— Что? — задохнулась я. — Извините, но как вы смели без разрешения узнавать о моей семье?

— А ты думаешь, я бы поверила твоей истории с лестницей, мол, «упала, проснулась, сотрясение»? — Она усмехнулась.

Я задыхаюсь от гнева. Это было сказано настолько дерзко, что ужасно будоражило моё внутренне состояние. Я не могла остановиться, я закипала. Мне кажется, что еще чуть-чуть, и я выпрыгну в окно, лишь бы не слушать эту женщину. Она ужасна! Да как она смеет!

— Эмили, я знаю, что ты часто прогуливаешь школу, знаю, что у тебя в семье не все в порядке, и знаю о Томе. — Уже спокойно сказала Роуз.

«Том», — голос эхом звучал в моей голове. Перед глазами вспыхивают воспоминания. Сейчас я бы отдала все на свете, лишь бы не думать о нем. Но все никак не получается. Вспышка, крик, сирена. Мои глаза застилает красная пелена, а ярость внезапно затухает во мне. Теперь мне хочется стереть себе память, только не вспоминать о нём. Это выше моих сил.

— Ты можешь мне довериться. Расскажи, что случилось в тот день, когда тебя сюда привезли? — Она неожиданно близко оказалась рядом со мной.

Когда я взглянула на неё, то женщина уже сидела рядом со мной, держа меня за ладонь, пытаясь расшевелить мои воспоминания. Они волной накатывали на меня.

Что случилось?

Что случилось?!

Я вспоминаю всю картину так четко, как будто она произошла вчера, будто она происходит сейчас, а я наблюдаю все со стороны, как при просмотре фильма. Это был самый болезненный для меня вечер и самый решающий. И моя кожа покрывается мурашками, когда я уплываю в воспоминание, которое мечтала бы запереть подальше в сознании.

Я захожу в ненавистную квартиру, которая раньше была мне домом. Нам всем домом. Кто бы мог подумать, что мне будет так страшно. Поджилки трясутся, а сердце прерывисто трепещет, как птаха; ноги сами собой заплетаются, словно норовят лишний раз устроить шум. Я должна быть аккуратной.

Разувшись, я мягко ступаю по линолеуму, на ходу вешая шарф и куртку в шкафчик. Ныряю в свои любимые мягкие тапочки. Свою школьную сумку я повесила на ручку двери, ведущую в мою комнату.

Тихо. Подозрительно тихо.

— Мам, я пришла, — тихонько говорю я, надеясь, что отец не услышит. А если даже и услышит, я ещё надеюсь, что сегодня всё обойдётся. Откуда-то послышался звенящий звук бутылок.

Захожу на кухню и вижу, как отец в беспамятстве снова лижет пустую бутылку. Моё сердце сжалось, и меня наполнило чувство омерзения к этому существу, которого я гордо именую своим папой. Быстрым шагом подхожу к холодильнику и обнаруживаю, что там осталась только одна бутылка пива. Но вчера вечером, когда я не успела избавиться от алкоголя, в нём стояло не менее пяти-шести стеклянных банок, я точно уверена! Со звоном ставлю её на тумбочку, но отец не реагирует, он отчаянно пытается вылизать хоть еще кроху напитка из пустой бутылки. Беру ближайшую глубокую миску, набираю в неё ледяной воды и выливаю её на голову отцу. Быть может, это приведёт его в чувство? Он начинает орать, хрипя и судорожно разводя руками по сторонам:

— Какого хрена! — заходится в новом крике он. Протирая глаза от воды, он пытался разглядеть, что же произошло. Но я решила облегчить его задачу.

— Добрый день, папочка, — слащавым голосом произношу я.

Я даже не ожидала от себя, что могу так сказать. Но я могу. Собери все силы в кулак, Эмили, и попробуй его образумить, разозли его, пусть он почувствует себя на твоём месте. Чувство отвращения все выше поднималось по пищеводу.

Отец поднимает голову и видит бутылку, стоящую рядом со мной. Его глаза округляются, как если бы он увидел огромную гору драгоценностей. По его лицу со слипшихся прядей волос стекает вода, заливая глаза.

— А-а-а! — Рычит он, стараясь вновь вернуть себе ясность зрения, а затем умоляющим голосом говорит. — Эмили, детка, подай мне, пожалуйста, бутылочку.

— Эту? — Я беру в руки пиво и кручу ею прямо перед носом отца.

