Единственное, что мне предстояло решить, — это продолжать ли подглядывать за ней тайно или плюнуть на все и постучаться в дверь. Я выбрал второе. Если она меня узнает, я смогу сослаться на то, что работал на ее мужа, — рано или поздно это все равно выплывет наружу.

Я вел машину прочь от залива по тихим тенистым улочкам, мимо тихих уединенных домиков. Все это понравилось бы мне еще больше, если бы перед домами играла детвора. Почему бы им не бегать, шуметь, орать, почему бы, черт возьми, им не задавать друг другу детские вопросы. Так ведь и было раньше, пока ученые головы не решили, что дети развиваются слишком медленно, и не начали искать способы ускорить процесс. В конце концов они остановились на эволюционной терапии доктора Тустренда — тот же метод применялся для того, чтобы животные ходили на задних лапах и говорили по-английски. Плодом этих экспериментов стали башкунчики. Еще один триумф современной науки — ценой опустевших улиц.

Челеста Стенхант проживала в большом доме в самом конце Кренберри-стрит, там, где линия монорельса почти под прямым углом врезается в холм. Дом нависал над скалой, как стервятник над недоеденной тушей. Идти к парадному входу оказалось куда легче, чем карабкаться с заднего двора, чтобы заглянуть в эркер.

Я позвонил, и дверь открыла другая женщина. Я до сих пор не знал, как ее зовут, хотя за время своих наблюдений видел ее очень часто. Она была худа и бледна, словно никогда не покидала эти стены. Я, во всяком случае, ни разу не видел, чтобы она выходила. Она исполняла материнские функции по отношению к башкунчику, который то был дома, то уходил — чаще уходил, — и маленькому обращенному котенку, не выходившему из дома, за исключением тех редких случаев, когда он забегал к соседям продать им кошачьих пирожков. Женщина заботилась об обоих, но котенку заботы доставалось явно больше.

Челеста Стенхант переселилась на Кренберри-стрит, когда ушла от Мейнарда. На мой взгляд, это была временная мера, пока она не найдет себе постоянное жилье или не вернется к мужу. Еще мне казалось, что они с бледной женщиной просто приятельницы, не более того. Наверное, мне стоило быть полюбопытнее. Ничего, сейчас узнаю.

Женщина открыла мне дверь и стояла молча. Конечно же, спросить меня, кто я такой, было бы невежливо.

— Я ищу миссис Стенхант, — произнес я.

Женщина удивленно приподняла бровь. Гости на Кренберри-стрит не частое явление.

— Меня зовут Конрад Меткалф, — мягко продолжал я. — Я понимаю, что время сейчас не лучшее, но именно поэтому я и пришел.

Она неуверенно отступила от двери. Моя вежливость ее несколько обескураживала. Вид у меня нельзя сказать, чтобы уж очень представительный, но и у нее немногим лучше.

— Входите, — сказала она. — Я доложу ей о вас.

Я проследовал за ней в гостиную.

Дом отличался элегантностью, высокими потолками и безукоризненной чистотой. Впрочем, все это я знал и раньше. Женщина указала мне на диван, я сел, а она тем временем поднялась наверх. Дом явно был не из тех, где кричат, стоя на нижней ступеньке. Дом был из тех, где не спеша поднимаются наверх и сообщают о госте спокойным, ровным тоном, и она намеренно демонстрировала мне все это.

Я сел и попробовал прикинуть, о чем буду спрашивать миссис Стенхант и что буду делать с тем, что узнаю, если узнаю хоть что-то. Я импровизировал. Возможно, даже злоупотреблял импровизацией. Я нуждался в зацепке. Я нуждался в клиенте. Черт, да я нуждался даже в сандвиче. Хотя вряд ли мог надеяться на то, что Челеста Стенхант спустится ко мне с сандвичем на подносе.

Я не слышал легкого топота кошачьих лапок до тех пор, пока котенок не подошел ко мне совсем близко. Маленькая киска в красно-белом платьице с охапкой тетрадок — ни дать ни взять школьница. Она улыбнулась мне сквозь усики и потупилась.

— Привет, малышка, — сказал я.

— Я учусь читать! — гордо объявила киска. Она положила тетрадки на кофейный столик, уселась на ковер и сняла маленькие башмачки.

— Учишься читать? — переспросил я. — А я и не знал, что этому еще учат.

