Окна его кабинета выходили на задний двор и типографию, откуда даже через двойные пластиковые рамы доносилось мерное гудение печатных машин. Но клочок двора все равно искрился снежными иглами под ледяным солнцем. Из труб вентиляции на крыше поднимались шапки пара.

Оставалось еще одно: разделаться с только что присланной рукописью, и Дима машинально, думая одновременно о названии статьи, морозе и Наде, ножницами вскрыл конверт. Ухватив двумя пальцами, вытащил из него содержимое. Что за чертовщина!

В письме оказались сложенные газетные листы формата А2. Газету Полуянов моментально узнал по верстке: не что иное, как его родные «Молодежные вести». Дима, в поисках хоть какого-нибудь внятного содержимого, отбросил первую газету, вторую, третью… А вот дальше… Когда он рассмотрел предмет, лежавший в специально вырезанном для него углублении на газетном листе, ему стало дурно.

Потому что в лужице черной крови, пропитавшей вокруг газетный лист, лежал обрубок человеческого пальца. Судя по маленьким размерам – то был мизинец. А аккуратный маникюр свидетельствовал, что мизинец когда-то принадлежал женщине.

Через три минуты Полуянов стоял внизу перед охранником.

– Скажите, а кто мне передал эту рукопись?

– Не знаю, Димуля, не я вчера дежурил. А что там, бомба?

– Почему бомба?

– На тебе лица нет.

Страшную находку журналист положил в сейф. Железный монстр застоялся в его кабинетике еще с советских времен (когда-то тут обретался секретарь партбюро редакции газеты, называвшейся в те времена «Комсомольскими вестями»). Дима аккуратно сложил в несгораемый ящик все, что связано с диким посланием. Сначала – две газеты с лежащим внутри их обрубком пальца. Сверху – прочую макулатуру и, наконец, сам конверт. Его Дима брал за ребра: может, на нем сохранились отпечатки пальцев отправителя? Хотя по меньшей мере два человека – он сам и охранник – уже хватали конверт со всех сторон без всякой осторожности.

И вот теперь журналист выспрашивал у дежурного о происхождении посылки. Он пытался успокоиться, но, видать, это плохо ему удавалось: даже страж заметил, что на нем лица нет.

– Бомба? – Дима постарался быть развязным. – В каком-то смысле, в журналистском, – да, бомба. То есть сенсация. А кто вчера на вахте стоял? Или когда там пакет принесли?

– Вчера Матвеич дежурил. Так что ты у него выспрашивай.

– Вы уверены, что пакет принесли именно вчера? А не раньше?

– Вчера, Димуля, точно. Мне и Матвеич сегодня утром на пересменке сказал: вот, вечером Полуянову мужик какой-то рукопись притащил. Не забудь, типа, передать. Да что там, в пакете-то?

– Не могу сказать. Редакционная тайна. А то «Комсомолец» сенсацию упрет. А у вас телефончик Матвеича есть?

– Конечно.

– А где он живет, часом, не знаете?

– Кажется, где-то в Бескудникове. Да только ты его сейчас не застанешь. Он на рыбалку собирался.

– Что за люди ненормальные!.. Охота им яйца морозить!.. Ну давайте хоть телефон его. Позвоню ему вечерком. Будем надеяться, что ваш Матвеич под лед не провалится. Как его полное имя-отчество?

В свой кабинет Дима поднялся, разжившись телефоном вчерашнего охранника: Иван Матвеевич Сахаров, 462-… Судя по первым цифрам номера, Иван Матвеевич действительно жил в Бескудникове. Значит, пока конверт с чудовищным грузом достиг Полуянова, он побывал в руках как минимум двух человек – двух редакционных церберов.

Дима набрал номер вчерашнего стража. Длинные гудки были Полуянову ответом. Видно, как и предсказывал его товарищ по работе, Матвеич в свой законный выходной пробавляется подледной рыбалкой. Вот ненормальный!.. Тогда журналист достал визитницу, перелистал ее и нашел телефон, к которому он еще ни разу не прибегал с тех пор, как они с Надеждой вели расследование по делу о смерти своих матерей. [3] Набрал номер.