— Да-да, дай мне её, малышка. — Отец протягивает руки, всё ещё не имея сил встать. Это меня немного позабавило, от чего я резко храбрею.

Отхожу как можно дальше от отца и делаю вид, что протягиваю бутылку. Он тянет свои ручонки к этому, по его мнению, напитку богов, а на лице у него благоговейное выражение.

Тошнота уже встала комком мне в горло. Какой же он мерзкий! Он — мой отец, с черными волосами, на которых уже виднелась проседь. Немытый, в одежде, которая вся пропиталась и пропахла блевотиной, с жутким перегаром во рту, который слышно сразу же, как входишь в дом, с засаленными волосами и с глазами, полными ярости по отношению ко мне.

Я, мол, подношу бутылку алкоголя к нему всё ближе, хотя я просто её отпустила. Она ударилась об кафель и разбилась вдребезги. Волна прохладного напитка залила мои тапки, к ногам приплыли и стеклянные осколки. Какая жалость.

— Ой, — наигранно произношу я, не сумев сдержать нотки сарказма в голосе, что, скорее всего, заметил отец.

— Ах ты, мерзкая дрянь! — кричит он и старается подняться с пола на шатающихся ногах.

В этот момент я слышу, как захлопывается входная дверь, в квартиру вбегает мать и говорит мне что-то, мол, что я сделала, подбегает к отцу. Она тоже меня ненавидит. Это понятно по взгляду, что мама бросает на меня: очередное «Во всех бедах виновата только ты». Но разве я виновата, что осталась жива? Хотя да, думаю, виновата. Если бы я ушла вместе с ним, то ничего, что случилось после, не произошло бы. И я бы не терпела всё это.

Весь плюс последних месяцев, что мама потихоньку, но начала приходить в себя. Она стала выходить из дома, стала разговаривать и что-то делать, а не замыкаться в себе и плевать на все с высокой башни. Хотя ей всё ещё всё равно на меня, она меня игнорирует и совершенно не замечает — только если в критических ситуациях, как сейчас, например.

— Филлип! — Кричит мама, пытаясь угомонить отца. Она встает перед ним, обнимая за плечи и тряся его. — Зачем ты его злишь? — обращается она ко мне.

— А затем, что не ему одному плохо! — Выкрикиваю. — Мы еле-еле сводим концы с концами, а он тратит все заработанные нами деньги на выпивку! — Плююсь я словами. — А ты, ты ему всё позволяешь!

— Он просто не может пережить это, —  говорит мне мама. И снова этот укоризненный взгляд. А я могу пережить это? Вы все думаете о себе, а как же я! В отличие ото всех я была там, когда всё произошло!

Отец отшвыривает её подальше, но несильно, — копит силы на меня —  и идет ко мне. Ну вот, снова началось. Он весь покраснел, глаза стали кровавого цвета — лопнули капилляры, в них виднелся тот самый огонёк безумия, что пугал меня все эти годы. Но сейчас я не боюсь. Если он меня прикончит, то пусть так. Я не хочу жить в мире, полном боли.

— Это ты, ты во всем виновата, тупая девчонка! — Изо рта у него течет слюна, которая летит в стороны, когда отец что-то говорит. Он в ярости.

— Да-а! Я виновата. Я виновата в том, что я — девчонка. Я виновата в том, что была с ним тогда. Виновата в его смерти. Виновата в том, что я — не Том. Ты это хотел сказать, папочка? — Заливаясь слезами ярости, кричу на него. В моей груди всё разрывается от боли. Если бы была возможность, то отец предпочел бы ещё одной дочери второго сына. Если бы можно было, он бы поменял местами меня и Тома, а я бы была не против — уж лучше, чем видеть, как отец, который раньше любил тебя, превращается в монстра, жаждущего твоей смерти.

— И ты виновата в том, что вместо тебя умер мой сын, — произнес отец.

На меня накатило отчаяние. Боль. Она накрыла меня с головой. Из глаз покатились слезы. Такого я не ожидала. Я думала, что он вновь скажет, что я виновата в аварии, что я не такая идеальная, как мой старший брат, и не такая умная, что да, возможно, это я виновата в смерти Томаса. Но я даже не подозревала о том, что он думал, что это я изначально должна была умереть.

— Знаешь что… — начинаю я. И скрепя сердце произношу вторую часть своих мыслей:  — Ты мне больше не отец.