Я оседлал коней и навьючил их. Она посмотрела на меня, словно не веря своим глазам, но я сказал:

— Если собираетесь ехать со мной, садитесь в седло.

— Вы едете дальше? Прямо сейчас?

— Хотите, чтобы нас поймали ваши друзья? Могу держать пари на все, что угодно: если я знаю, где находится этот ручей, то они тоже знают. Человек, пересекающий пустыню, ограничен теми тропами, где есть вода.

Кто бы ни были эти люди, эта девушка им нужна позарез, если они преследуют нас даже здесь. Правда, не исключено, что они преследуют не ее, а меня. Может, это та самая банда, что шла за мной до Хардвилла. В округе орудовала шайка уголовников — совершала налеты на ранчо и шахтерские городки. Говорили, что это были ребята из Фриско [1], пришедшие сюда через Неваду.

Что же касается этой девицы Робизо, то она могла быть чьей-то сбежавшей женой, либо оказаться втянутой в темные делишки у себя в Калифорнии. Во всяком случае, она им нужна позарез.

Тем временем я обдумывал ситуацию, и она мне показалась нелегкой. Я слышал от других, что следующий источник Марл-Спрингс находился милях в двадцати точно на запад. Большая часть этой дороги проходила под палящим солнцем пустыни, и если мы отправимся сейчас, то можем добраться до Марл-Спрингс к рассвету… если не собьемся с пути.

Ну, а если потеряемся… в пустыне повсюду множество костей, и это — ответ на вопрос, что случится с нами. Больше того, со мной была усталая женщина, которая вряд ли сможет выдержать такую дорогу.

В те годы каждый салун был источником информации. Сидя в салуне, облокотившись на стойку бара, или отдыхая у костра в ковбойском лагере, люди, естественно, разговаривали о тех местах, по которым путешествовали, где побывали, и это был единственный способ что-либо узнать о новых краях.

Никто не измерял расстояние в милях, все говорили, что такое-то место находится в одном дне пути, в двух днях и так далее.

Поэтому я много знал о Мохаве, хотя никогда не пересекал ее раньше. Знал местность, знал источники воды, только никак не предполагал, что буду ехать по пустыне рядом с модно одетой женщиной.

Это правда, что до воды, если двигаться по тропе, миль двадцать, но вода была и к югу от Провиденс-Маунтинс, и если нам удастся отыскать один из этих источников, то мы могли бы заночевать там, а затем пробираться к югу. Очень рискованно заходить в пустыню с той стороны, но в этом случае было больше шансов, что мы собьем погоню со следа. Поэтому, оставив Рок-Спрингс, мы направились на юг.

Ночь, как и всякая ночь в пустыне, была прохладной, почти холодной. На небе сияло множество звезд, вокруг высились иззубренные откосы угрюмых гор. Мы ехали медленно, поскольку земля была неровной, а местность незнакомой, и нам требовалось тщательно выверять дорогу. Поэтому на шесть миль до Блэк-каньона пришлось затратить больше часа.

По слухам, в каньоне была вода, но мы не стали разбивать лагерь и двинулись дальше на юг. Сам переход через почти неприступный каньон достался нам нелегко. Днем было бы легче, но сейчас темнота сильно мешала, и четыре мили до источника Гренит-Вэлл страшно измотали нас.

Мы остановились, не разжигая костра, неподалеку от колодца. На полосе песка между скал я развернул свои одеяла и сказал:

— Вы ложитесь здесь. Я буду спать на песке.

— Я не имею права занимать вашу постель.

— Не спорьте, — оборвал я ее. — Я не могу позволить, чтобы вы завтра весь день падали с коня, а то, что пришлось испытать сегодня, загородный пикник по сравнению с тем, что предстоит завтра.

Местность была каменистая — скалы да нанесенный ветром песок с чахлой растительностью на нем. Некоторое время я лежал, рассчитывая наши шансы остаться в живых. В основном по Мохаве шли северным путем: по старой дороге Гавермент-роуд или по тропе Спэниш-Трейл до Каджон-Пасс. Но поскольку нас преследовал не Санта-Клаус, стоило рискнуть и пойти южной дорогой.

