и ничего, ну ничегошеньки не можете о нем сообщить.

– Я не заводила с ним знакомства, если вы это имеете в виду, – ехидно ответила невидимая Нина Николаевна. – Это он распинался. Какая хорошая погода, как, мол, птички поют, как клевер пахнет. Я и так замучена допросами в милиции, а тут еще вы…

– Я пытаюсь вам помочь, – возразил Сухарев. Но это заявление прозвучало совершенно неубедительно.

Лиза усмехнулась и, вернувшись к столу, подперла щеку кулаком. Если не шевелиться, можно слышать абсолютно все, что говорится за дверью. Конечно, ей было любопытно, поэтому она затаилась, как мышка.

– На кого же все-таки вы сердились, Нина Николаевна? В день смерти мужа?

– Этот… сосед… партнер… не может доказать, что пленка записана в день смерти моего мужа. Возможно, он записал ее месяц, год назад!

– Возможно. Но сомнительно. И не забывайте – сосед здесь совершенно ни при чем. Это мальчик, его сын, поставил пленку на запись и забыл выключить. Однако, как бы то ни было, вы настаиваете, что никогда, я подчеркиваю, никогда не обзывали мужа скотиной. Ни месяц, ни год назад.

– Мы вообще не обзывали друг друга. У нас были… трепетные отношения. Не представляю, как это я обозвала бы его скотиной? Мы обожали друг друга. Спросите у кого хотите!

– А что, если на людях вы ворковали, как голубки, что и подтвердят многочисленные свидетели, а наедине друг с другом превращались в диких зверей? Такое тоже бывает в жизни… если вы не в курсе.

– К кому угодно это пусть и относится, но только не к нам, – мгновенно парировала невидимая клиентка.

– Вы кричали: «Я тебя, скотину, убью!» И так далее… Угрожали, Нина Николаевна. Что скажете? В вашем доме не на кого больше кричать. Ни одного живого существа…

– Господи! – взвизгнула женщина. – Ну, конечно! Это я на кота кричала. На кота! К нам кот повадился лазить, приходил и валялся в клумбе. А я только-только цветы посадила! Конечно! Вот кого я обзывала скотиной. Он и есть скотина, так что никаких оскорблений я никому не нанесла. Не так ли?

Зловредный Сухарев ее юмора оценить не пожелал.

– Ну, допустим, сосед ваш… гм… преувеличивает.

– Врет, проще говоря. Наговаривает на меня. Возможно, так привык, возможно, на него вопит собственная жена, он и считает вопли нормой жизни.

– Но алиби у вас все равно нет.

– Так вы найдите этого парня, с которым я разговаривала. Я за это вам и плачу, не забыли?

– Что вы, что вы, – пробормотал Сухарев. – Как я могу забыть. Но искать человека без имени, фамилии и места работы – дело тухлое. Это я вам ответственно заявляю, как человек, собаку на этом деле съевший.

– У него была светлая машина.

– Ах, да. Вы сказали, кажется, «Жигули». Не пойдет, Нина Николаевна. Вот если бы хоть кусочек номера…

Нина Николаевна громко и невесело рассмеялась. Стало понятно, что никаких кусочков номера она не разглядела. Сухарев тем временем предложил:

– Давайте попробуем еще раз вспомнить, что он вам говорил. Слово в слово, по порядку…

Зазвенел зуммер. Лиза посмотрела на экран монитора: на пороге стоял улыбающийся Дима Скороходов и подмигивал. Отворив дверь, Лиза отступила в сторону и приложила палец к губам:

– Т-с-с, у Сухарева клиентка.

– Рыжеволосая дамочка? Которой позарез необходимо алиби?

– А, так ты знаешь!

– Сухарев похудел на этом деле на три с половиной килограмма, – доверительно сообщил Дима. – Каких только ходов мы не придумывали, чтобы разыскать этого парня! Когда Неверова звонит, бедного Артема крючит, как при падучей.

– Неужели этот человек, ну, тот, которого вы ищете, не захотел продолжить знакомство с понравившейся ему женщиной? Не сунул визитку, не нацарапал своего телефона на каком-нибудь листочке из блокнота?

– Неверова дорожит своей репутацией. Случайные связи не по ней. У нее муж – большой человек. Был большим человеком, – поправился Дима. – Дачный поселок, где его убили, сплошь заселен министерскими работниками. Так что неверовский особнячок окружен особнячками его замов. Один из них уверяет, что в роковой день Нина Николаевна собачилась со своим мужем, а диктофончик, выставленный его мальцом на запись и забытый на столике возле ограды, крутил и крутил пленочку.

– Сегодня она вдруг догадалась, что кричала на кота. Я подслушивала, – краснея, призналась Лиза.

– На кота? Вот это уже забавно.

– Эта женщина… она рассчитывает, что вы найдете парня, с которым она встретилась на пленэре?

– Так точно. Вот только сказать о нем может немного. Бедный Артем здорово влип. Дело оказалось уж больно сложным.

– Оно действительно выглядит безнадежно. Есть ли вообще какой-то выход?

– Сухарев ищет, – пожал плечами Дима. – В сущности, мы все пытаемся что-нибудь придумать.

– А если не придумаете?

– Ратников не позволяет сотрудникам делать такие допущения.

– Надо же.

– Потому мое текущее задание выглядит простеньким, как школьный диктант для профессора.

– Следить за девочкой Жанной? – уточнила Лиза.

– Ну. – Дима посмотрел на часы. – У Жанны сегодня шесть уроков, школа тут недалеко.

– Ты на машине?

– Естественно. Взрослый дядя-соблазнитель вполне может оказаться парнем обеспеченным и прикатить на иномарке. Как помчится с ветерком, только его и видели. Я давно говорю: сотрудникам такой конторы, как наша, нужны самые передовые средства передвижения.

– Расскажешь потом, как все прошло?

– А тебя, конечно, раздирает любопытство? Ничего, скоро тебе так опротивят простые человеческие слабости, что ты вообще перестанешь на них реагировать.

– А ты перестал?

Дима поднял вверх обе руки:

– Поймала, поймала. Не перестал. Черт его знает почему, но я всегда как-то напрягаюсь, когда клиенты вываливают на меня свои горести. И очень люблю, когда могу им помочь.

Но тут распахнулась дверь, и в приемной возникла Нина Николаевна Неверова с лицом, подпорченным припухлостями и красными пятнами. На вид ей было не больше двадцати пяти, но Лиза рассудила, что скорее всего это заслуга пластической хирургии. Сухарев, появившийся следом, вручил ей целую кипу газет и проводил до самого порога.

– Зачем бедняжке домашнее чтение? – спросила Лиза.