— А что хуже, тайфун или моретрясение? — сдав очередную партию, спросил я у капитана 1 ранга. Мне вспомнилось, что пару лет назад на Япснию и наши Курилы обрушилось и это грозное стихийное бедствие.
— Разные вещи. Грубо говоря, тайфун — штука ясная. Сами теперь убедились, что заранее бывает известно, откуда идет тайфун, где и когда вам его следует, ждать. С моретрясением дело посложнее. Правда, такие беды, как тайфун, оно редко приносит, но предсказать его трудно.
Самсонов легонько постучал карандашом по лежащей на столе карте:
— Вам известно, конечно, что наша Курильская гряда — одно из звеньев знаменитого вулканического кольца, которое опоясывает Тихий океан по так называемому разлому земной коры. Здесь вот,— снова постучал он по карте,— как раз в соседстве с Курилами, находится самая глубоководная впадина в мире: одиннадцать километров с лишком! Эверест потонет с макушкой...
— Ничего себе «разломчик»!
— Так вот, представьте себе, что где-то далеко от берега в результате подводного землетрясения произошло резкое, стремительное изменение рельефа морского дна. Поднялось оно, скажем, или опустилось,— значит, тотчас же поднялась или опустилась в этом районе и вся толща воды.
— И во все стороны пойдут волны?
— Какие? Как пойдут? Обычная, поднятая ветром волна — не что иное, как колебание верхнего слоя воды. Во время же моретрясения колеблется именно вся толща воды, от дна океана до поверхности. Вся. В волнение приходят колоссальные водяные массы, в тысячу... какое там — в десятки тысяч раз больше, чем в штормовом слое.
— Что же делается с кораблями? Переворачивайся вверх килем?
— Даже не покачнутся. Будете, стоять на палубе и не заметите, что под кораблем прокатилась цунами: глубины огромные, и вместе с толщей воды поднимется и ваше судно. Цунами — это по-японски. В переводе — большая волна в заливе. В названии и разгадка: чем ближе к берегу, чем мельче, тем все больше и больше волны. Особенно стремительно нарастают цунами в узкостях: заливах, бухтах, проливах. Тут-то они и обрушиваются на берег гигантскими крутыми валами...
— Как в хороший шторм?
— Куда шторму! Штормовая волна редко бывает выше пятнадцати, от силы двадцати метров, а в моретрясение на берег накатываются волны метров в сорок, а то и во все пятьдесят.
— И часто бывают такие цунами?
— Часто не часто, а бывают. В сорок шестом году, к примеру, катастрофа постигла несколько японских островов. Цунами снесли тогда все прибрежные постройки в заливе к югу от Осаки. А в апреле пятьдесят второго года цунами произвели опустошительные разрушения у берегов Северной Америки — на Аляске, на Алеутах, в Калифорнии — и докатились до Гонолулу и Оаху на Гавайях. Ну и, как вы знаете, Камчатку с нашими Курилами цунами тоже не забывают. Не так давно, да к тому же ночью, они обрушились и на остров Н. У капитана третьего ранга Николая Баулина, к которому вы едете, тогда погибла жена Ольга Захаровна. Вот ведь как в жизни случается — блокаду в Ленинграде перенесла, медсестрой на фронте, на самой передовой, была, а тут... Самсонов помолчал.
— По-старому говоря, я был их сватом — познакомил Николая с Ольгой.
— Вы были во время моретрясения на Н.?
— Служить-то я служил на Н., но в это самое время находился в командировке на материке... Алексей Кирьянов тогда отличился. Старшина первой статьи. Вот о ком надо писать! Самого Кирьянова вы вряд ли на острове застанете,— наверное, уже демобилизовался. Баулин расскажет. Интересный человек этот Кирьянов, так прямо в книгу и просится.
— Чем же?
— С характером... Мне-то о нем рассказывать трудно — не все в подробностях знаю, да и не совсем удобно: я в некотором смысле перед ним не то чтобы виноват, но вроде...