Там была еще одна тропа, во всяком случае, так говорил Джо Уокер. Очень давно по ней продвигались индейцы, а лет пятьдесят — шестьдесят назад проходили испанцы. Рискованная была затея, но нас, Сэкеттов, всегда мучило желание разведать новую дорогу, посмотреть новые земли. Ну, а что касается черноглазой женщины… ей тоже следует посмотреть новые земли. Хотя не думаю, чтобы они ей понравились.

Я раза два взглянул на Доринду Робизо. Она спокойно и крепко спала, и не удивительно, потому что постель у меня хорошая и расстелил я ее на дюне удобной и ровной, получше некоторых матрасов. Я различал только белизну ее лица и черноту рассыпавшихся волос.

Следующие несколько дней будут кошмаром, но почему-то я чувствовал себя лучше, видя ее рядом с собой.

Хотя она и внушала беспокойство. Почему ее преследовали? И не бежала ли она от правосудия?

Вспомнив людей в баре, я засомневался в том, что она нарушила закон. Слишком уж вид у них был бандитский. В одном я был уверен: если придется встретиться с ними здесь, в пустыне, оружие мне пригодится.

А этот широкоплечий парень у бара… Почему он показался мне знакомым?

Я вздрогнул и проснулся, мгновенно перейдя от глубокого сна к тревожной действительности.

Доринда сидела с широко раскрытыми глазами.

— Мне что-то послышалось, — прошептала она.

— Что?

— Не знаю. Что-то меня разбудило.

Мой шестизарядник был уже в руке, и прежде всего я взглянул на лошадей. Они все стояли с напряженными, вытянутыми головами, глядя через пустыню на восток.

Присев, я осторожно положил на землю шестизарядник, вытряхнул сапоги — скорпионы имеют обыкновение туда забираться — и надел их.

Посмотрев на небо, определил, что близится рассвет.

— Вставайте и будьте очень осторожны, — сказал я. — В ночном воздухе пустыни любой звук слышен очень хорошо. Мы выезжаем.

Она не стала возражать, и надо отдать ей должное: собралась она быстрее, чем можно было ожидать от не привыкшей к трудностям женщины. Когда я оседлал коней, она уже свернула мою постель, и свернула отлично.

Приблизившись к ней вплотную, я сказал:

— К востоку примерно в миле находится еще один источник.

Я отнюдь не был уверен, что звук донесся оттуда, но, возможно, кто-то ищет воду.

Мы сели на коней, и я поехал впереди, направляясь точно на юг и пуская лошадей по песку там, где это было возможно. Отвесные горы Провиденс-Маунтинс угрюмо вздымались справа.

Переход был трудным, но ночь была прохладной, а небо достаточно посветлело, чтобы можно было различать дорогу. Мы проехали около восьми миль, и скалы остались позади. Провиденс-Маунтинс все еще высились справа, а слева открывалась голая пустыня, простиравшаяся на многие мили к далеким холмам.

— Мы едем на юг, — сказала она.

Это был скорее вопрос, чем утверждение, поэтому я ответил:

— Вы ведь хотите добраться до Лос-Анджелеса. Так вот, я оставляю эту тропу преследователям. Мы едем на юг, а потом на запад к другому перевалу.

Правда, я не сказал, что только слышал от других о том перевале и имею лишь смутное представление, где он находится. Я только знал, что через перевал вела дорога для дилижансов и грузовых перевозок к шахтам Ле-Пасс в Колорадо.

Над далекими горами небо стало лимонным — предупреждение, что солнце скоро будет жечь нас. Где-то на юге были другие источники, но я сомневался, что найти их будет легко. Пустыня имеет обыкновение прятать свою воду в самых неожиданных местах, иногда помечая их ивами, тополями или пальмами, но чаще вода открывается на дне какой-нибудь каменной чаши с низкорослым кустарником или вообще без всякой растительности вокруг. А у нас не было времени на продолжительные поиски.

Она ехала рядом со мной.

— А вы не слишком разговорчивый человек.

— Нет, мэм.

— Вы женаты?

— Если вы интересуетесь насчет шрама на щеке, то я получил его в ножевой драке в Новом Орлеане.

— У вас есть семья?

— У меня? У меня родственников больше, чем яблок на яблоне. У меня родственники по всей стране… но только я человек одинокий, люблю путешествовать… Я по натуре бродяга.