По мере чтения формулировок приговора у него появлялось все более тяжелое и неприятное ощущение в желудке. Это его удивило – ведь уже в самом начале процесса он знал, что, если не произойдет какого-нибудь чуда, его осудят. Сомневаться к тому моменту уже не приходилось, и он просто смирился с этой мыслью. Без всяких волнений он отсидел два дня судебного процесса и потом, тоже не испытывая особых эмоций, прождал одиннадцать дней, пока суд вынашивал и формулировал тот текст, который он сейчас держал в руках. Только теперь, когда процесс закончился, его захлестнуло неприятное чувство.

Микаэль откусил кусок бутерброда, но тот словно набух во рту. Глотать стало трудно, и он отодвинул бутерброд в сторону.

Микаэля Блумквиста осудили за преступление впервые, до этого он вообще никогда не попадал под подозрение и не привлекался к судебной ответственности. Приговор был относительно пустяковым. Не такое уж тяжелое преступление он совершил, все-таки речь шла не о вооруженном ограблении, убийстве или изнасиловании. Однако в финансовом отношении удар на него обрушился ощутимый. «Миллениум» не принадлежал к флагманам медиамира с неограниченными доходами – журнал едва сводил концы с концами. Правда, катастрофу приговор для него тоже не означал. Проблема заключалась в том, что Микаэль являлся совладельцем «Миллениума», будучи одновременно, как это ни глупо, и автором статей, и ответственным редактором. Компенсацию морального ущерба, сто пятьдесят тысяч крон, Микаэль собирался заплатить из собственного кармана, что должно было по большому счету лишить его всех сбережений. Журнал брал на себя судебные издержки. При разумном ведении дел все еще могло уладиться.

Он раздумывал, не продать ли квартиру, но это имело бы для него необратимые последствия. В конце счастливых восьмидесятых, в период, когда у него были постоянная работа и довольно приличный доход, он стал присматривать себе собственное жилье. Бегал смотреть предлагаемое на продажу, но ему почти ничего не нравилось, пока он не наткнулся на мансарду в шестьдесят пять квадратных метров в самом начале Беллмансгатан [10]. Предыдущий владелец начал было обустраивать ее под квартиру из двух комнат, но внезапно получил работу в какой-то компании за границей, и помещение с наполовину сделанным ремонтом досталось Микаэлю недорого.

Он забраковал эскизы дизайнера по интерьеру и завершил работу сам. Вложил деньги в устройство ванной комнаты и кухни, а на остальное наплевал. Вместо того чтобы класть паркет и возводить перегородки, как планировалось, он отциклевал доски чердачного пола, выкрасил белилами грубые стены, а самые страшные места закрыл парой акварелей Эммануэля Бернстоуна [11]. В результате получилась квартира из одной большой комнаты: спальную зону отгородил книжный стеллаж, а столовая-гостиная разместилась возле маленькой кухни с барной стойкой. В помещении было два мансардных окна и одно торцевое, смотрящее в сторону залива Риддарфьерден, с видом на коньки крыш Старого города. Просматривались также кусочек воды возле Шлюза и ратуша. В сегодняшней ситуации на такую квартиру у него бы не хватило денег, и ему очень хотелось ее сохранить.

Однако даже риск потерять собственное жилье был далеко не так страшен, как ущерб, нанесенный его профессиональной репутации. Если ее и удастся когда-нибудь восстановить, на это уйдет немало времени.

Все дело в доверии. В обозримом будущем многие редакторы еще призадумаются, прежде чем опубликовать материал за его подписью. Конечно, среди коллег у него по-прежнему хватало друзей, способных понять, что он пал жертвой неудачного стечения обстоятельств, но у него больше не будет права ни на малейшую ошибку.

Однако больше всего его мучило унижение.

Имея на руках все козыри, он все-таки проиграл какому-то полубандиту в костюме от Армани. Не биржевому дельцу, а просто негодяю. Эдакому яппи с адвокатом-знаменитостью, который ухмылялся в течение всего процесса.

Почему же, черт возьми, все пошло наперекосяк?