– Майор Савельев, – немедленно бодро откликнулась трубка.

Это было большой удачей. За пять лет, прошедшие с тех пор, как Полуянов встречался со старшим оперуполномоченным, тот мог оказаться где угодно: в другом округе, в отставке, в Чечне, на Лубянке… А Савельев – ура! – сидел по тому же самому телефону, да еще и в звании был повышен на одну ступень. Редкая удача, что Дима его нашел, да еще с ходу.

– Поздравляю вас, товарищ майор, с новой, большой звездочкой.

– Кто говорит? – Голос опера звучал жестко.

– Корреспондент «Молодежных вестей» Дмитрий Полуянов. Помните такого?

– Тебя забудешь, – проворчал Савельев. Тон его стал чуть любезней.

– У меня к тебе, майор, дело есть: очень важное, срочное и конфиденциальное. Можем повидаться?

– У тебя что, горит?

– Очень горит.

– Тогда дуй ко мне прямо сейчас. Минут пятнадцать тебе хватит? А то в семнадцать ноль-ноль я убываю.

– Понял. Лечу к тебе, майор, мухой. Закажи пропуск.

Савельев на другом конце провода усмехнулся:

– А у нас в УВД вход свободный. Вот выход – нет.

Полуянов понял, что дурака свалял, когда поехал с вокзала не домой, а прямо в редакцию. Отписаться ему, видишь ли, не терпелось. Сейчас «Королла» его стоит, заметенная, на платной стоянке у дома на Краснодарской улице – да и аккумулятор у нее наверняка сел от мороза. Зато в руках ему теперь приходится таскать командировочную сумку. И ехать к Савельеву в его Первое Северное УВД на метро надо восемь остановок с пересадкой. А в багаже рядом с грязными футболками и подарком Наде – коробочкой с питерской фарфоровой чашкой – страшный груз: завернутый в черный полиэтилен палец на газетной подложке. А если Диму по пути мент какой остановит? Попросит показать содержимое сумки? Вот и этот сержант на выходе из подземного перехода как-то подозрительно на него посмотрел… Ф-фу, отставить паранойю: сроду никакие мильтоны Полуянова не обыскивали, даже документы не просили предъявить. Сказывалась внешность, совсем не тянущая на «лицо кавказской национальности». Почему менты вдруг заинтересуются им сейчас? Или они могут заметить Димину нервозность? Поди потом объясняйся, что отрубленный женский мизинец ему передали под видом рукописи…

Когда Полуянов добрался до станции «Водный стадион», время приближалось к четырем. Надя уже выходит с работы домой. Но думать о ней сейчас некогда, все мысли – как бы не упустить Савельева. Дима, как вышел из метро, позвонил майору по сотовому. Тот буркнул:

– Ну, сколько тебя можно ждать?!

– Еще три минуты! – заверил Полуянов и бросился ловить машину, чтобы домчаться до УВД.

Самое главное: точно определить объекты.

Затем вычислить в каждом случае направление основного удара.

И нанести его всем. Если не одновременно – он не может один разорваться на три части, – то в самый короткий временной промежуток.

На столе были разложены фотографии. Сделанные исподтишка мощным телеобъективом, они в точности свидетельствовали, кто для них, для каждого из троих, является болевой точкой.

Потому что самая болевая точка – это любовь.

А любовь – это чувство, которое сложнее всего скрыть.

Особенно когда люди не считают нужным ее скрывать.

Юля прокричала последний раз и откинулась на спинку коляски. Взъерошила волосы Ваньки и оттолкнула его от своих бедер.

– Молодец, – выдохнула она с прикрытыми глазами. – Какой же ты суперлюбовник!

Она сказала это не только потому, что в ту минуту искренне так думала, но и потому, что он ждал от нее этих слов. Не открывая глаз, она почувствовала, что он расплылся в улыбке. Иван поднялся с колен и нежно поцеловал ее в губы.

– Принеси мне воды, – попросила она. – Пожалуйста.

Ванечка покорно потащился на кухню, а она подъехала на своей коляске к окну. Они не задергивали штор, и когда она открыла глаза, перед ней предстала величественная панорама Поклонной горы и Кутузовского проспекта с сотнями спешащих машин.