— И я рад приветствовать возрождение славной династии! Новость о том, что над Трапезундом вновь развевается знамя Комнинов стало бальзамом для моего сердца, — как можно более искренне произнес Андрей, которому, на самом деле было плевать.

Обмен любезностями продолжился.

Ложь.

Одна сплошная ложь.

Все это понимали. Но продолжали игру, прощупывая реальные интересы и возможности манипуляций.

Добрые полчаса Андрей и Андроник с вежливыми улыбками пытались повесить друг другу на ушли лапшу. Самую разную. Общаясь они на койне — аристократическом варианте среднегреческого языка. Потому как князь Антиохии, готовясь к этому походу, сумел его подтянуть до довольно приличного уровня, упражняясь ежедневно. И к весне 1559 года общался на нем даже лучше, чем бывший князь Гурии, для которого этот язык также не являлся родным.

Лесть и пустые восхваления с попыткой использовать партнера в своих целях… а потом выбросить на помойку или скормить врагам, дабы не платить по счетам.

Что может быть лучше?

У князя Антиохии зубы сводило от одной мысли о всем этом дерьме. Однако обстоятельства складывались так, что ему приходилось во всем этом участвовать. А вот его собеседник, судя по всему, не испытывал неудобств, привыкший к подобному формату ведению дел…

Пока они болтали подошла к причалам вторая галера и ушкуи.

«Припарковались».

И спешно выгрузились.

Не целиком, а только высадив бойцов, что высыпали на причал. И всем своим видом немало напрягли новоявленного Комнина и кое-кого из его окружения. Но далеко не всех. Потому как они также играли в эту большую, но сложную игру и преследовали свои цели. И только свои. Пытаясь найти себе место теплее, вкуснее и безопаснее во всей этой Смуте.

— Не нравится мне это, — тихо произнес Андроник.

— Что именно, о Великий? — с трудом сдерживая усмешку, поинтересовался один из «отцов города», возглавивший антиосманский мятеж.

— Я не контролирую эта войска.

— И что? — с трудом сдерживая сарказм поинтересовался его собеседник.

— Они могут в любой момент захватить или уничтожить город. Как Константинополь.

— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем Андреасу это делать?

— Чтобы захватить Трапезунд.

— А зачем ему захватывать Трапезунд?

— Ну…

Собеседник явно играл со своим формальным сюзереном. Но он мог себе это позволить. Потому что держал в своих руках многие нити реальной власти. Ведь Ростом Гуриели, то есть, Андроник IV Комнин был приглашен именно им. И не для того, чтобы по-настоящему править, а дабы стать знаменем их восстания.

Сам бы Ростом вряд ли решился на эту авантюру. У него попросту не было такого количества денег, людей и влияния. Особенно влияния…

В 1534 году он взошел на престол небольшого княжества, вассального Баграту III Царю Имеретии. И с тех пор вел с переменным успехом борьбу с османами. При этом к 1557 году он уже успел рассорить со своими соседями и остался по сути один на один с османами, с огромным трудом сдерживая их. От него отвернулись все старые союзники.

В этих условиях его и позвали повстанцы Трапезунда, чтобы возглавить их. Он ведь был старым и хорошо известным борцом с османами. Которые даже наносил им поражения.

И все вокруг это знали.

Равно как и то, что за ним стоит только его маленькое княжество, что позволяло сделать его удобной фигурой на шахматной доспех возрожденного государства. Тем более, что большая часть войска князя Гурии вынуждена была остаться в своих коренных землях, чтобы удерживать их и контролировать…

Бойцы же тем временем построились и, повинуясь приказу Андрея, двинулись вперед. Торжественным шествием. Парадом, то есть. Под музыку и с песней на устах.

Впереди шел князь с парой личных телохранителей.

За ним — воин в добрых доспехах и накинутой поверх волчьей шкуре. С головой, укрепленной поверх шлема. Точнее верхней частью головы. Этот человек нес знамя легиона.

