Заведующий магазином протягивал ему пакет, видимо отложенный для кого-то: несколько банок тресковой печени, два сырка «виола» и бутылка водки.

– На, возьми, мамке передай. А то не захаживает к нам мамка-то.

– Нету больше мамки, Павел Иваныч. Отравилась она месяц назад.

Руки заведующего растерянно опустились.

– Отравилась? Вот те раз… Рядом живем… А я думал, она опять с этим… носатым… Ну все равно возьми. На поминки.

И решительно сунул в руки Валерия пакет.

Остаток утра Валерий употребил на то, чтобы навестить двух братьев-близняшек, Севу и Гену, живших в соседнем доме. Один из братьев слесарил на заводе, а зарплату ему не платили уже третий месяц. Другой, Генка, работал шофером; с деньгами у него было более или менее в порядке, – то сдерет лишнее, то подкалымит, однако Генка был человеком слабым и каким-то вялым, как забытый в холодильнике пучок салата, и на автобазе у Генки из-за этого начались всякие неприятности; ему норовили подсунуть машину похуже, безобразничали в путевом листе и только вчера открутили им самим поставленный новый воздушный фильтр.

Сева с Генкой сказали, что они не прочь продавать мороженое. Вместе с Валерием они уговорили бутылку, подаренную заведующим, и добавили к ней еще одну. Впрочем, Валерий пил мало.

День складывался удачно, весьма удачно. Выйдя на улицу, Валера сунулся было в автомат – позвонить, но автомат не работал, другой тоже.

Валерий подумал, что умнее всего будет вернуться домой и позвонить оттуда, благо до дома – две подворотни.

Валера нырнул под арку, пробежал мимо обширной помойки и вступил в чахлый скверик, где трое юных граждан Страны Советов возводили в песочнице какой-то важный народнохозяйственный объект. Валерий пересек сквер и ступил на солнечную сторону улицы. Однако не успела кроссовка его коснуться тротуара, как сзади раздался крик:

– Эй, Нестеренко!

Валерий обернулся. Так и есть – к нему, переваливаясь по-утиному, спешил их участковый инспектор. Не переменился и даже не постарел, так и сидел, старая задница, на одном месте.

– А я-то думаю, кто это такой фасонистый идет по улице, – проговорил участковый, – никак краса и гордость наших мест, гражданин Нестеренко. Оказывается, он самый! Давно прибыли?

– Сегодня, – сказал Валерий.

– А у нас был сигнальчик, что вчера, из вашей же квартиры был сигнальчик, пьяным, говорят, пришли, прямо с вокзала, устроили дебош и угрожали.

Лицо Валерия приняло беспросветно-тупое и вместе с тем наглое выражение, которое оно принимало всякий раз при виде людей в форме. «Петровича работа, – подумал Валерий, – сволочь несчастная, выкинуть из квартиры старается. Хотя опять же – рак у него, если Любка не врет».

– Значит, вчера приехал, – сказал Валерий.

– А почему не явился в участок?

– А я как раз туда и шел.

– Ну что же, пойдем, голубчик, пойдем, и не в первый раз пойдем, и не в последний, а?

В участке все было так же, как прежде: у дверей тянулась очередь страждущих получить паспорт, да у плинтуса, не обращая внимания на большое количество публики, полз, пошевеливая усами, бесстыжий, как ресторанная шлюха, таракан.

В кабинете двое ментов в рубашечках цвета застиранного неба жрали бутерброды и запивали их теплым кофе из термоса. Участковый посадил Валерия за стол и стал заполнять какие-то бумажки.

– Ну что, гражданин Нестеренко, что будем дальше делать? Тунеядствовать будем или про совесть вспомним?

– Работать.

– Это хорошо. И где же мы работать будем? На завод пойдем или в метростроевцы? Родине нужны молодые сильные руки.

– Мороженое буду продавать.

Лицо участкового вытянулось.

– Мороженое? Это в будке сидеть?

– Зачем в будке? Своя фирма будет. Изготавливать буду мороженое и продавать.

Челюсть участкового отвисла.

– Фирма? – сказал он. И обернулся к трескавшему бутерброды оперу:

– Нет, вы слышали, Сергей Никодимыч! В стране идет падение производства, мозги утекают на Запад, вон, вчера по телевизору говорили – газопровод в Коми лопнул, а тут сидит молодой, сильный бугай и говорит, что он будет продавать мороженое! И тебе не стыдно, Нестеренко?

