«Катюшу» даже поляки охотно подтягивали, особенно когда заметили случайно забредших в наш кабачок беспечных немецких туристов.
У немцев перед этой нехитрой мелодией – генетический ужас.
А у поляков к немцам – генетическая неприязнь.
Такие дела…
…Тут она меня и окликнула.
Нет, не Злата.
Ее подруга.
Когда мы ввалились в ресторанчик, мне показалось, что это та самая испуганная девочка, которую мы от скузерского лапанья избавили.
Барменша.
Она сидела с двумя подружками за угловым столиком.
Я потом еще пару раз взгляд в их сторону кидал: она, не она?
Вот и окликнула.
Подошла и, поставив передо мной литровую кружку пива, сделала легкий книксен:
– Спасибо, русский! Ты меня сегодня утром просто спас: я здорово испугалась…
Присматриваюсь – точно она.
И по-русски довольно внятно лопочет, хоть и с акцентом.
Но что такое акцент по сравнению с симпатичным личиком и точеной фигуркой?
Полная фигня.
Мы ее тут же к нам за стол усадили.
И подруг привели.
Они не возражали.
Одну из них звали Златой.
Она училась в Пражском университете, на славистике, и каждый раз, когда я смотрел в ее сторону, у меня начинала немного кружиться голова.
Пиво тут было совершенно ни при чем.
…А потом народ рванул в какой-то ночной клуб продолжать, а мы со Златой от них отстали и случайно оказались на Карловом мосту. Я когда-то читал: чтобы по нему пройтись, в Прагу специально приезжают влюбленные со всех уголков Европы.
Типа, примета такая.
Златина узенькая ладошка с длинными пальцами почему-то оказалась в моей пятерне.
И с этим ничего невозможно было поделать.
Она просто шла рядом и улыбалась.
А мне ни о чем не хотелось думать, даже о завтрашнем матче со «Спартой» и о начинающейся необъявленной войне с англичанами.
Такие дела.
Давненько мне не было так хорошо.
Она неожиданно запрыгнула на основание одной из украшающих мост древних статуй.
– Держи меня, Русский!
И решительно шагнула на узкий скользкий парапет нависшего над речным перекатом моста.
Внизу было темно, там грозно шумела холодная ноябрьская Влтава.
Я здорово испугался.
Сгреб ее в охапку, втащил обратно на мост.
– Ты что делаешь, сумасшедшая?!
Смеется, упираясь мне в грудь сильными, ухоженными руками.
– А что ты бы сделал, будь я и впрямь сумасшедшая?
Я привлек ее поближе и заглянул в искрящиеся смехом серые счастливые глаза.
– Пригласил бы тебя куда-нибудь выпить чашечку кофе. И ты бы обязательно согласилась.
– Пойдем! Тут недалеко моя самая любимая кофейня. Можешь угостить меня блинчиками с клубничным мороженым. Сумасшедшие пражанки очень любят блинчики с мороженым и горячий ирландский кофе, ты слышал об этом, Русский?
– Нет, – смеюсь в ответ, – не слышал. Но теперь запомню.
Глава 3
После кафе мы немного погуляли по Праге, и я поймал такси, чтобы отвезти ее домой.
Но отвез не домой, а к себе в гостиницу.
Так получилось.
Просто нам совершенно не хотелось расставаться, это казалось нелепым и противоестественным.
Она даже просилась пойти вместе со мной на завтрашнюю игру, но я воспротивился.
Ведь наши отношения со «Спартой» всегда отличались некоторым… гкхм… своеобразием.
Не в первый раз в еврокубках встречаемся.
В третий.
И ни разу не обходилось без эксцессов.
И на самом стадионе, и за его пределами.
До поножовщины доходило.
Так что в лучшем случае можно было ожидать радостных кличей московского «мяса» про «чешскую курву» и «Наши танки будут в Праге!».
Это Злате вряд ли понравилось бы.
А еще некоторые из чешских бойцов обожали всяческие колюще-режущие предметы.
– Извини, дорогая, лучше навести родителей. А то они, наверное, беспокоятся.
…Впрочем, я и сам тогда до гостевого сектора с трудом добрался.
А бойцов вообще заставил по телевизору трансляцию смотреть, хоть они и рвались на террасу.
