— Ну и чудеса! — вскричал Пардон, на которого рассказ явно произвел впечатление. — А с виду это п вправду хорошо оснащенный и красивый корабль? Да и точно ли это настоящее судно, с настоящей живой командой?

— Трудно сказать. Одни говорят — да. другие — нет. Но один человек — я его хорошо знаю — целую неделю плавал с моряком, которого штормовой ветер пронес саженях в ста от пиратского корабля. По счастью, длань господня так основательно ворошила тогда морскую пучину, что и у «Корсара» хватало дел, — он тоже изо всех сил старался не пойти ко дну. Знакомый моего приятеля успел тогда хорошо разглядеть и судно и капитана. Он рассказывал, что пират ростом раза в полтора выше, чем тот высокий проповедник с материка; волосы у него цветом, как солнце в тумане, а глаза такие, что второй раз в них уже не захочешь заглянуть. Он видел его, как я тебя сейчас: злодей стоял на палубе и рукой, широкой, словно пола кафтана, махал честному купцу, чтобы тот держался подальше и оба судна не столкнулись.

— И смелый же купец, если не побоялся так близко подойти к этому злодею!

— Да он вовсе не по доброй воле подошел к нему, Пардон. Ведь ночь была такая темная…

— Темная! — перебил собеседник, который, как истый уроженец Новой Англии, при всей своей доверчивости отличался все же дотошностью и проницательностью. — Как же ему удалось так хорошо его разглядеть?

— Никто не знает, — ответил портной, — но видеть он видел именно то, что я тебе сказал, и именно так, как я сказал. И мало того — он постарался повнимательней рассмотреть судно, чтобы опознать его, если провидению угодно будет свести их еще раз. Это был длинный черный фрегат с низкой осадкой, и лежал он на воде, словно змея в траве, и размеров-то каких-то чудных, и вида самого разбойного. К тому же все говорят, что мчится он быстрее облаков небесных, даже против ветра, и что уйти от него так же трудно, как дождаться пощады. Он, пожалуй, схож вон с тем невольничьим судном, которое на прошлой не деле — бог его знает зачем — бросило якорь у нас во внешней гавани.

Тут болтливый портной, потративший на свой рассказ немало драгоценного времени, принялся с удвоенной быстротой наверстывать упущенное, помогая своей игле движениями плеч и головы. А деревенский парень, переполненный всем, что ему довелось услышать, устремил взор на невольничье судно. На некоторое время воцарилось молчание; нарушил его портной: сделав последний стежок, он оборвал нитку, отбросил все, что было у него в руках, поднял очки на лоб и произнес:

— А знаешь ли, Парди, насчет этого судна мне пришли в голову довольно странные мысли и подозрения. Говорят, это работорговец зашел сюда за дровами и водой, но вот прошла уже целая неделя, а я что-то не замечал чтобы на борт подняли хоть одну жердь подлиннее и потолще весла, и готов поручиться, что на каждую каплю воды, которая на него попадала, приходилось десять капель ямайского рома. К тому же, ты сам видишь, он стал на якорь в таком положении, что из всех пушек береговой батареи в него может попасть только одна. А ведь будь это настоящее мирное торговое судно, оно бы постаралось стать так, чтобы оказаться под прикрытием всех орудий батареи на случай, если в порт зайдет какой-нибудь заблудший пират.

— Ну и зоркий же у вас глаз, сосед! — воскликнул изумленный фермер. — Вот я бы ничего не заметил, стань корабль хоть у самого острова, где расположена батарея.

— Опытность да привычка, Пардон, — вот что делает нас настоящими людьми. Как же мне не понимать насчет батарей, если я пережил столько войн! Да ведь я даже целую неделю прослужил в этом самом форте, когда прошел слух, что французы выслали свои крейсеры из Луисбурга вдоль побережья. Я тогда стоял часовым вон у того орудия и раз двадцать направлял пушку на цель, чтобы убедиться, куда попадет ядро, если, не дай бог, придется стрелять боевыми.

— А это кто такие? — спросил Пардон с тупым любопытством, которое пробудили в нем рассказанные портным чудеса. — Матросы с работорговца или ньюпортские ротозеи?