А цунами нужно научиться предсказывать,— продолжал он.— Для этого сейсмические станции несут теперь круглосуточную вахту и в Южно-Сахалинске, и в Петропавловеке-Камчатском, и в Курильске. Курилы нам не послезавтра —сегодня осваивать. Богатейшие острова, одной рыбы сколько! Народу каждый год прибывает тысячи. Сами видели — старые кузнецы из Сормова и те сюда подались.
Петрович оказался легок на помине: не успели мы с Самсоновым сделать и десяти ходов, как он без стука вбежал в каюту. Не вошел, а именно вбежал.
— Вот они где! Опять в шахи и маты балуются,— обрушился на нас старый кузнец.— Пошли в кубрик! «Последние известия» передают. Насчет тайфуна...
В кубрике было тесно, но тихо. Пассажиры и. свободные от вахты матросы сумрачно смотрели: в круг приемника.
«...Наибольший ущерб причинен Японии,— сообщало радио.— Миллион человек остался без крова, пострадало двести тысяч семей. По предварительным данным, погибло три тысячи шестьсот человек. Ранено тринадцать тысяч и пропал» без вести тысяча семьсот двадцать человек. В прибрежных районах снесено волнами несколько поселков. Затонуло пятьдесят кораблей, триста сорок два судна выброшено на камни...»
Мы молча поднялись на палубу.
— Эх, сообща бы всем миром взяться,— сказал вдруг Петрович,— сколько делов бы хороших натворил человек! Можно Берингов пролив перегородить. Арктику отеплить, голода на всей земле никто бы не знал. Глядишь, и тайфуны люди научились бы укрощать.
— Разве мы против! — отозвался Самсонов.
— История известная,— Петрович нахмурился.— Какого рожна, к примеру, они тут крутятся, будто у себя дома?
Он кивнул вслед американским бомбардировщикам, по нескольку раз на день кружившим над стоящими в порту кораблями.
...Спустя двое суток после того, как «Даль-строй» покинул наконец-то Отару, на горизонте возникли Курильские острова. Погода прояснилась, утихла, и все пассажиры высыпали на палубу. Словно и не было страшных дней тайфуна, словно и не было недавней опасности и тревог...
Приветственно прогудела идущая встречь нам флотилия «Алеут» — китобои возвращались во Владивосток с летнего промысла. «Дальстрой» отозвался «Алеуту» протяжным басовым гудком.
Петрович посмотрел за корму, сказал с явной грустью:
— А наше Сормово загудит только часиков через семь, не раньше.
И тут же приосанился, повторил гордо:
— Через семь часов! Это ж надо понять! Масштабы!..
В утренней ясности, расцвеченный красками осени, щедро облитый солнцем, все выше и выше поднимался из сине-зеленой воды остров К. Впереди, за проливом, начинался безбрежный водный простор.
— Вот он, значит, каков есть, океан!— сказал Петрович.— Из-за этого самого Тихого меня сюда, за тысячи верст, и кинуло.
— Горбушей нашей либо бурями интересуетесь? — усмехнулся стоявший рядом рыбак.
— У нас на Волге своя рыба не хуже здешней,— добродушно сказал старый кузнец,— а к штормам-тайфунам вовсе интереса нет. Это уж пусть природные моряки себя бурями тешат, у нас другая забота.
— Какая ж?
— А такая, что тут граница.
— Граница вокруг всего Союза проходит.
— А тут, я считаю, самая важная! — загорячился Петрович.— Америка в соседстве.
— Так-то оно так,— согласился собеседник,— да вот яблоньки на Курилах не вырастишь.
— Яблоньки... Где, парень, яблонек не выращивали? Вырастут. Руки приложить, похозяйствовать — все будет.
— У вас сын-то кем здесь? Не пограничник ли? — спросил Самсонов.
Петрович ответил не сразу.
— У нас с Матвеевной и старший, Иван, на границе служил. В сорок первом. В Белоруссии.
— Погиб?
— Да. И невестка с внучком погибли. Бомба прямиком в заставу угодила...
«И на Тихом океане свой мы начали поход...»— пели курские и полтавские комсомольцы.