А вот поляки пошли.
И, как выяснилось, правильно сделали.
Если бы мы знали, что там будет на самом деле, я бы своих парней не стал от посещения стадиона отговаривать.
Да они бы меня и не послушались.
Даже под угрозой пожизненного лишения шенгенской визы.
Потому как если полиция тупо убивает мирных фанатов твоей команды, ты обязан сделать все, чтобы этого не было.
Чем бы это тебе ни грозило.
А на секторе в тот вечер был настоящий ад.
Но это выяснилось позже…
…А утром мне позвонил из Москвы бывший топбой нашей фирмы, Гарри, и предупредил, чтобы я не пускал никого на это гребаное пражское эстадио.
Чтоб ему сгореть.
Блин.
У старших свои источники информации.
Надежные.
Ни разу не подводили.
Вот и сейчас…
…От его телефонного звонка я и проснулся.
Осторожно освободил плечо от Златиной головы со светлыми, немного спутанными волосами, взял трубку:
– Здорово, Мажор. Прага на проводе.
– Это хорошо, что на проводе. И не с бодунища, судя по голосу. Я боялся, что вы там победу над англичанами отметите. Есть чем гордиться.
– Ну, – смеюсь, – повеселились немного. Что с утра, что по вечеру. Но лично я в порядке.
– Это хорошо, – усмехается в ответ, – что в порядке. У меня, братан, для тебя не очень хорошие новости.
– Что случилось? – дергаюсь. – Кого-то из парней повязали?!
– Пока нет. Но если сегодня попретесь на стадион, повяжут обязательно.
– Не понял. – Тянусь за сигаретами и невольно бужу Злату.
Она фыркает, трется носом об мою щеку, щекочет мне грудь легкими, пахнущими детством и спелыми персиками волосами, закутывается в простыню и убегает в ванную.
Мне хочется немедленно повесить трубку и мчаться следом за ней.
Но я сдерживаюсь.
Слишком разговор серьезный намечается.
Мажор вздыхает:
– Одна сорока новость на хвосте принесла. Наш с тобой любимый клуб написал письмо принимающей стороне. О том, что в славную столицу либерального чешского государства вместе с нормальными болельщиками прибыли отмороженные спартаковские футбольные хулиганы. С целью организовать массовые беспорядки. Чуешь, чем пахнет?
Я бледнею.
– Они что, совсем охренели?! – задыхаюсь. – Для местных копов это практически индульгенция!
– А для ублюдков, работающих в нашем клубе, – холодно цедит Гарри, – возможность избежать штрафов. И не получить за эти штрафы люлей от горячо любимого начальства. А на таких, как мы, этим уродам – просто наплевать, андерстенд?! Пусть там тебя с парнями посадят или дубенаторами отоварят, потому что ты для них якобы представляешь потенциальную опасность, что за дела? Можно подумать, я что-то новое тебе говорю про отечественную, блин, бюрократию.
– Ты лучше, что нам сейчас делать, скажи, раз такой умный.
Гарри опять хмыкает.
– Предупреждать парней, – говорит. – И искать в Праге бар с широкоформатным экраном.
И – отключается.
Вот и поговорили.
Вздохнул, обернул задницу простыней, погасил окурок, поплелся в ванную.
Злата там после душа насухо вытиралась.
Посвежевшая и похорошевшая.
Если можно еще больше похорошеть.
Я как ее снова увидел, аж задохнулся – какая она красивая…
…Быстро принял душ, почистил зубы, поскреб пальцами щеку, решил, что можно обойтись без бритья.
И некогда, и лень, если честно.
Пока что и так сойдет, а ближе к вечеру – разберемся.
Сейчас – дела.
И, блин, – срочные.
Срочнее не придумаешь…
…Выскочил из душа как ошпаренный. Злата даже испугалась.
– Что-то случилось плохое? – спрашивает, с трогательным ударением на первое «о».
– Ничего, милая, ничего, – целую, успокаивая, – просто мне надо срочно переговорить с ребятами. Хорошо?
– Хо-орошо-о-о. Только недолго, ладно? У меня на тебя есть план. Я уже придумала, как мы с тобой проведем время до твоего футбола.