Поймав полный ненависти взгляд своей belle-mиre, Елена вздрогнула и отвела глаза. Всю последующую седмицу в доме витал дух неприязни. Три женщины, каждая замкнувшаяся в своем горе, молча сосуществовали бок о бок, но чем больше проходило времени, тем тяжелее становилось повисшее про меж них молчание. И если Натали и Анна Михайловна вместе оплакивали свою утрату, Елена осталась со своим горем один на один. В итоге напряжение этих семи дней вылилось в тягостный разговор между вдовой и матерью покойного.

Едва Елена завершила свой утренний туалет, в ее покои робко постучалась девушка Анны Михайловны. Потупив взор, девица тихо передала слова своей хозяйки к той, что застыла как изваяние, едва до нее дошел смысл сказанного. Оттолкнув ни в чем не повинную девку, что в страхе прижалась к стене, видя, каким гневом сверкнули голубые глаза барыни, Лена отправилась прямо в покои своей belle-mиre.

Позабыв о приличиях, о том, что надобно держаться почтительно к той, что была матерью покойного супруга, Елена Петровна, распахнула двери в будуар Анны Михайловны. Берснева-старшая, смерив сноху гневным взглядом, отослала Натали и девок, бывших при ней.

- Ma chиre belle-mиre (Моя дорогая свекровь), - нарочито спокойно заговорила Елена, оставшись с ней наедине, - позвольте мне спросить вас? Верно ли я поняла ваше распоряжение, переданное через девушку вашу относительно моей персоны?

- Я лишь выполняю последнюю волю своего мальчика, - тихо произнесла Анна Михайловна. – вы покинете этот дом, оставив Софи на мое попечение.

- И куда же по-вашему я должна отправиться? – еще тише спросила Элен, с трудом удерживая клокотавшую в душе ярость.

- Поедете в Нежино, - с деланным равнодушием ответила Анна Михайловна.

- В Нежино? – переспросила Елена Петровна.

- Жаль, что не могу выгнать вас на улицу в чем мать родила и оставить и вовсе без крова над головой, как вы того заслуживаете, - поднялась с кресла Анна Михайловна, теряя самообладание. – Достаточно и тех грязных толков, что нынче по вашей милости ходят вкруг фамилии, что вы опозорили.

- Это все ложь, - нервно переплетя тонкие пальцы, быстро заговорила Елена, перебивая свою belle-mиre. – Я готова на чем угодно поклясться, что все, что говорят обо мне одна сплошная ложь.

- Assez! Taire! (Довольно! Замолчите!), - оборвала ее Анна Михайловна. – Довольно лжи, милочка! Вы уедете, как того хотел мой сын!

- Madame, позвольте мне забрать Софи, - обратилась к ней Елена.

- Неужели вы думаете, что я позволю особе, которая попрала честь семьи, блуднице, по вине которой погиб мой сын воспитывать единственное дитя Мишеля? Вон! Вон отсюда! Сегодня же! – не сдержавшись, крикнула Анна Михайловна, указав рукой на дверь.

- Вы были против нашего брака с Мишелем, - тихо заговорила Элен. - Вы всегда хотели, чтобы он отослал меня от себя, madame.

Лицо Анны Михайловны пошло красными пятнами, она открыла рот, чтобы поставить на место свою сноху, но не смогла произнести ни слова. Нечего было возразить. Да она была против этого брака, ибо другую прочила в жены единственному сыну. Но Михаил не стал слушать ее и поступил так, как счел нужным, введя в дом ту, что пришлась не по нраву его матери с первого взгляда. Грустно улыбнувшись, Елена покинула покои Анны Михайловны, направившись к себе. Она уедет, как того хотел Мишель, не пожелавший объясниться с ней, принявший на веру, все те грязные толки, что пошли вкруг ее имени в аккурат после Рождества, сразу, как только в столице возобновился светский сезон с его шумными балами и раутами. Уедет в Нежино, в самое отдаленное имение Берсневых, но непременно изыщет способ забрать Софью, ведь она единственная, что ей осталось от горячо любимого и ныне покойного супруга. Поднявшись в свои покои, Елена Петровна велела упаковать багаж и, присев за бобик (и меется ввиду маленький столик для дамского будуара ), положила перед собой чистый лист бумаги. Вздохнув, она принялась писать. Перо в ее руке быстро выводило ровные аккуратные строки. Не став перечитывать написанное и дождавшись, когда высохнут чернила, Элен запечатала воском конверт и, вызвав лакея, велела тому передать послание Анне Михайловне, после того, как она уедет.