— В лагере для взросления. Я каждый день хожу. И в библиотеку хожу — с мамой.

— Твою маму зовут Челеста? — предположил я. Ох, несдобровать мне, если я и впредь буду вторгаться в чужие дома и допрашивать беззащитных кисок.

— Нет, дурачок. Мою маму зовут Пэнси.

«Бродячей кошкой зовут твою мать», — подумал я, но смолчал.

— Пэнси и Челеста живут вместе, — попробовал я еще.

— Челеста приходит в гости.

— Челеста раньше не приходила, — это было даже слишком просто.

— Нет, дурачок. Челеста приходит очень часто.

Я прикинул их возможные отношения: сестры, любовницы, хозяйка и служанка. В нашем деле поневоле начинаешь сортировать людей по категориям. Кстати, категорий этих не так уж много.

— Не называй меня дурачком, — сказал я. — Вы с Пэнси живете вдвоем.

— Нет, дурачок, — для нее это была забавная игра. — Барри тоже иногда живет с нами.

— Не называй меня дурачком. Барри — это кролик.

— Нет, дурачок. Барри — мальчик.

— Барри — башкунчик, мистер Меткалф, — поправила ее с лестницы Челеста Стенхант. — Саша, ступай наверх и дай нам с мистером Меткалфом поговорить. Пэнси тебя ждет.

— Иду, — сказала киска, однако ей явно хотелось остаться и поиграть еще. — Мистер Меткалф дурачок, Челеста.

— Знаю, — откликнулась Челеста. — А теперь иди.

— До свидания, Саша, — сказал я.

Киска начала подниматься по ступенькам: сначала на всех четырех лапках, потом, спохватившись, на двух. Сверху донеслись голоса и стук закрывающейся двери.

Челеста выглядела хорошо. Ее выдержка заслуживала уважения. Совершенно очевидно она узнала меня и не знала, как к этому отнестись. Ее нижняя губа дрожала, но едва заметно. Единственная слабость, причем ничтожная.

— К вашим услугам, мистер Меткалф. Полагаю, самое время вам представиться. — Она печально помолчала. — Вы работаете на Денни.

Денни. Я мгновенно занес это имя в тот потрепанный блокнот, что я называю своей памятью. Аж перо скрипнуло.

— Нет. Боюсь, что нет. Или это хорошая новость?

— Я ответила сегодня на столько вопросов, что мне хватит до конца жизни. Давайте-ка посмотрим на ваше удостоверение, или я позову на помощь.

— На помощь? — улыбнулся я. — Не самая удачная манера разговора.

— Некоторые ваши высказывания тоже не из самых удачных. — Она протянула руку. — Ваше удостоверение, крутой парень.

Я протянул ей свой фотостат.

— Последнюю работу я выполнял для вашего мужа, миссис Стенхант. Это было две недели назад.

Она изучила фотостат и положила его мне на колени.

— Так, значит, вы и впрямь частный детектив… — она попыталась сообразить, — так значит, вы не работаете на…

— Все верно, — ответил я. — Я не работаю на Денни. Собственно, сейчас я вообще ни на кого не работаю. Можете назвать это просто хобби.

— Вам придется простить меня за резкость, — сказала она. Ей явно хотелось перевести разговор в безопасное русло. — Последние двадцать четыре часа были сплошным кошмаром.

Теперь ее интонация стала иной. Она вполне соответствовала дому, машине и престижному врачу. Хотя ее защитная оболочка и дала брешь, ей удалось довольно быстро ликвидировать последствия этой аварии.

Я не стал ее разочаровывать.

— Вы не обязаны просить у меня прощения. Я и сам был резок. Вы имеете полное право вышвырнуть меня отсюда.

— Со мной уже обращались резко на допросе у инквизиторов, — произнесла она, и ее губа вновь предательски задрожала. Демонстрация женской слабости. Затем последовало новое действие: демонстрация силы воли. — Но если я могу помочь вам чем-нибудь… Другу Мейнарда…

— Вы меня переоцениваете, миссис Стенхант. Ваш муж не относил меня к своим друзьям. Наши отношения строились по принципу «услуга — оплата».

— Ясно. И ваши услуги…

— Я следил за вами около недели. Никаких эмоций. Просто работа.

Она вскинула брови.

— Так эта сценка в баре… тоже работа?