– Когда я людям шеи ломал по вашему приказу, – осклабился Валерий, поднимаясь и направляясь к выходу, – мне и то было не стыдно, а чего мне за мороженое-то стыдиться?

– Это где же это тебе Советская власть приказывала шеи ломать? – завизжал участковый.

– А в Афгане, – бросил с порога Валерий.

Два дня ничего интересного в жизни Валерия Нестеренко не происходило. Он съездил в ту фирму, адрес которой дали ему в Архангельске. Англичане с ужасом оглядели его бритую башку и синяк под глазом, но по врожденной вежливости ничего не сказали, а согласились продать оборудование, если будут деньги. Они даже позволили Валерию покопаться, под строгим присмотром, в опытном образце, и Валерий так живо в нем покопался, что чуть не сломал какой-то регулятор, и только бдительный надзор сероглазого англичанина спас русского медведя от перспективы уплаты солидного штрафа.

Валерий получил проспекты фирмы и белую книжечку с описанием технологии. Вечер он провел у приятеля, переводя инструкцию, – у самого Валерия с английским было слабовато, дари он и то знал лучше. А потом Валерий съездил к пятидесятилетнему мужику-бухгалтеру, которому он пару раз здорово помог в лагере. Бухгалтер временно подвизался сторожем в пятой городской больнице. Они провели целый вечер, высчитывая, какая должна быть цена мороженого, чтобы покрыть издержки и выплатить ссуду, и размышляя, кто бы мог предоставить кредит проворовавшемуся бухгалтеру и двадцатипятилетнему парню, только что отсидевшему по 201-й. Бухгалтер – а звали его Сергей Данилыч – налил Валере полный стакан водки и сказал: – Не рыпался бы ты, Валерка. Чем больше рыпаешься, тем раньше утонешь.

Вернулся Валера домой в час ночи, немного пьяный и злой. Саше Шакурову Валера больше не звонил.

А на следующее утро, в восемь, в коммуналке раздался звонок, и соседка Люба постучалась в дверь Валерия.

– Валера, тебя!

–Да.

– Сазан? Это Сашка. Я тебе вчера весь день звонил, где тебя носит? Я достал тебе ссуду. Понял? Бери паспорт, бери документы, какие у тебя есть, надевай лучшие шмотки и дуй ко мне. Поедем вместе.

Через полчаса Валерий звонил в дверь Сашиной квартиры. Шакуров стоял в прихожей уже одетый, в сером элегантном костюме и легком плаще. От него пахло утренним кофе и дорогим одеколоном. В проеме стояла его жена – с волнистыми длинными волосами и офомными глазами за стеклами черепаховых очков.

При виде Валерия Саша остолбенел и выронил из рук «дипломат».

– Валера, – сказал он замогильным голосом, – я же просил быть во всем лучшем!

– Это мое лучшее.

– Лучшее? Эти драные кроссовки – твое лучшее? А синяк под глазом? Ты думаешь, кто-то даст ссуду в пятьдесят тысяч долларов человеку с таким синяком под глазом?

– Синяк под глазом должен был быть у тебя, – проговорил негромко Валерий.

– Ах да, – Шакуров смутился.

– Но все равно. Ты помыться мог?

– Я помылся.

– Валера, но от тебя как от козла воняет! Ира, правда от него воняет? Валера, познакомься, это моя жена Ира.

– Очень приятно, – сказал Валера.

– Нет, ты меня убьешь! – воскликнул Шакуров, хватаясь за голову.

– Быстро в ванну!

И он начал сдирать с Валерия его кожаную куртку.

– Ирочка, достань мой черный костюм! И Бога ради, носки! Ты посмотри, они у него оранжевые!

– Это только один оранжевый, – возразил Валерий, – а другой черный.

– Вы не успеете, – сказала Ира.

– Вам назначено на десять.

– Не успеем, – согласился Шакуров, останавливаясь. – О Господи, мы не успеем. Пошли!

Шакуров заскочил на мгновение в ванну, и приятели побежали вниз, к белой «Волге»-пикапу.

– Возьми, – сказал Шакуров, трогаясь с места, и сунул в руки Валерия белый баллончик.

– Это чего?

– Дезодорант, горе мое луковое! Не то что это тебя спасет, но все-таки…