Наутро следующего дня Елена Петровна Берснева покинула Петербург, направившись в Тульскую губернию, в небольшую усадьбу Нежино, отданную когда-то ее супругу за ней в приданое.

После смерти Михаила Васильевича минуло восемь месяцев. Все это время его вдова регулярно писала своей belle-mиre из Нежино, но ответов на свои письма не получала. Анна Михайловна, письма, приходившие от снохи бросала в камин не читая. Лишь одно письмо, пришедшее от ее отца графа Завадского, madame Берснева удосужилась прочесть. Граф был краток: в своем послании он просил Анну Михайловну принять его с визитом по очень важному делу. Не посмев отказать в просьбе, madame Берснева ответила, что согласна принять его сиятельство, но не может обещать, что встреча их завершится к обоюдному согласию, ибо догадывается, что за дело послужило поводом к ней.

Октябрьский вечер выдался холодным и промозглым. С неба сыпало мелким дождем. Редкие прохожие, зябко кутаясь в теплые одежды, старались держаться ближе к стенам домов, чтобы укрыться от холодного ветра с реки. Мойка лениво несла свои грязные мутные воды в Неву. На ее набережной, около фамильного особняка Берсневых остановился экипаж, запряженный великолепной четверкой серых в яблоках рысаков. Соскочивший с запяток кареты лакей, торопливо распахнул дверцу, помогая ступить на мостовую пожилому господину в пышном парике и старомодном камзоле цвета бордо, обшитом золотыми галунами.

Тяжело опираясь на трость, граф с трудом одолел несколько ступеней перед парадным. Он только поднял свою трость, намереваясь постучать ею в двери, как дворецкий, все утро не спускавший глаз с улицы в ожидании гостя, опережая его, выбежал ему навстречу и склонился в низком поклоне:

- Прошу вас, ваше сиятельство, - распахнул он дверь перед поздним гостем.

Не удостоив слугу, даже взглядом, Завадский прошел в полутемный вестибюль.

- Барыне доложи, - обернулся к семенящему за ним следом дворецкому.

- Петр Гаврилович, так ждут они вас, с самого утра ждут. Позвольте, провожу, - торопливо заговорил тот.

Ступая вслед за слугой по начищенному паркету, Завадский поморщился от того, что шаги его гулко отдавались в доме, погруженном в сонную тишину. В покоях Анны Михайловны было жарко натоплено, но, несмотря на это madame, сидя в кресле у самого камина, зябко куталась в шерстяную шаль.

Остановившись на пороге и обождав, когда глаза его привыкнут к полумраку, царившему в комнате, от того, что горело лишь несколько свечей в канделябре, стоящем на каминной полке, Петр Гаврилович вошел. Анна Михайловна, спихнув на пол одну из болонок, что до того гладила у себя на коленях, поднялась с кресла.

- Петр Гаврилович, - сухо кивнула madame Берснева долгожданному гостю, - как доехали?

- Спасибо, вполне сносно. Только вот у столицы дороги совсем развезло, - едва заметно улыбнулся граф Завадский.

- Вы писали мне, что у вас ко мне дело имеется срочное, - знаком предложив присесть, начала Анна Михайловна.

- Вот так сразу о делах, сударыня? – усмехнулся Петр Гаврилович, оставшись стоять.

Анна Михайловна поджала губы в ответ на этот намек по поводу ее гостеприимства. Взяв со стола колокольчик madame Берснева позвонила.

- Голубчик, - обратилась она к лакею, явившемуся на ее зов, - скажи, что я чай велела накрыть. – Присаживайтесь, Петр Гаврилович. В ногах правды нет.

- И то, правда, - тяжело опустился в кресло граф Завадский. – За чай, спасибо. Замерз, - улыбнулся он. – Старость знаете ли. Кровь уже не греет.

- Я слушаю, вас ваше сиятельство, - присев на софу напротив, продолжила Анна Михайловна. – Какие дела привели вас ко мне?

- Ну что же, не буду ходить вокруг да около, - начал Завадский. – Две седмицы назад скончалась моя дочь Елена, выполняя ее последнюю волю, я хотел бы забрать внучку в Завадное.