Дело Веннерстрёма начиналось очень многообещающе, июньским вечером, полтора года назад, на борту желтой яхты М-30. Все вышло чисто случайно. Один бывший коллега-журналист, уже тогда работавший пиарщиком в ландстинге [12], захотел произвести впечатление на свою новую подругу и необдуманно взял на несколько дней напрокат яхту «Скампи» для романтического путешествия по шхерам. Девушка, только что приехавшая учиться в Стокгольм из Халльстахаммара, после некоторого сопротивления поддалась на уговоры, но с условием, что с ними отправится ее сестра с приятелем. Никто из халльстахаммарской троицы на яхте раньше не ходил, да и пиарщик был больше энтузиастом, нежели опытным яхтсменом. За три дня до отправления он в отчаянии позвонил Микаэлю и уговорил того участвовать в поездке, чтобы хоть один из пяти человек на яхте был способен ею управлять.

Микаэль поначалу отнесся к предложению прохладно, но потом все же не устоял перед перспективой кратковременного отдыха в шхерах, да еще, как ему сулили, с хорошей едой и приятной компанией в придачу. Однако обещания так и остались обещаниями, а сама морская прогулка обернулась куда большим кошмаром, чем можно было предполагать. Они отправились по красивому и отнюдь не сложному маршруту от острова Булландё мимо Фурусунда [13] со скоростью, едва достигавшей пяти метров в секунду, и тем не менее у новой подруги пиарщика сразу начался приступ морской болезни. Ее сестра принялась ругаться со своим парнем, и никто из них не собирался обучаться управлению яхтой. Вскоре стало ясно: все намерены предоставить судовождение Микаэлю, а сами готовы лишь давать благие, но в основном бессмысленные советы. После первой ночевки в заливе у острова Энгсё он уже твердо решил причалить к берегу в Фурусунде и уехать домой на автобусе, и только отчаянные мольбы пиарщика заставили его остаться на борту.

На следующий день, около двенадцати часов – достаточно рано, чтобы можно было надеяться найти несколько свободных мест, они пришвартовались к гостевой пристани острова Архольм. Разогрели еду и уже успели пообедать, когда Микаэль заметил желтую яхту М-30 с пластиковым корпусом, которая входила в залив, поставив только один грот-парус. Судно не торопясь лавировало, и капитан выискивал место у пристани. Оглядевшись, Микаэль обнаружил, что между их «Скампи» и правым бортом яхты класса «H-boat» остается небольшая щель, и это было последнее свободное пространство, куда узкая М-30 еще могла втиснуться. Он встал на корму и указал на это место; капитан М-30 благодарно поднял руку и резко повернул к пристани.

«Яхтсмен-одиночка, не утруждающий себя запуском мотора», – отметил Микаэль.

Он услышал скрежет якорной цепи, и через несколько секунд грот-парус опустился, а капитан забегал как ошпаренный, чтобы направить яхту прямо в щель и одновременно разобраться с веревкой на носу.

Микаэль взобрался на планширь и вытянул руку, показывая, что может принять веревку. Вновь прибывший в последний раз изменил курс и идеально подошел к корме «Скампи», почти полностью погасив скорость. Он бросил Микаэлю линь, и в этот момент они узнали друг друга и радостно заулыбались.

– Привет, Роббан, – сказал Микаэль. – Если бы ты воспользовался мотором, тебе бы не пришлось сцарапывать краску со всех лодок в гавани.

– Привет, Микке. Я и гляжу, вроде знакомая фигура. Я бы с удовольствием воспользовался мотором, если бы смог его завести. Он испортился два дня назад, когда я уже был в пути.

Прямо через планширь они пожали друг другу руки.

Целую вечность назад, в семидесятых годах, в гимназии Кунгсхольмена, Микаэль Блумквист и Роберт Линдберг были друзьями, даже очень близкими друзьями. Как это часто происходит со школьными приятелями, после выпускных экзаменов их дружба закончилась. Они пошли разными путями и за последние двадцать лет пересекались от силы раз пять-шесть. К моменту неожиданной встречи на пристани Архольма они не виделись по меньшей мере семь или восемь лет и теперь с любопытством разглядывали друг друга. Загорелое лицо Роберта обрамляла двухнедельная борода, волосы торчали в разные стороны.