До вечера было еще далеко, но на нас быстро надвигалась темнота; вскоре послышалось ворчание грозы, собиравшейся над Темпест-Маунтин. Даже сейчас, в дневное время, звук грома, прокатившийся над этой проклятой местностью, заставил нас содрогнуться; нечего и говорить, что возможность быть застигнутыми грозой во мраке ночи вызывала у нас панический ужас. И все же мы отчаянно надеялись на то, что гроза разразится именно после наступления темноты. Покинув склон горы, на осмотр которого ушла впустую уйма времени, мы направились к ближайшему обитаемому селению, где рассчитывали найти нескольких жителей, согласных помочь нам в поисках. Хотя подобные предложения и вызвало у большинства из них суеверный ужас, несколько молодых поселенцев все же не раз соглашались сопровождать нас при условии, что мы будем идти впереди и защищать их от любых неожиданностей. Однако нашим планам не суждено было осуществиться. На нас обрушился проливной дождь, и плотная водяная завеса преградила нам путь. Нужно было срочно искать укрытие. Небо было темным, почти как ночью, и это обстоятельство, в сочетании с безумным ливнем, неимоверно затрудняло каждый шаг. К счастью, за время наших предыдущих вылазок мы хорошо изучили местность, а потому, определяя направление движения в свете грозовых разрядов, мы быстро добрались до скопления убогих домишек и забрались в хижину, которая показалась нам не такой дырявой, как все остальные. В этой грубо сколоченной из разнокалиберных бревен и досок хибарке еще сохранилась дверь; было в ней и одно-единственное крошечное окошко. И дверь, и окно были обращены в сторону Мейпл-Хилл. Заложив дверь толстой жердью, чтобы ее не могли распахнуть дождь и ветер, мы закрыли окно тяжелыми ставнями, отыскать которые не составило труда, поскольку мы уже не раз бывали в этой хижине. Угнетенные кромешной тьмой и вынужденным бездействием, мы молча сидели на шатких ящиках и курили трубки, время от времени включая свои карманные фонарики. Вспышки молний пробивались сквозь щели в стенах хижины; несмотря на дневное время, снаружи стояла такая жуткая темнота, что каждая вспышка буквально ослепляла нас.

Окружающая обстановка, включая неистовство разыгравшейся стихии и состояние тягостного ожидания, до боли в сердце напомнила мне кошмарное ночное бдение в особняке на Темпест-Маунтин. И опять, в который уже раз, мне в голову полезли проклятые вопросы, непрестанно мучившие меня с момента исчезновения Тоби и Беннета, унесенных дьявольской тенью на каминной трубе. Почему демон, подкравшийся к трем наблюдателям либо со стороны окна, либо от входной двери, схватил обоих лежавших по краям и не тронул меня, находившегося посредине? Или он приберегал меня напоследок? Постигла бы меня участь моих спутников, если бы титанический удар молнии не спугнул его тогда? Почему жертвы не были схвачены в естественном порядке, при котором, с какой стороны ни возьмись, я оказался бы вторым? И вообще, как ему удалось захватить Тоби и Беннета с помощью длинных щупальцев или каким-нибудь еще более хитроумным образом? А может быть, он знал, что я был главным в этой компании, и уготовлял мне гораздо более страшный конец, нежели моим компаньонам?

За этими невеселыми раздумями и застал меня чудовищный удар молнии, сопровождаемый шумом осыпающейся земли. Одновременно поднялся свирепый ветер, демонические завывания которого усиливались с каждой минутой. Мы были уверены, что еще одно дерево на Мейпл-Хилл стало жертвой страшного грозового удара, и Монроу поднялся с ящика, желая убедиться в этом собственными глазами. Едва он снял ставень, как в узкое окошко с оглушающим свистом ворвались дождь и ветер, помешавшие мне расслышать, что говорил Артур. Он между тем наполовину высунулся из окна, обозревая устроенную Природой адскую свистопляску.