Именно легиона…

Планирую эту операцию, Андрей решил спекулировать на новом образе. Ложка хороша к обеду. В 1557 году ему требовались викинги. В этом же деле викинги не выглядели хорошим решением. Поэтому он вытащил из чулана истории другой антураж и постарался использовать его для своих целей.

Викинги, легионеры, фалангиты… да хоть adeptus astartes Бога-Императора! Он был готов использовать тот образ для пиара, который требовали обстоятельства. Даже если содержимое не имело никакого отношения к реальности.

Поэтому этот боец, что шел следом за Андреем и его двумя личными телохранителями, нес знамя поверх которого торчала маленькая золотая птичка. Орел. Небольшой, но узнаваемый. И не двухголовый мутант, а классический римский орел, раскинувший крылья в попытке взлететь. А на самом знамени, кроме белой головы оскалившегося волка красовалась надпись: «LEG.VI FERRATA».

Этот легион создавался еще Цезарем для завоевания Галлии, но сгинул в Леванте в IV веке. И основное время он служил как раз на востоке[5]. Поэтому лучше кандидата на возрождения Андрей не смог найти. Тем более, что у него в кармане имелся и гимн для него, который он слепил как мозаику из фрагментов и вариантов знаменитой песни археологов «Орел шестого легиона»:

… Все так же горд он и беспечен,

И дух его неукротим!

Легионер вообще не вечен,

Легионер вообще не вечен,

Но слава Богу вечен Рим!

Орали бойцы, чеканя шаг и держа строгое равнение в колонне по четыре. Скоморохи, играли музыку. А жители и гости Трапезунда смотрели на этих воинов в предельно единообразном снаряжении, на красных щитах которых красовались хризмы. И на орла.

О да!

Эта маленькая фигурка буквально приковала внимание всех.

— Почему у орла одна голова?! — воскликнул Андроник IV Комнин.

— Потому воины Гая Юлия Цезаря шли в бой под такими аквилами. Потому что воины Константина Великого шли в бой под такими аквилами. Потому что двухглавый орел — это символ чего угодно, кроме Imperium Romanum.

— Но…

— В Трапезунде может быть какой угодно герб. Но я — призываю из небытия давно погибший легион. Чтобы его дух, его кровь, его суть пробудилась я не могу себе позволить пользоваться иными символами. Под таким орлом он родился. Под таким орлом он погиб. Под таким орлом и должен возродиться.

Андроник хотел было что-то возразить, но промолчал. А легионеры тем временем пели, продолжая свой марш:

…Сожжен в песках Иерусалима,

В воде Евфрата закален

В честь Императора и Рима

В честь Императора и Рима

Шестой шагает легион!..

Понятное дело, что ни Андроник, ни его ближайшее окружение русского языка, на который Марфа перевела эту песню, не знали. Но рядом с каждым стоял толмач. Уж они озаботились. И этот толмач тихо нашептывал смысл слов, что пели бойцы.

А ноги ритмично ударяли о старые камни.

И с каждым их ударом люди, наблюдавшие это зрелище, задумывались. Крепкая пехота, да еще способная держать равнение, в этом регионе пропала в позднюю Античность. И о ней уже позабыли.

Андрей это видел.

Андрей это понимал.

И он улыбался, сияя как начищенный золотой. Ибо пришло время вспомнить. Все вспомнить. А что не получится вспомнить, то придумать…

[1] Князь Антиохии — это русский перевод латинского титула (Princeps Antiochiae) правителя Principatus Antiochiae. Французы переводили этот титул как prince (принц), на русский язык это принято переводить как князь. С этим титулом связан нюанс. Дело в том, что princeps — это традиционный латинский титул, обозначающий первого из сенаторов. С Октавиана Августа и до утверждения домината при Диоклетиане, именно титул принцепс был доминирующим в титуле Римских Императоров. Что наводит на мысли об определенных амбициях, которые присутствовали у Боэмунда Тарентского, создававшего это государство крестоносцев. Ведь он не удовлетворился титулом dux…

[2] Именно такой титул дал Андрею Император Священной Римской Империи, вручая разоренный город Кутна-гора в Богемии, именуемый на германский манер Кутенбергом.