— Эти? ! — вскричал портной. — Конечно, чужие. Не вредно бы приглядеться к ним повнимательней — время теперь неспокойное! Эй, Нэб, лентяйка, возьми-ка платье да прогладь хорошенько швы. Сосед Гопкинс спешит, а ты болтаешь языком, как молодой адвокат в суде. И не жалей рук, девка, — не индийский муслин гладишь, а материю, которой можно стены заделывать… Да, Пардон, матушка твоя так основательно работает на кроснах, что немало добрых портных терпят убыток.

Сбыв таким образом с рук оставшуюся работу неуклюжей служанке, недовольной тем, что ей ради этого пришлось прервать болтовню с соседкой, портной слез с верстака и, хоть был хром от рождения, быстро заковылял на улицу. А так как читателю предстоит познакомиться теперь с более важными действующими лицами нашей истории, мы начнем с этого следующую главу.

Глава II

Чужестранцев было трое, притом именно чужестранцев, ибо добрейший Хоумспан, хорошо знавший не только имена, но и многие подробности частной жизни каждого мужчины и каждой женщины на десять миль в округе, тотчас же шепнул на ухо своему спутнику, что это безусловно не местные жители. Чтобы судить, насколько справедливо было такое заключение, необходимо дать более подробное описание внешности этих людей, которые в ущерб своей доброй славе пока имели несчастье быть неизвестными болтливому ньюпортскому портному.

Первый и по виду самый важный из них был молодой человек, лет двадцати шести-двадцати семи, не более. И эти годы его состояли не из одних лишь ясных дней и спокойных ночей, что было видно по его обветренному лицу, на которое время слой за слоем и, видимо, почти беспрестанно накладывало свой отпечаток, так что белая кожа стала оливковой, хотя здоровый яркий румянец проступал даже сквозь загар. Черты его лица не отличались особой правильностью, но дышали благородством и мужеством: не слишком красивый нос был смело и резко очерчен, выпуклый лоб и густые брови придавали лицу умное выражение. Очертания рта были твердые и мужественные, а когда молодой человек, что-то пробормотав про себя, улыбнулся, приближавшийся к нему любопытный портной увидел, как на темном фоне его лица сверкнули два ряда белых зубов. Густые черные волосы его беспорядочно вились, а взгляд серых глаз был скорее мягким, чем суровым. Молодой человек обладал тем счастливым сложением, когда ловкость соединяется с силой. Он казался отлично скроенным, и все в нем было изящно и соразмерно. Может быть, простой, хотя вполне опрятный и хорошо сидевший костюм моряка и не слишком украшал эту привлекательную внешность, но она все же внушала такое уважение, что подозрительный мастер портновского дела не решился сразу обратиться к неизвестному, а тот не отрываясь, словно зачарованный, смотрел на предполагаемое невольничье судно. Потом верхняя губа его дрогнула, на лице снова появилась загадочная улыбка, и молодой человек чуть слышно забормотал, словно чем-то втайне взволнованный. Заметив это, портной так и не решился нарушить глубокую задумчивость юноши, который продолжал стоять, опираясь на сваю и совершенно не обращая внимания на появление незнакомого человека. Портной предпочел оставить его в покое и поспешно повернулся к его спутникам.

Это были белый и негр. Оба находились уже в пожилом возрасте и, судя по внешности, давно привыкли переносить самые резкие перемены климата и бесчисленные бури. На них была поношенная и закапанная дегтем одежда простых матросов; о принадлежности их к этой профессии с не меньшей очевидностью говорили и другие признаки. Первый был человек невысокого роста, коренастый, но сильный. Сама природа весьма удачно устроила так, что сила его сосредоточивалась главным образом в широких плечах и мускулистых руках. Голова по размерам вполне соответствовала туловищу, низкий лоб почти совсем зарос волосами; маленькие глазки, в которых читалось упрямство, иногда вспыхивали яростью, но еще чаще теряли всякое выражение. Нос был курносый и грубый, рот большой и жадный, зубы мелкие, белые и очень крепкие, подбородок широкий, мужественный и даже выразительный. Этот необычного вида человек сидел на пустом бочонке и, скрестив руки, обозревал упоминавшегося уже работорговца, время от времени удостаивая своего чернокожего спутника замечаниями, подсказанными наблюдательностью и жизненным опытом.