Через некоторое время ветер начал понемногу стихать, а неестественный мрак рассеиваться. Судя по всему, буря кончалась. До сих пор я надеялся, что буйство стихии захватит ночные часы, и мы хоть немного приблизимся к разгадке демонической тайны, однако луч солнечного света, украдкой пробившийся в хижину сквозь щель в стене, лишил меня этой надежды. Я сказал Артуру, что нам нужно впустить в хибарку побольше света, пусть даже вместе с дождем, и распахнул дверь настежь. Почва вокруг домика представляла из себя однообразную грязевую массу, сильно размытую водой; однако вокруг не было решительно ничего, что могло бы на такой длительный срок привлечь внимание моего спутника, который по-прежнему стоял спиной ко мне, высунувшись из окна, и не отвечал на мои вопросы. Приблизившись к нему, я тронул его за плечо, но он никак не отозвался на мое прикосновение. Тогда я шутливо встряхнул его, а затем развернул в свою сторону и тут-то железные когти смертельного ужаса, уходящего своими корнями в беспредельное прошлое, сокрытое в бездонной пучине вечной ночи, навеки вцепились мне в душу. Ибо Артур Монроу был мертв, а вместо его лица моим глазам предстало отвратительное кровавое месиво.

3. Что означало красное зарево

В ночь на 8 ноября 1921 года разразилась жестокая буря. Она застала меня у особняка Мартенсов, на сей раз в абсолютном одиночестве. Несмотря на разыгравшуюся непогоду, я с идиотским упорством раскапывал могилу Яна Мартенса при свете отбрасывавшего неясные тени фонаря. Буря стала собираться еще днем, когда я только приступил к раскопкам, а сейчас ночная мгла плотно окутала землю, и неистовые порывы ветра терзали густую листву гигантских дубов, охранявших покой старинного дома.

События, начало которым было положено 5 августа, основательно выбили меня из колеи. Мне было отчего сойти с ума тень демона в особняке, нечеловеческое напряжение нервов, трагический случай с Артуром Монроу, гибель которого представлялась мне на редкость жуткой и непонятной. Я догадывался о том, какие чувства вызовет она у местных жителей, и потому тайком схоронил его, надежно запрятав растерзанное тело от посторонних глаз я предпочел, чтобы его сочли бесследно исчезнувшим. Я хорошо справился со своей задачей все попытки отыскать его ни к чему не привели. Наверняка поселяне заподозрили что-то неладное в этом исчезновении, но я молчал, не желая лишний раз пугать их. Может быть, это прозвучит странно, но гибель моего спутника не вызвала у меня обычной в таких случаях жалости. Испытанное в особняке потрясение не прошло для меня бесследно в тот момент что-то перевернулось в моем сознании, и я не мог помышлять ни о чем другом, кроме как о поисках Затаившегося Страха; памятуя о судьбе Артура Монроу, я решил продолжать расследование в одиночку и хранить обо всем глубокое молчание.

Обстановка, в которой происходили раскопки, могла бы кого угодно довести до нервного потрясения. Мрачные первобытные деревья, неестественно огромные и уродливые, зловеще возвышались надо мною, словно каменные столпы в друидском храме; они стояли такой плотной стеной, что до меня долетали только слабые отзвуки раздававшихся над головой сильнейших раскатов грома, а проливной дождь и сопровождавший его ужасающей силы ветер почти полностью поглощались этой дьявольской растительностью, напоминая о себе лишь редкими каплями и слабыми дуновениями. На фоне заскорузлых стволов, освещаемых тусклыми, едва пообивавшимися сквозь листву вспышками молний, поднимались стены необитаемого особняка, увитые плющом и покрытые пятнами сырости; немного ближе ко мне простирался уже целую вечность разраставшийся без присмотра сад в голландском стиле, дорожки и беседки которого были густо покрыты какой-то белой плесенью, бурно разросшейся в этом нескончаемом полумраке. И уже совсем рядом находилось семейное кладбище Мартенсов; стоявшие там скособоченные деревья широко раскинули свои жуткие ветви, а их корни сдвинули с могил плиты, никогда не знавшие ухода и почитания и высасывали яд из лежащих под ними останков. Глядя на низкие холмики, чьи очертания угадывались под бурым покровом гниющих во мгле допотопного леса листьев, я с дрожью вспоминал точно такие же бугорки, разбросанные по всей истерзанной молниями округе.