Эней, желая, ввиду столь грозной войны, привлечь к себе сердца аборигенов, назвал оба народа латинами, для того чтобы все имели не только одни законы, но и одно имя. И с тех пор аборигены не уступали троянцам в усердии и преданности царю Энею. Надеясь на мужество двух народов, со дня на день более и более сближавшихся друг с другом, Эней вывел войска в поле, хотя слава могущества Этрурии разнеслась не только по земле, но и по морю, вдоль всей Италии – от Альп до Сицилийского пролива, и хотя он имел возможность защищаться в стенах. Последовавшее сражение было удачно для латинов, а для Энея оно было и последним подвигом. Погребен он у реки Нумик; как подобает именовать Энея, я не знаю, зовут же его Юпитером Родоначальником [3].

3. Сын Энея, Асканий, не достиг еще того возраста, чтобы вступить во власть, но царство осталось нетронутым, пока он не возмужал; латинское государство, царство его деда и отца, охраняемое женщиной, уцелело; такой способной женщиной была Лавиния! Я не стану спорить (да и кто решится говорить с полной уверенностью о столь древнем событии!), был ли это тот Асканий или другой, старший, родившийся от Креусы еще во время существования Илиона, сопровождавший отца в бегстве, – словом, тот, которого под именем Юла род Юлиев считает своим родоначальником [4]. Этот-то Асканий – все равно, где и от какой бы матери он ни родился (во всяком случае достоверно, что он был сыном Энея), – вследствие избытка в населении оставил цветущий по тому времени город матери (или мачехи), а сам основал у подошвы Альбанской горы новый город, который назвал Альбой Лонгой, так как он тянулся вдоль горного хребта [5]. Между основанием Лавиния и выведением колонии [6] в Альбу Лонгу прошло почти тридцать лет, тем не менее могущество государства, особенно после поражения этрусков, возросло до того, что ни после смерти Энея, ни во время управления женщины, ни даже в первые годы царствования юноши ни Мезенций с этрусками, ни другие какие соседи не рискнули поднять оружия. По мирному договору границей между этрусками и латинами стала река Альбула, именуемая теперь Тибром.

Затем царствовал сын Аскания Сильвий [7], по какому-то случаю родившийся в лесу. У него был сын Эней Сильвий, а у того – Латин Сильвий. Он вывел несколько колоний, которые получили название «Древние латины». Затем за всеми царями Альбы осталось прозвище Сильвиев. У Латина был сын Альба, у Альбы – Атис, у Атиса – Капис, у Каписа – Капет, у Капета – Тиберин, который утонул, переплывая Альбулу, получившую от того славное впоследствии имя Тибр, затем царствовал Агриппа, сын Тиберина, после Ариппы – Ромул Сильвий, принявший власть от отца; он поражен был ударом молнии; ему непосредственно наследовал Авентин; тот был погребен на холме, получившем от него имя и составляющем ныне часть Рима, затем царствовал Прока. У него были сыновья Нумитор и Амулий. Старинное царство Сильвиев завещано было Нумитору как старшему сыну. Но сила оказалась выше воли отца и права старшинства: прогнав брата, воцарился Амулий; к одному злодеянию он присоединил другое, умертвив сына брата; дочь же брата, Рею Сильвию, он лишил надежды на потомство, сделав ее под видом почести весталкой и обязав, таким образом, вечно оставаться девой.

4. Но, я полагаю, столь сильный город и государство, уступающее лишь могуществу богов, обязано было своим возникновением соизволению судьбы. Когда изнасилованная весталка родила близнецов, то она объявила отцом этого безвестного потомства Марса или потому, что верила в это, или потому, что считала более почетным выставить бога виновником своего преступления. Однако ни боги, ни люди не в силах были защитить ее и детей от жестокости царя [8]: жрица в оковах была брошена в тюрьму, а детей приказано было выбросить в реку. Но по воле рока Тибр выступил из берегов и образовал болота, так что нигде нельзя было подойти к настоящему руслу его; вместе с тем посланные надеялись, что дети потонут хоть и в стоячей воде. Итак, считая себя исполнившими повеление царя, они бросили детей в ближайшую лужу, где теперь находится Руминальская смоковница [9] (говорят, что она называлась Ромуловой). В тех местах был тогда обширный пустырь. Существует предание, что, когда плавающее корыто, в котором были выброшены мальчики, после спада воды осталось на сухом месте, жаждущая волчица, шедшая из окрестных гор, направилась на плач детей. Она с такой кротостью припала к ним и кормила их грудью, что главный царский пастух, называвшийся, по преданию, Фавстулом, нашел ее лижущей детей. Последний принес их домой и отдал на воспитание жене своей Ларенции. Некоторые полагают, что Ларенция за распутство называлась среди пастухов lupa, и это послужило основанием удивительной сказки [10]. Так родились они и так воспитались; когда же подросли, то, не оставаясь без дела в хижине пастуха или около стад, они, охотясь, бродили по лесам. Укрепившись среди таких занятий телом и духом, они не только преследовали зверей, но и нападали на разбойников, обремененных добычей, делили награбленное между пастухами и с этой со дня на день увеличивавшейся дружиной занимались и делом, и шутками.

5. Уже в то время существовало, по преданию, совершаемое и ныне празднество Луперкалий [11] на горе Палатинской, называвшейся сперва от имени аркадского города Паллантия [12] Паллантейской, а потом Палатинской. Там Евандр, родом аркадянин, много лет раньше живший в тех местах, установил взятое из Аркадии празднество, состоявшее в том, что нагие юноши [13] бегали, сопровождая шутками и весельем поклонение Пану Ликейскому [14], переименованному впоследствии римлянами в Инуя. Этот праздник стал известным; и вот, когда они предавались играм, разбойники, раздраженные потерей добычи, устроили им засаду; Ромул отбился, а Рема они захватили, немедленно представили царю Амулию и сами же еще стали обвинять его. Главное обвинение состояло в том, что братья нападают на поля Нумитора и с шайкой юношей угоняют оттуда скот, точно неприятели. Вследствие этого Рем был передан Нумитору для наказания.

Уже с самого начала Фавстул подозревал, что у него воспитываются царские дети; он знал, что они выброшены по повелению царя; совпадало и время, когда он нашел их; но, не уверившись окончательно, он не хотел открывать этого, разве выпадет случай или принудит необходимость. Необходимость явилась раньше. И вот под влиянием страха он открывает все Ромулу. Случайно и Нумитор, содержа под стражей Рема и слыша о братьях-близнецах, вспомнил о внуках, сопоставляя их возраст и характер пленника, вовсе не похожего на раба. Путем расспросов он пришел к тому же результату и почти признал Рема. Таким образом, царю со всех сторон куются козни. Ромул, не считая возможным действовать открытой силой, нападает на царя не с шайкой юношей, а приказав каждому пастуху своей дорогой явиться к определенному времени около дворца, со стороны же жилища Нумитора является на помощь Рем, приготовив другой отряд. Так они убивают царя.

6. Нумитор в начале суматохи, заявляя, что неприятели вторглись в город и напали на дворец, отозвал альбанскую молодежь для защиты крепости; когда же увидел, что братья, умертвив царя, идут к нему с приветствием, тотчас созывает собрание, выставляет на вид преступление брата против него, указывает на происхождение внуков – как они родились, как воспитались, как были узнаны, затем – как был убит тиран и объявляет, что он виновник этого. Юноши, стройно выступив на средину собрания, приветствовали деда царем, а последовавшие единодушные восклицания толпы закрепили за ним царское имя и власть.